В блестящем подземелье метрополитена
лежал, раскинув руки, в позе Иисуса,
огромный, словно спящий лев. Наверно,
был пьян, или хватил удар,
а может, просто стар,
а может быть, не ел давно, не спал.
Мелькали мимо ноги шустро.
Досадное препятствие спешащим на работу,
торгующим и покупающим с лотка газеты,
журналы в глянцевых обложках.
Вокруг полно народу –
обычный день, рабочий день, час пик.
Времени нету.
Мы успеваем только шеи
повернуть направо,
пока он в поле зренья – мертвый,
но еще способный
стать ненадолго взглядов средоточьем –
его награда
за всё. За что, гадать не стану, право, -
я не судья. Но каждый уходящий навсегда –
достоин гроба.
Мы мимо шли, смотрели –
кто сочувственно и скорбно,
а кто брезгливо.
Напротив, с парапета,
испуганные мордочки
котят персидских
разглядывали толпы великанов,
пищали сиротливо.
Проворно, с хрустом руки мяли
стопочки рублей российских.
Молоденький работник правосудья
сидел в углу,
записывал за женщиной в ушанке
слов ее дрожащий шепот,
не в силах отвести глаза от посиневших рук
на каменном полу.
Он слишком молод и еще не научился
не видеть разницы.
Но скоро будет опыт.
Ежеминутно уползали поезда
в сырые черные туннели.
За мной закрылась с лязгом дверь,
зажав полу пальто.
Дробленый голос объявил
движенье к очевидной цели.
Колеса дернулись по рельсам, загудели.
Я разверну газету свежую:
такая уж привычка –
читать в метро.
/27 января 98 г./
|
|