Я бежал. Бежал подальше отсюда, подальше оттуда, где был долгое время. Что буду делать потом? Я не знаю… Навряд ли что-то хорошее, но, быть может, что-то опасное. Кем я стану? И изменюсь ли? Неизвестно…
Впереди стояла моя жертва.
Она не знала о моем присутствии, что было для нее смертельной ошибкой. Всего-то несколько метров… Мне надо прокрасться всего-то несколько метров – и я смогу нанести удар. Смертельный удар.
Моя правая рука крепко сжимала отвертку. Да-да, самая обыкновенная отвертка в хищных руках убийцы становилась смертельно опасным оружием…
Я бесшумно ступал по полу, хотя тот был выложен из камня, но жертва не услышала бы поступь, даже если бы ступал я по песку, а не по камню: будущий труп совершенно не хотел следить за своей безопасностью, – он была расслаблена косячком.
Мужчина, мирно куря свой косяк, стоял возле решетчатых дверей и смотрел куда-то вдаль… Дурак – надо смотреть на меня… Глупо поворачиваться к собственной смерти спиной…
Я сильно сжал рукоятку отвертки – пластмасса больно впилась в ладонь, но я не почувствовал боли: напряжение, полностью сковавшее тело, не давало почувствовать весьма многое. Боль в том числе.
Я вдохнул запах дыма, испускаемого охранником, зловеще ухмыльнулся. Видел бы сейчас кто-нибудь мою ухмылку! Но это уже не имеет значения, – я схватил свою жертву.
Резко взяв охранника за шею левой рукой, я закрыл ему ладонью рот. Охранник попытался закричать, но из его закрытого рта издалось лишь мычание. Я, недолго думая, воткнул отвертку в левый глаз жертвы. Мычание сменилось протяжным воем. Кровь хлынула из глаза, испачкав мою руку. Одного удара оказалось мало, – даже достав ржавой отверткой до головного мозга, жертва не погибла, а все равно пыталась сопротивляться. Но за первым ударом последовал и второй. Кровь еще сильнее хлестнула из тела жертвы. Но и этого оказалось явно мало. Я в ярости начал наносить удар за ударом, оба глаза уже превратились в сплошное месиво, этакую кашу из глаз, мозга и крови, жертва уже умерла, но я продолжал наносить удары. Окрасив все лицо охранника в алый цвет, обезобразив его глаза, я остановился. Тяжело вздохнув, я отпустил кровоточащее тело на пол, давая испачкать кровью пол, а сам размазал алую жидкость у себя на лице.
Я еще злобнее ухмыльнулся.
На сегодня это первый труп.
Взяв ключи и пистолет у охранника, я побежал вперед по коридору, в надежде, что успею. Я должен успеть убежать, мне необходимо это сделать.
– Ты сделаешь это? – спросил я у заключенного.
– Ну… я не знаю, – ответил он, помаявшись.
– Сделай это для меня. Я заплачу.
– Ну… Я же говорю, что не знаю.
– Я прошу тебя. Мне это необходимо.
– Зачем?
– Есть одно Дело.
– У всех есть Дело. И знаешь, что? Никто не смог его воплотить в реальность.
– Значит, я буду первым.
– Ты не будешь первым – ты будешь последним. Последним, кто осуществляя План, был убит охранниками.
– Со мной такого не произойдет. Я знаю, на что иду. Тем более, неужели ты боишься за меня?
– Нет, конечно же, нет – ты для меня еще один тупица, пытающийся сбежать, – заключенный зловеще скривил лицо.
– Да, вполне возможно, что для тебя я именно он…
– Не может быть, а так оно и есть.
– Но… для себя-то я тот, кто сможет сделать то, что хочет.
– Ладно… – после некоторой паузы мужик вздохнул. – Я сделаю это…
– Ты сделаешь это для меня?
– Да…
– Хорошо, достань это.
– Я принесу… за некоторую плату.
– Разумеется, разумеется.
Я пожал руку заключенному. Скоро он мне достанет то, что я у него просил. Заключенный отошел, направившись вперед по коридору, а я пошел в другую сторону. Если он мне сегодня достанет то, что я у него просил, тогда завтра… вернее сегодня ночью… я смогу осуществить План. Я убегу. Я убегу из тюрьмы. Из этой поганой тюрьмы. Мне надо только орудие убийства, которым я смогу осуществить свой План…
…Мне нужна… отвертка…
Я бежал по улице, наполненной воем полицейских сирен. Интересно, откуда они узнали об этом? И зачем им сейчас сюда ехать? А почему же они не сделали этого раньше?
Я не пытался прятаться, я не хотел убегать, – я просто шел по безлюдной дороге, ожидая, когда приедут люди закона. Я хочу им все рассказать, я хочу, чтобы они все узнали, пускай даже если после этого я окажусь в тюрьме… из которой я смогу сбежать…
У меня просто есть желание, чтобы кто-то помимо меня узнал правду. Что же, думаю, это не так уж и сложно будет осуществить.
Через несколько минут я уже сидел в полицейской машине в наручниках. Я был весь в крови, весь в ярости, но даже не пытался сопротивляться – это не то, что бесполезно, но даже бессмысленно. Зачем? Меня везут в тюрьму, и в чем заключается смысл побега? Зачем мне бежать?
Машина ехала по пасмурной ночной улице Богом забытого городка. Она, с ревом наезжая на лужи, разбрызгивала их. Улицы этого городка были абсолютно безлюдны. И не потому, что сейчас ночь, а по другой причине. Весьма веской, надо признать. Никто об этом сейчас не знает за исключением одного человека – меня. Но я об этом не собираюсь молчать, – я расскажу все это полиции, в надежде, что они мне поверят. Они ведь мне поверят? Но, даже если они мне поверят, то отпустят ли они меня? Сомневаюсь, сомневаюсь… В любом случае, я хочу донести правду.
Я с ненавистью смотрел на толстого человека, которого давно хотел убить, и сейчас ничто не способно было запретить это сделать. Я к этому шел долгое время, но именно сейчас я способен сделать то, что давно хотел. Я убью его.
В моих руках был шотган, вид которого явно пугал толстого человека, хотя… я не уверен что именно пугало толстого человека – мой шотган или именно я… Я делал то, к чему у многих возникало страшное отвращение, я делал то, отчего многие стали бы блевать, но сейчас… Сейчас все по-другому.
Я, прицелившись в ноги толстого человека, нажал на курок. Мужчина, вскрикнув, упал на пол, заливая его кровью и стоная, но голоса этого ублюдка уже никто не слышал.
– Не надо, не делай этого! – взмолился толстый человек.
– Почему же? Я хочу этого, – просто ответил я.
– Не надо… Я… я прошу у тебя… прошения…
– Это не принимается.
– Но все равно, не делай этого – я тебе заплачу.
– Заплатишь теми деньгами, которые ты зарабатывал на мне? Нет уж, спасибо – я так заслужил, поэтому в случае нужды в них, заберу совершенно беспрепятственно.
– Я… я… Ты не сможешь забрать деньги – сейф заперт.
– Ну и что?
– Я скажу тебе шифр.
– Зачем?
– Тебе не нужны деньги?..
– Дай-ка подумать: я, благодаря твоим стараниям, потерял абсолютно все… нет, пожалуй, деньги мне не нужны.
– Тогда что? Что тебе надо? Забирай все, что хочешь, только…
– Мне нужна твоя смерть, – сказал я, перебивая толстого человека и нажимая на курок.
Прогремел выстрел, а правая ладонь, в которую прицелился, разлетелась в клочья, разукрасив ошметками и так алое от крови мое лицо в еще более насыщенный красный цвет. Я это чувствовал. Толстый человек завопил от боли. Я, наступив на обильно кровоточащую кисть жертвы и направив на нее весь вес, услышал, как вопль мужчины усилился. Сейчас было не разобрать, что этот голос принадлежит некогда интеллигентному человеку… впрочем, какого интеллигентного – сейчас можно было с трудом сказать, что этот голос принадлежит человеку вообще. Я прицелился в левую руку и нажал на курок. Вторая ладонь разлетелась в клочья. Дикий вопль толстого человека вдруг сменился хрипом, – у мужчины порвались голосовые связки. Его округленные глаза бешено смотрели на меня, не знающие, что я еще такое жестокое сделаю. Мужчина попытался уползти, но его окровавленные конечности лишь скользили по залитому его собственной кровью полу. Собственная кровь убивает его. Я прицелился в пах жертвы, нажал на курок, но выстрела не прогремело – кончались патроны.
– Какая досада, тебе предстоит умереть не столь мучительно, как я рассчитывал, – сказал я ублюдку, который в ответ лишь прохрипел что-то нечленораздельное, выплевывая изо рта кровь.
Я взял шотган за дуло, замахнулся, собираясь нанести удар деревянным прикладом.
– Сейчас будет больно, – с издевкой сказал я толстому человеку и нанес удар. Послышался тупой стук, затем хрип и булькающий звук, после чего толстый человек выплюнул изо рта кровь и зубы. Я с довольной ухмылкой взглянул на обезображенное и залитое кровью после первого удара лицо толстого человека.
– Вот это называется месть, – сказал я ему, следя за тем, как бешеные глаза с огромным страхом сморят на меня. Вопить он уже никак не в состоянии.
Я, замахнувшись, нанес прикладом второй удар. Лицо мужчины мгновенно окрасилось в алый цвет, а нос принял неестественно изогнутую фору. Я снова довольно ухмыльнулся, затем мое лицо приняло яростную гримасу, и, в свою очередь, я начал наносить один удар за другим по лицу будущего мертвеца. В накуренной комнате раздавался деревянный стук; звук, сравнимый лишь со звуком, издающимся при ударе по арбузу; дикий хрип и плеск крови. Череп толстого человека начал проминаться, а пол наполняться кровью. Вскоре я перестал наносить удары, и начал лишь с удовольствием следить, как кровь вытекает из проломленного черепа толстого человека, как впали его глаза в черепушку, как содрогается лицо, как дергается тело в предсмертной агонии. Интересно, а он сейчас чувствует боль?
Я с силой нанес последний удар по лицу, после чего конвульсии моей жертвы были закончены.
Она уже мертва.
Я, тяжело вздохнув, начал медленно идти вон из этой комнаты; я начал идти на безлюдную улицу, на которой раздавался вой полицейских сирен.
Я кинул отрезанную голову панка в стражника. Тот, почувствовав удар по телу, резко дернулся в сторону его источника и в шоке схватил шотган в обе руки. Он начал идти в сторону, откуда была кинута голова, но меня не заметил – я надежно прятался в тени. Подойдя к месту, откуда, видимо, по его мнению должна была быть кинута голова, он никого не заметил. Я в это время подкрался к нему сзади. Я не собирался мучить этого стражника – я просто хотел его быстро и надежно умертвить – просто перерезал фальшионом глотку. Стражник, схватившись за горло обеими руками, стал издавать булькающе-хрипящие звуки. Через ладони обильно сочилась кровь, которая капала затем на землю. Еще несколько секунд, и стражник упал на землю, на которой сразу же начала образовываться красная лужа. Я, убедившись в смерти жертвы, взял ее шотган и направился через тени безлюдных улиц к высокому зданию. Там сидит тот толстый человек, которого я давно уже хотел убить. И ничто не способно предотвратить его смерть.
Я подкрался сзади к панку, держа в руке фальшион, остро наточенный изогнутый клинок, которым когда-то любили орудовать пираты. Панк знал, что я где-то рядом – он был настороже – но не знал, где именно я прячусь. Эх, если бы он обернулся…
Я, схватившись левой рукой за яркий ирокез панка, нанес удар фальшионом по шее жертвы. Кровь брызнула, а клинок вошел глубоко в плоть, но жертва еще не погибла. Я вытащил клинок из шеи, а панк, изливаясь кровью, бешено попытался ударить меня, но его сопротивления были тщетны. Я нанес второй удар. На этот раз кровь брызнула во все стороны с еще большим усердием, а фальшион вошел глубоко в плоть; я почувствовал, как где-то в середине шеи у клинка появилось твердое препятствие – позвоночник. Попытки панка ударить меня сменились бесцельно дергающимся телом в предсмертной агонии, но вскоре и эти действия прекратились, – я нанес третий удар. Излюбленный клинок пиратов перерубил позвоночник, но голова еще не отделилась от тела, зато кровь уже заливала все вокруг меня. Четвертый удар перерубил шею. Голова осталась в руках, а тело упало наземь, с шипением извергая кровь на скрытую камеру. Сейчас режиссер наверняка пребывает в диком восторге, после того, как я совершил такое убийство. Этот режиссер, это маниакальное создание, постоянно заставлял меня зверски убивать людей, что снималось на видео, а затем показывалось в интернете. Но с меня хватит. Я с этим завязываю. Он меня, конечно, просто так не отпустит, но я его заставлю. Я его убью. Я убью этого толстого ухмыляющегося и вечно курящего мужчину, который заставляет меня убивать. Я с ним разделаюсь!
Держа голову панка за ирокез, я ударил по скрытой камере ногой, и сквозь тень начал пробираться вперед по улице. Я заметил впереди стражника, одного из тех людей, что охраняют режиссера, замахнулся отрезанной головой и бросил ее в мужчину…
Я шел по обоссанному подъезду, на стенах которого «красовались» разного рода надписи. Местные лампы уже давно были кем-то разбиты, поэтому в подъезде приходилось подниматься осторожно, ведь освещение исходило лишь из щелок заколоченного окна. Поднявшись на второй этаж, я достал из кармана грязных джинс ржавый ключ, открыл им дверь. Та, громко скрипнув, отварилась. Я оказался в темном помещении, но свет включать не стал, – лампы здесь давно перегорели. Пройдя по темному коридору и зайдя в комнату, я почувствовал резкий запах пива. В окне в комнат, заклеенной газетами, разглядеть что-то было бы проблемой, если бы не включенный монитор. Подойдя к компьютеру, я сел на стул, взялся правой рукой за мышку, а левую положил на клавиатуру. Я загрузил Word, вытер окровавленной рукой нос, и начал усердно нажимать на грязные кнопки клавиатуры. На экране появлялись строки:
«Я бежал. Бежал подальше отсюда, подальше оттуда, где был долгое время. Что буду делать потом? Я не знаю… Навряд ли что-то хорошее, но, быть может, что-то опасное. Кем я стану? И изменюсь ли? Неизвестно…».
Действительность является только лишь тем, что мы о ней думаем и как ее воспринимаем.
|
|