Подарить тебе Китай
Я тебе хотела подарить
узенькие улочки Пекина,
тонкие изогнутые спины
пагод и ночные фонари –
красное подрагиванье крыш
(как они со здешними несхожи!);
липнущие к нашей пыльной коже
взгляды голозадой детворы;
каменные фанзочки-дома
с жизнью их размеренно неспешной;
уличных бесчисленных кафешек
в воздухе висящий аромат.
Я тебя хотела научить
таинству спокойствия Востока;
мудрости задумчиво глубокой;
магии сандаловой свечи;
в образах Ван Вэя и Ли Бо
музыке и живописи речи.
Мне и поделиться больше нечем,
только…
Разве это про любовь?..
Si vis… (чернокнижное)
напророчу семь бед на век
свой, раз черный опять в фаворе –
по линялой дневной канве
крест проляжет багрово-черен.
напророчу себе буран,
раз зима обнищала белым,
чтобы рвался в квадраты рам,
разбиваясь в «кружки и стрелы».
а когда подойду впритык
к самой острой из кромок ночи –
оступлюсь вдруг. и станешь ты
самым сбывшимся из пророчеств.
Отчаянное
принцессой безымянной по балам
заездить заколдованную тыкву
от семечек до корочки. привыкнуть
к чужому платью, туфелькам, а там…
полшага до расплывчатой черты.
прощай, девчонка. сказочная небыль
отснилась навсегда. сырое небо
смывает воспаляющийся стыд
и память в кожу въевшейся золы.
пшеничные и маковые зерна
забыты в замешательстве на черных
щербатых досках.
буйствуют балы.
домой, домой… он светел, чист и тих,
и горд своим имуществом убогим.
до крови в хрустале истерты ноги,
но замерли часы – на «без пяти»…
…
и кто заметит в давящих объятьях
упругой тьмы, над городом разлитой,
под золушкиным выдуманным платьем
распухшее колено Маргариты.
Позволено всё
Научи меня жить. Научи меня плавать и плакать.
Научи быть счастливой короткий дозволенный срок.
Семиотику чувств – бессистемность непонятых знаков –
распиши мне по главам. Горячий вишневый пирог
разломи пополам, обожгись о начинку губами,
разозлись и беги. И опять убежать не сумев,
подойди еще ближе. Чужую ревнивую память
отпусти со скворцами навстречу обратной зиме.
Не прощайся. Не бойся. Послушный испуганный ветер
пожелтевше-вчерашние сны из-под ног унесет.
Я желаю тебя… больше, чем… ты еще не заметил.
Мне по роли шута невозможно позволено всё.
Забывально-вспоминальная записка
о чем писать, раз нечему болеть?
отлюбленное больше не тревожит,
лишь изредка напомнит легкой дрожью
о… Боже мой, ты помнишь, в феврале
мы вместе … (или это не с тобой?)
по пятницам … (а может быть, субботам?)
…кораблики пускает в небе кто-то,
над куполом цепляясь за собор.
Архангел. колоколенка. пустырь.
двенадцать лет. старательный набросок.
все было упоительно и просто
(в карандаше).
…нет, это был не ты.
и скоро заметелится февраль,
совсем иной, новехонький, хрустящий,
в ложбинку между мной и настоящим
уляжется, навьюжит серебра:
иди мол, возвращайся! ну куда ж
ты, глупая…
Архангел. колокольня.
зачем писать, когда и так не больно.
послушный лист. набросок. карандаш.
…Снег…
Звучало Имя. Громко. Всуе.
Со всех сторон. Который год
Дорога к Храму напрямую
вела неотвратимо «от».
Болело звоном колокольным
(а чаще – молча) изнутри,
холодной змейкой где-то в горле
сжимая кольца. Фонари
горели. Ни любить, ни верить,
казалось, смысла нет. И сил.
Летели ангельские перья
на город. Город просто жил.
И таял. Длительные зимы –
неизлечимая болезнь.
Вела Дорога К Храму – мимо.
Редели перья на крыле.
Одна мечта: за край. И падать.
Бесследно. В никуда. В нигде.
Вот он! Дрожащий, звонкий – рядом!
Срыва... И...
...Утро. Новый день.
Устало небо в серый мрамор
оделось. Город вдруг умолк.
И падал снег на крышу храма.
И слезы – на церковный пол...
А вдруг одиночество...
А вдруг одиночество неизлечимо?..
...Имбирная стружка на ягодах сладких.
Плюс два... Минус пять... Овощные палатки
бананами дерзко желтеют всю зиму.
И кажется, всё по сто раз побывало:
до нас, и вокруг, и, конечно же, с нами,
мы, может быть, просто об этом не знаем.
И гроздь винограда на блюдечке алом,
и чай недопитый в дурмане ванили,
пол-ложки салата, на мойке пиала...
Мне так неприлично тебя не хватало,
пока мы кого-то другого любили.
Всё буднично верно. Зима – не причина
бессонницы, только предлог, или повод
болеть (а еще – заниматься...) любовью.
Но...
вдруг одиночество – неизлечимо?..
Звукопись по льду
Твой город слишком мал для наших игр,
корсетом гор
затянут. Ночь – по двое – влажным пледом – обычный спорт.
«Он мертв и пуст, а может, слишком мудр,
чтоб в эту дурь
играть всерьез», подумается. После: «Сама уйду...»
Ты там живешь без дочери и сына,
я здесь – без сна.
Все будет как всегда: сначала больно, потом – весна.
И так пойдет: в цветном песке от стекол –
до глаз и скул,
растает, растворится. Даже слезы – лишь дань песку.
И, в общем, что за след от этой боли –
слепящий блик.
Твой город слишком мал для наших игр. …А мой – велик.
А завтра…
а завтра – дождь…
а завтра зонт
сломает спицу.
обычный дождь. и будет он
блестеть и биться
в стекло, и дворники – раз-два –
напра- налево.
и изрыгнет еще Москва
из дышла-чрева
огни, машины, фонари,
и люд и нелюдь.
и ночь, сбиваясь, – раз-два-три, –
возьмется мерить
ковры бульваров на шаги
насквозь влюбленных,
на память – россыпи могил
и старых пленок,
и одиночеств – на дома –
сырую вату.
…и я опять сойду (с ума)
на нет,
когда ты…
……
Возраст Тоски
как-то всё… хорошо.
побывал. повидал. отхлебнул.
прикоснулся. устал. устаканился. выдохнул. принял
сорок капель. до дна. (…беглый луч задрожал в паутине
и пропал…) закурил. погасил. отвернулся к окну.
всё как будто бы есть (…за стеклом муравьится народ…
вспомнил дочку… и сына… отца… вспышка – образ кого-то…)
– что-то вроде любви: к утомленной жене – по субботам,
по средам – к этой девочке, что так отчетливо ждет
и зачем-то не гонит, не требует. стало быть – пусть,
почему бы и нет, ни прибудет уже, ни убудет.
(…сколько вычурных сказок «на жизнь» хлопотливые люди
отложили когда-то и жадно зубрят наизусть
по ролям…) угол комнаты. кресло. вечерний диван.
пара книг недочитанных, полки – нетронуто ждущих
быть открытыми (после… когда-нибудь…только вот…). глуше
отражения в сердце, темнее и тише слова
из разорванных строк. незаконченно вечен эскиз
перемен (отдохнуть бы…). привычный удушливый морок.
это тонкое чувство вошло в пубертатную пору,
кукушонок над стрелками меряет Возраст Тоски.
Ангел нелюбви или…
привычка к нелюбви. задернутые окна.
затянутые сны в корсетах черных штор.
оранжевый рожок луны на убыль вогнут.
таинственная блажь из сказки ни про что.
да нам ли верить в них! научены. большие.
когда-то все пройдет. под утро. а пока…
в предчувствии, что вновь отчаянно сфальшивит
во всех своих словах последняя строка,
искать прохладой губ ту точку на плече и
лениво наблюдать, потягиваясь всласть,
как ангел во плоти с полотен Боттичелли
натягивает лук и щурит третий глаз.
Почти
жили бы вместе. кормили усталых рыбок.
круглый аквариум был бы усладой глазу.
днем невозможно чужие друг другу, мы бы
ночью ходили путями сакральных сказов
в поисках смысла (не жизни – зачем нам!) боли.
в омут с разбега на выдохе много проще.
мягко врывались под кожу почти любовью.
знали друг друга почти наизусть на ощупь.
ты бы не помнил ни горе мое, ни имя.
я бы искала в тебе отголоски теплых
солнечных дней. но… мы дышим. и тает иней
на без конца замерзающих темных стеклах.
Лезвие
Станет ребром лезвие-крик – в ладонь.
Стану тебя нежить-баюкать – спи!
Знать бы, каким был наш октябрь до
порванных строк и разведенных спин.
Взгляд за окно. Между домами – клок
сонных берез, кроны изъела ржа.
Если бы ты только увидеть мог
этот огонь… Жарко... «Бежать… Бежать!»
Ветра рывок… Дрогнув, сдержать удар.
Долго смотреть блудному «вместе» вслед.
И, пережив вечное «ни-ког-да»,
приобрести тысячу лишних лет.
... Момента близости
Взгляни, не бойся. Видишь этот след?
Цветок заката
ало
рваной раной
расцвел на мутном треснувшем стекле.
Седое блюдо неба, из кармана
пуховой куртки высвободив край,
устало бредит солнцем.
Оставайся.
Захочешь, будешь вечность – до утра –
играть на лютне чопорные вальсы.
А я – тебя тревожить изнутри,
чуть тронув струны трепетного циня.
Последний, четко выписанный штрих
к упругости сливающихся линий –
и хрупкий свиток (..стала чуть бледней..)
закончен. Каллиграфия момента…
Зеленый пруд безмолвствует. На дне
оранжевые рыбки
и монета.
ТочкаЪ.
ты где-то. там. дорога к алтарю.
пылающие жертвенники. камни.
структура сна всё тоньше, оригамней.
последний лист. тебе. храню. дарю.
в смущенных пальцах мнется естество.
болезненная чувственность. бумага.
закрыть глаза. безумнейший из магов,
светлейший из безумцев!.. вместе с... твой
прощальный жест невинен и незрим.
как ангел. тот, что...
полно! обернувшись,
за край крыла развер(з)нутые души
бросают взгляд. и падают за ним.
И... Дао тишины
оранжевое Дао тишины...
последний день был девственно глубок,
и руки невоспитанно нежны,
и жилка будоражила висок.
густая мгла текла за горизонт,
зализывая раненый закат.
и было оставаться не резон
и некуда сворачивать назад.
и в миг, когда сомкнулись небеса,
разверзнутые пламенем земным,
раскрылся нестерпимо белый сад
оранжевого Дао тишины.
ОколоЯзыческое
открывала тебя. вожделенно, как первый букварь
изумительно звучного, слишком чужого наречия.
но темнело так рано.. мне было мучительно нечего
уместить в эти хрупко пустые скорлупки-слова.
..рассыпается в пыль неумело срисованный дом.
догорают листы, не осенним огнем околдованы.
как круги по воде разбредаемся снова и снова мы.
начинается новая гамма со старого До.
твоего – ни письма, ни портрета. одна маета,
да колечко в коробочке бархатной. полно! (да полно ли?..)
вечно ровная гладь взволновалась барашками-волнами.
та же сонная рыбина жизни всплывает: тик-та.....
закрываю глаза. вспоминаю – не знаешь, зачем? –
той далекой зимы будоражные запахи терпкие.
сквозь вуальки ресниц наблюдаю, как в блекнущем зеркале
растворяются тени остывших не-бывших ночей.
полчаса тишины. полвесны возвращений домой.
буду рядом. всегда. пусть не больно, не близко, с другими..
я,
по чужим букварям научившись читать твои линии
на другом языке, незаметно утратила свой..
Новый побег. Начало.
стать ненужной. ничьей. от надуманной жажды побега
отпочкуется, вызреет зримая жесткая грань.
семь шагов в ниоткуда. ты тот ли, что не дал ребра
для меня-со-творения? вычитан. выспан. омега
моего естества, окунаешься в близость словами,
словно масляной трубочкой блинчика в солнечный мед.
колокольчиком бьется в висок: «ни-ког-да-не-пой-мет»
и еще – неразборчиво.. шепотом. выдохом. Amen.
на чужом языке убедительна сила молитвы,
сколько б ни было к ней обращающих уши божеств.
поскользнувшийся взгляд. задохнувшись, споткнувшийся жест.
-.зазвенело упругое тонкое лезвие бритвы.-
Август
август. воздух пронзительно тонок. настала пора
возвращений к истокам. прощаний. и сбрасывать кожу.
прирастать – откровенней, мучительней. жаль меня(?). рань.
я сорвусь. как цветок для любимой. как платье. как...
ожил
разморившийся город, пока еще сонен и слаб,
потекли по нагретым артериям свежие будни.
арифметика счастья – кантата простого числа -
не-до-не-пос-ти-жи-ма. мучительна. солнечна.
будь ни
осторожным, ни резким, ни быстрым ни медленным. будь
тихим озером горным и горными реками, чтобы
я могла без конца в тебя падать и пить и тонуть
и смотреть на тебя,
и в тебе отражались
мы оба…
|
|