Разбор произведений прозы в проекте критики "Платон мне друг..." | Последняя любовь Сююмбеки
_… но зренье гробя в дымке океана, всё так же принца жаждет пра-Ассоль.
_____________________Падает небо. Александр Граков (Лекса)
Осенью 1551 года двинулись по Волге борзоходные струги и двенадцать насадов руженных казной Казанского ханства. На первом струге находилась пленённая Сююмбеки с прислугой. Сидя на корме, обнявши сына, Сююмбеки молча смотрела, как тают и постепенно исчезают очертания родного города. В такт её грустным мыслям
мерно скрипели уключины вёсел. В Коломне высадились на берег, предстоял утомительный путь на лошадях и в повозках. Сююмбеки с Утямышем усадили в нарядный возок, внутри покрытый коврами, рядом скакал её верный телохранитель Чурай-батыр. Ласково встретила Сююмбеки в Москве царица Анастасия Романовна,
определила жить во дворце, оказывая почести подобающие царской особе. Желая предотвратить возможную попытку возрождения Казанского ханства, Иван Грозный дал своё согласие на брак бывшей царицы с Касимовским ханом. Так Сююмбеки против своей воли была выдана замуж за хана Шах Али.
И вот Сююмбеки во дворце Шах Али. Хан сидел за столом, перед ним множество блюд, обглодав кость, он бросил её слуге, стоявшему у двери. Тот, с подобострастьем глядя на своего господина, подобрал её и принялся грызть кость дальше. Заплывшие глазки хана хмуро щурились на Сююмбеки, толстый живот упирался в стол. Когда Шах Али вышел из-за стола и, семеня на коротеньких и кривых ножках, подошёл к Сююмбеки приветствовать её, царица содрогнулась:
никогда досель она не видела человека с такой отвратительной внешностью. На брачном пиру была совершена попытка отравления хана: любимый пёс хозяина погиб на глазах у пирующих, когда ему бросили кусок куропатки. Шах Али подозревая в этом Сююмбеки, сослал её в глухую деревню. И лишь страх перед отцом Сююмбеки ханом Ногайской орды Юсуфом не позволил Касимовскому хану
расправиться с бывшей царицей более сурово.
В деревне в просторных хоромах, зажила Сююмбеки, окруженная многочисленной прислугой и приближенными, разлучённая с сыном, с тоской и одиночеством в душе. Почести, оказываемые ей, как бывшей царице, лишь раздражали Сююмбеки, и только Чурай-батыр, взявший на себя управление имением, находил с ней общий язык. Он и сообщил об обращении в православие пятилетнего сына Утямыш-Гирея под именем Александр.
Сююмбеки не единожды пыталась вернуть сына, обращаясь с письмом то к своему отцу Юсуфу с просьбой о содействии, то к самому Ивану Грозному, но русский царь был непреклонен, и по-прежнему Утямыш воспитывался при царском дворе.
Немало слёз пролила Сююмбеки, читая редкие послания от своего сына. В одном из своих писем всю боль разлуки Утямыш передал стихами Фирдоуси из поэмы «Шахнамэ»:
…И мальчика седого пожалели,
Познав любовь, им чуждую доселе.
Так время шло, в гнезде ребенок рос,
И только птиц он видел да утес.
Так и застал однажды Чурай-Батыр Сююмбеки, плачущую над письмом сына.
Преклонив колено, он взял её за руки и, заглянув в глаза, спросил: «Царица, волен ли я, что-либо изменить в твоей судьбе?» Сююмбеки, вырвав руки, закричала: «Как ты смеешь, как ты можешь… Уходи прочь!» Склонивши голову, Чурай вышел из царских покоев.
После этого случая Сююмбеки какое-то время избегала своего телохранителя, но хозяйственные дела вновь их сблизили. Однажды Сююмбеки, вызвав к себе Чурая, попросила его приобрести для неё скакуна. Выросшая в южных степях и привыкшая к верховой езде, царица заскучала о родных просторах. Вскоре в конюшне имения появился гнедой конь, назвали его Лал – словно драгоценный
камень горела на солнце его шерсть. Сююмбеки со своей верной подругой и машатэ Назиме стала совершать ежедневные прогулки вдоль берега реки. В одну из прогулок, почтительно склонившись перед своей госпожой, Назиме передала царице письмо. Вот, что она прочитала:
"Моя госпожа, царица Сююмбеки!
Я благодарен судьбе, позволившей мне видеть и служить каждый день моей обожаемой госпоже. Но ежедневные прогулки пусть даже вместе со служанкой внушают мне сомнение в Вашей безопасности. Могу ли я на почтительном отдалении сопровождать мою царицу вместе с Назиме, дабы защитить от нападения лихих людей.
Ваш верный слуга
Чурай-батыр"
Сююмбеки сама прекрасно понимала, что может стать легкой добычей разбойных людишек, и согласилась на предложение телохранителя.
Степь в ту весну алела маками, кружила голову запахами лабазника и емшана. Высоко в синем небе трепетали чёрными точками неутомимые жаворонки, их песни заполняли всю бескрайнюю степь от земли до неба. Боль и тоска уходила прочь, умиротворение и целительный покой наполняли душу. Чурай соскочил с коня и стал быстро набирать маки, выбирая цветки покрупнее. Набрав букет, он с поклоном преподнёс его царице. И как мак Сююмбеки расцвела,
заполыхали щеки, алый блеск отразился в её синих глазах. Улыбнулась и чуть слышно прошептала: «Благодарю». С тех пор, словно невидимая нить их связала, лишь блуждавшая улыбка на устах выдавала потаённые чувства.
Однажды, затягивая подпругу у коня Сююмбеки, Чурай поцеловал сапожок царицы, и снова маком заалела Сююмбеки, не сказав ничего, лишь пришпорила коня и умчалась прочь. Чурай догнал царицу у ручья, Сююмбеки ледяной водой охлаждала пылающие щеки и шептала про себя: «Почему я - царица, почему не простая крестьянка - могла бы делать, что хочу. Сын мой - пленник у русского царя, заложницей живу у проклятого мужа».
Чурай опустился на колени и обнял Сююмбеки: «Давай убежим к Девлет Гирею в Крым, он приютит нас». И тут же опомнился: «Я забыл про Утямыша. Надо сначала выкрасть сына, потом бежать». Так потянулись дни в мечтах и беседах.
Однажды Сююмбеки задала вопрос Чураю: « Почему так быстро пала Казань, почему молчали пушки, где были прославленные гвардейцы Сафы Гирея?»
Чурай рассказал о предательстве Касимовского хана. Поведал о том, как обманом Шах Али увёз из Казани все запасы пороха, а жёрла пушек велел залить свинцом. Мужественно сражались казанцы с врагом; теряя оружие, отчаянно бились, пуская в ход зубы и ногти. Горы тел защитников Казани остались лежать на улицах, среди них оглан Кучак и сеид Кул-Шариф.
Услышав рассказ, в печали склонила голову Казанская царица…
Все теплее становились отношения между влюблёнными, всё откровеннее их речи.
Однажды Сююмбеки открыла книгу Низами Гянджеви с любимой поэмой «Лейли и Меджнун». Обращаясь к Чураю, стала вслух читать любимые строки:
И на земле никто не избежал,
Вкушая мед, пчелиных острых жал.
Чурай:
Так сладок мёд и так пахуч цветок,
Готов ползти к ногам твоим, как брошенный щенок.
Сююмбеки:
С опаской в царский заходи чертог,
Царь — пламень жаркий, ты — соломы стог.
Чурай:
Огонь горит в моей груди,
Стань родником и пламя погаси.
Сююмбеки:
Когда любовь затмит весь белый свет,
Бессильны уговоры и совет.
Чурай:
Внимать советам перестал,
Я раб любви и верности вассал.
Сююмбеки:
Напрасно «Доброй ночи» мне желать, —
Ночь без тебя не может доброй стать.
Чурай, вдохновлённый любовью:
Я лунный серп с ночных небес сниму,
Тебя туда, как в чёлн, я посажу,
Рукою обовью твой тонкий стан,
Покуда не взойдёт звезда Чулпан,
По морю звездному плыть будем мы,
И до рассвета, пока не смолкнут соловьи,
Мы будем лишь одни, совсем одни.
Долго они стояли, обнявшись под покровом ночи. Целуя влажные от слёз щеки Сююмбеки, Чурай утешал её: «Ничего не бойся, я всегда рядом, моя любовь к тебе умрёт вместе со мной. Сююмбеки спросила его: « Ты знаешь, что настоящее имя Меджнуна - Кейс, а «Меджнун» означает «сумасшедший», а удел каждого сумасшедшего – гибель?» Ничего не ответил Чурай, только крепче обнял любимую.
Однажды на прогулке Чурай преподнёс Сююмбеки хаситэ, предварив подарок словами: «Эту драгоценность передавали из поколения в поколение мои предки, но я готов нарушить эту традицию и подарить моей царице это украшение с сапфирами. Я полагаю, что мой подарок больше подойдёт к твоим синим глазам».
С благодарностью приняла подарок Сююмбеки и на следующий день отдарила Чурая калканом, в центре которого находился умбон с редким синим алмазом. Свой подарок сопроводила словами: «Пусть этот калкан надёжно защитит тебя от любого вражеского удара».
О, если бы знать к чему приведёт обмен подарками…
Конечно, среди придворных у Сююмбеки были соглядатаи Шаха Али. Не осталось незамеченным новое хаситэ царицы. Лазутчики хана, переодевшись дервишами, выследили влюблённых на прогулке. Шах Али не мешкая, отправил гонца с письмом в деревню к Сююмбеки. В послании приказано было Чураю немедленно отправиться в Крым и передать письмо Девлет Гирею. Запечатанный пакет тут же был вручён Чурай-батыру. Как обрадовались влюблённые, казалось бы, сама судьба благоволила им! Там в Крыму Чурай, заручившись поддержкой хана Девлет Гирея, поедет в Москву вызволять Утямыша. Похитив его и спрятав в надёжном месте, поскачет в деревню к Сююмбеки, где через верную Назиме передаст весточку о возвращении.
Прошло три месяца, от Чурая не было вестей. Долгими часами на прогулке вглядывалась Сююмбеки на дорогу, откуда мог появиться Чурай. Однажды в деревню прискакали воины Шах Али. Во дворе один из них, спешившись, осклабился в притворной улыбке Сююмбеки; на солнце сверкнула синим пламенем инкрустация на щите воина, отразив чеканку на умбоне с синим драгоценным
камнем. Померк тогда день для Сююмбеки, всё поняла несчастная царица: такой синий алмаз – большая редкость, а чеканка на умбоне только подтвердила её догадку. Едва хватило сил царице добраться до покоев и рухнуть на ковёр убитой птицей.
Оглан (улан) – военачальник.
Насады – большие грузовые суда.
Хаситэ – перевязь, инкрустированная драгоценными камнями.
Машатэ – женщина-парикмахер.
Калкан – щит монгольского воина.
Умбон – круглая металлическая пластина на щите, украшенная камнями и чеканкой.
----------------------------
Стихотворные строки от имени Чурая написаны автором рассказа. |
| Из правил: «Все произведения должны быть написаны именно для этого конкурса…»
С этим у автора всё в порядке? Что это за таинственные 17 000 знаков? Автор именно для этого конкурса, зная о верхнем пределе в 10000, всё-таки сначала наворочала 17 000 знаков, чтобы потом в спешке сокращать их?
Не верю.
+++
«Я не знала, что кнопка "ответить" не защищена от раскрытия, полагала, что автоматически моё ФИО будет заменено на ведущего».
Не верю. Автор на этом сайте с 13-го года, если не раньше.
+++
«Я не нервничаю, мне смешно…»
Не верю.
+++
"Спасибо!"
Не верю. |
| Алику Затирухе.
Объявление о проведении конкурса я заметила дня за три до окончания конкурса. Конечно, этот рассказ не был написан именно для этого конкурса: нужно было перелопатить немало исторического материала.
А верить или не верить - это Ваше право, а моё право утверждать то, что было на самом деле. |
| "Объявление о проведении конкурса я заметила дня за три до окончания конкурса".
***
Не верю.
Работа Яна Александровича за такой же грешок была вовсе удалена с конкурса. |
| " "Объявление о проведении конкурса я заметила дня за три до окончания конкурса".
***
Не верю."
Может быть за четыре или за пять не помню точно. |
| По-моему, не стоило удалять Ваше, Ян Александрович, замечательное произведение. Как не стоит удалять и работу Ланы Гайсиной. Для них надо придумать какой-то особый статус, который позволит оставаться этим произведениям в поле зрения читателей, кои могли бы отдавать им должное, если они того заслуживают. Что-то такое придумать, что ассоциируется с жирной двойкой за НЕВНИМАТЕЛЬНОСТЬ к правилам.
Наверное, с этой гуманной целью Ведущая могла бы ещё вернуть для просмотра ваше стихотворение. Ну, а начисто удалять работу Ланы - это и вовсе будет беспределом. Вон сколько там комментариев! |
| Спасибо, Алик, за поддержку.
Против "жирной двойки" за невнимательность не возражаю.
Это бывает, когда мечешься между курами, собаками и очередным юбилеем.
И вообще эта работа была придумана с целью популяризации восточной поэзии, но из-за сокращений результат оказался плачевным.
Несколько месяцев тому назад, я перечитала поэму Низами, и она зазвучала совсем в другой тональности. Меня поразила образность и главное - трагическая реалистичность, гораздо более сильная, чем в "Ромео и Джульетте".
Ну, а Яну могу только посочувствовать... |
| Игорю Колесникову:
"Он не обязан изъясняться примитивно, это ничего общего со стилизацией не имеет, а только снижает художественную планку произведения"
Мне пришлось сокращать не только целые абзацы, но и выдёргивать часть фраз из предложений.
В том, что пятилетний мальчик мог писать письма, нет ничего удивительного, детей с высоким статусом рано начинали обучать письму и чтению. Но и то, что написано в тексте, не даёт предполагать, что именно в это время Утямышу было только пять лет. Отсыл к этому кроется в словах: "Сююмбеки не единожды писала царю и отцу Юсуфу". Насчет обеденного приёма пищи Шаха Али и свадебного пира тоже мне кажется понятно, не обязательно это должно происходить в одно и тоже время. |
| "Мне пришлось сокращать не только целые абзацы, но и выдёргивать часть фраз из предложений."
Зачем же так не уважать свое произведение? |
| Вадим, конечно, мне было жаль так кромсать свой текст, но вздумалось участвовать в конкурсе, тем более, что он посвящён Лексе.
Обычно небольшое превышение допускалось, а тут вот 10000 и баста! |
| Я и написал, что удивился, что Вы не уважаете свой текст, готовы его кромсать - значит он не дорог, значит Вы его не цените, т.е. не считаете его своим родным, созданным от души, когда важно то, что удалось в него вложить, когда это не что-то единое и неделимое для автора, а не просто набор определенного количества слов, который можно уменьшить (увеличить) под чей-то заказ. |
| Не думаю, что имеет смысл высказываться о рассказе, который даже автор не ценит. |
| Как я уже писала, цель или ценность, как Вы выразились, этого рассказа для меня прежде всего в популяризации восточной поэзии. |
| Я не про содержание произведения, я про отношение автора к своему произведению |
| Моё отношение к этому тексту зависит прежде всего от художественного уровня рассказа и тут, не могу не согласиться с Игорем, оно невысокое, хотя "неграмотным" его не назовёшь. |
| Понятно, Вы сочли свое произведение невысоким по уровню, поэтому решили его покромсать , мол, его уже ничем не испортишь))) Ваше отношение к выставленному тексту понял.
Вы его даже стесняетесь назвать "своим", для Вас выставленное на конкурс произведение всего лишь - "этот текст". |
| Вадим, я очень часто так свои работы называю пока они не пройдут апробацию временем.
Повторюсь: покромсать мне пришлось, потому что вздумалось участвовать в этом конкурсе. Я прочла несколько работ, есть гораздо более низкого уровня. |
| Нет, не может не быть такого обсуждения, организованного нашей уважаемой Ведущей в своей команде.
– Ну что, друзья, будем делать? Станем удалять работу Ланы Гайсиной?
– Да как же её можно удалять с таким количеством интересных, дельных, полезных для всех других авторов сайта комментариев.
– Но тогда это будет очень несправедливо по отношению к Яну Александровичу Кауфману, работу которого удалили за такое же нарушение.
– Итак, друзья, быстренько организуем мозговой штурм – как нам поступить в этой ситуации. Если возвращаем Яна Александровича в конкурс, то как объясним вопиющую невнимательность к его правилам обоих авторов?
– А давайте воспользуемся подсказкой той же Ланы Гайсиной.
– Что за подсказка?
– А она – в её комментариях: «Это бывает, когда мечешься между курами, собаками и очередным юбилеем…»
– Отлично, друзья! Так и сделаем – обе работы будут помещены в конкурсе в таком статусе – «Эти авторы более внимательны к своим курам, чем к правилам конкурса».
– Постойте-постойте. А у Яна Александровича есть куры?
– Если нет, надо будет для отмазки снабдить его хотя бы парочкой курочек и петушком.
– А если он откажется возвращаться в конкурс с такой вот «куриной нагрузкой»?
– Отказ игнорировать. Итак, работу Ланы Гайсиной оставляем в конкурсе прозы, а работу Яна Александровича Кауфмана возвращаем в конкурс поэтов в статусе – «Эти авторы более внимательны к своим курам, чем к правилам конкурса». Всё, друзья, спасибо, до свидания». |
| Алик, хорошая идея снабдить Яна курами и петухом. Наконец-то я избавлюсь от своего петуха-злодея, полчаса он меня держал в загоне в заложницах, пока не пришла соседка с дубиной, тем более, что куры еле живые ходят от его страстей петушиных. |
|
| 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
К темам проекта
Ответить
