Свое имя эта странная и непонятная девушка в красных брюках получила случайно. Одно время Она просто загибалась от любви к ближнему своему. Продолжалось это два года, в результате чего, тогда еще будучи Мариной, Она увлеклась чтением магических книг. Но колдовство толку не принесло, а даже напротив, измучило своей нереальностью, но прозвище ведьмочки-Гердочки так и осталось за Ней. Постепенно, слово «ведьмочка» ушло в небытие, оставив лишь маленькое гордое имя – Герда.
Сразу же по избавлении от больной любви своей, Герда принялась изо всех сил жить. Ее любимый черный цвет был избыточно дополнен красным, в результате чего у Нее появились красные брюки, кофты, юбки, и красного же цвета волосы.
Вот в таком виде Она и выходила «в свет». «Светом» для Нее был маленький, обшарпанного вида клуб. По будням там был просто бар, но один раз в неделю (а если повезет, то и два) там выступали музыканты. Непонятные, с длинными волосами и, что странно, неимоверно пафосные люди лет 20-30. В клубе Герда менялась. Всегда разговорчивая и яркая, там Она умолкала. Бегала курить на улицу, слушала музыку с каким-то неуместным восхищением и отводила взгляд от тех, кто пытался смотреть на Нее. Иногда Герда танцевала под самую любимую свою группу и тогда, в центре мрачного маленького клуба Она становилась противоположностью самой себе. Яркая красная одежда и отрешенность от всех – никто не мог понять, зачем это Ей; Она танцевала, чтобы потом выбежать на улицу, где в темноте Ее никто не узнает. А накурившись, Она снова шла обратно и пила пиво. Как правило, к этому времени уже приходил кто-то из Ее знакомых, и Герда начинала разговаривать. Все Ее противоположности сразу исчезали, и Она становилась такой же, как и все в клубе – неформальной пафосной девицей. И только глаза Ее по-прежнему сияли какой-то невнятной тоской, ради которой, создавалось впечатление, Герда и живет.
Постепенно «свет» к Герде привык, а Герда еще сильнее полюбила его. Она окунулась в музыку с головою и всю свою больную любовь стала дарить только ей. Все свои остальные занятия Она сократила до минимума и появлялась в основном только на дружеских вечеринках, где постоянно рассказывала о своем «свете» и о музыке, которая так много значит.
А потом Герда резко изменилась. В очередную пятницу Она пришла в клуб не одна. Они пили пиво и водку, курить выходили часто и неспеша; заказывали на большую сумму, восхищения музыкантами не выказывали, но танцевать выходили раза три. К такой Герде никто не привык. Как-то по-новому зазвучало Ее имя, никогда ни кем из музыкантов незамеченное. В этот же день Она начала знакомиться буквально со всеми, кто был в клубе, и веселиться от души.
Теперь Герда одна в клуб не приходила. Если идти было не с кем, то Она просто не шла. Но, как правило, желающие находились, и они вчетвером или впятером шли в клуб. Переступив через порог, Герда вела себя как дома. Сама вешала пальто в гардероб, поднималась в бар, заказывала что-то, садилась за стол, смеялась с друзьями, потом танцевала, снова пила. Потом приходила большая часть Ее знакомых, и Она по очереди разговаривала с каждым, а некоторым просто бросалась на шею.
Герда безудержно любила каждого своего здешнего знакомого, и они просто не могли относиться к Ней плохо. Она веселилась – и всем было весело. Она даже начала встречаться с одним музыкантом, который как-то раз посвятил песню «девочке-Гердочке, которая любит музыку».
То были хорошие времена для клуба, который только начал приносить прибыль, и для музыкантов, у которых появился реальный шанс пробиться на большую сцену. Масса интересных людей стала заходить в клуб по пятницам, и Герда, яркая и веселая, с дикой тоской в глазах и больной своей любовью, была среди них...
...Но как-то раз, в начале октября, Герда в клуб не пришла. Не пришла и на следующей неделе, и на следующей. Хотели было найти Ее – да никто не знал, где Ее искать – ни телефона, ни адреса... Никто не знал, где кроме клуба Ее можно было бы увидеть, потому как любила Она только музыку и ни про что другое не говорила. Друзья Герды перестали ходить в клуб почти сразу же после Нее; тот, с кем Она встречалась жил далеко, и никак не мог вырваться и приехать. Одним словом, Герды не было, и ни один Ее знакомый не мог предположить, где Она сейчас. «Наверное, нашла другой клуб», - говорил кто-то. Но, как все привыкли к Гердочке, так привыкли и без Нее. Привыкли, что Она «была», а не «есть». И если кто-то приходил в красном – на него дико смотрели, невольно начиная искать Герду в центре зала, танцующую под свою любимую группу, но Ее там не было, да и не могло быть. От Герды в клубе не осталось ничего, только тоска, которую Она так долго хранила в своих глазах.
Через год, в самом начале октября в клуб внезапно приехал тот самый музыкант Алексей, с которым когда-то давно встречалась Герда. И все было уже собрались спросить у него, где же Она, но на правой руке у него было обручальное кольцо, приехал он с новой группой, и все решили как-то не ворошить прошлое.
Странным был этот вечер, и странным было заявление Алексея в самом начале концерта, что следующую песню он посвящает Герде. Наверное, сработала старая привычка. От этого всем стало как-то грустно и противно из-за нахлынувшей ностальгии по неординарной девице. После этой песни многие пошли курить на улицу, где долго беседовали о глупости жизни музыкантов, за этим разговором возвращались в бар и... начинали глупо улыбаться. Никто этого как-то не ожидал, но у микрофона стояла Герда. Живая, настоящая, во всем красном. Она немного изменилась – волосы Ее стали черными, и подстрижены были крайне коротко; сама Герда не то поправилась не то похудела, куда-то делась смертельная тоска из Ее глаз, а на руке появилось тоненькое обручальное кольцо.
И в этот вечер Герда пела. Пела так сильно и так красиво, что никто в клубе в этот вечер не напился, не выкурил лишней сигареты. Все смотрели на Герду и не могли наглядеться на возрожденного человека. И никому не было ни грустно, ни весело, потому что все знали – что–то с Ней, с НЕЙ стряслось, и Она это пережила.
А Герда пела, кричала в микрофон и ни о чем не думала, даже о тех, кого оставила на целый год и не известно, на сколько еще оставит. Все это понимали, но никто не был на Нее в обиде, потому как все знали – у девочки-Гердочки есть будущее
|
|