Начало Понимаешь ли, стихи Мною не придуманы. Просто взяли корм с руки Два хохлатых турмана. Просто кто-то утренний Пробежал неслышимый, Дальних гор зазубрины Приподнял над крышами. Просто что-то вызрело, Колоситься начало. Сердце алой призмою Всё переиначило. К вопросу о творчестве От света к тени сложный переход, Звучанье слова, торс античной лепки. Учёный муж изучит и найдёт Ген творчества, полученный от предков. Он совершенства выведет закон, Изложит чётко умозаключенья, Успешно вставив умный изотоп В развернутую ткань стихотворенья. Исследует сюжета тонкий срез, Отобразит структурную цепочку. И бросив труд, на всём поставив крест, Забыв пальто, уйдёт в безмолвье ночи. В Гонконг уедет или в Арзамас, По грантам отчитается и сметам, Отметив только странный резонанс Живого сердца с чувствами поэта. Феномен сей не в силах объяснить Особенностью спектра волнового, Спокойно будет спать и видеть сны, Лишённые логической основы. Слова и шишки Вновь и вновь рутинная работа: Россыпь слов просеяв, перебрав, Всё пытаюсь наделить их плотью, Оживить на кончике пера. Различить сплетение материй, Звуковой неповторимый лад. Как проделать путь от подмастерья К сокровенным тайнам ремесла? Ритма сбой, неясен смысл у фразы, Заменяет искренность порыв. Строфы — нестыкуемые пазлы Детской занимательной игры. Настежь двери! Кепку нахлобучив, Не ища дороги, напрямик — В незнакомый, далеко не лучший, Полный неустроенности мир. В нём колдобин и тычков излишек, Только нужных слов всего лишь горсть. Их найти, не набивая шишек, Никому пока не удалось. Полдень Обеда час, домашнее тепло, И на алтарь ликующего полдня Возложен полосатый спелый плод, Что в жертву предназначен на сегодня. О, как священнодействовал отец, Насущный хлеб и сытность яств отменных Всем выделив, по Высшей доброте И признанному праву суверена! Он праздничность застолья увенчал Развалом алых, сочных скиб арбузных, Броском ножа, как лезвием меча, Поверхность шара до сегментов сузив. Родительской вечери ритуал! Прозрачная неповторимость детства! Растратил, не сберёг и растерял Нехитрое отцовское наследство. Всё реже удается за столом Собрать за чашей молодость и зрелость, Чтоб причаститься хлебом и вином И повиниться, ближнему доверясь. Не кастовость — но родовая боль, Но память, прожигающая гены! Нас Время проверяет «на пробой», Собой, как кровью, наполняя вены. Всё чаще, книгу дней перелистав, В тот давний полдень возвращаюсь снова: Мне десять лет, струится на устах Степная сладость солнца бахчевого. Красный дом Заставы, рогатки, кордоны, Запретов и правил не счесть! Республика Красного дома Их все отменила как есть. Здесь всё, даже стены и своды Из плотно подогнанных плит, Дарили нам чувство свободы, Которое не утолить. В спирали крутых лабиринтов, По лестничным маршам скользя, Жиганом быть можешь и принцем, Не знающим слово «нельзя». Простенки, проходы, проёмы, Провалы, разлом, недострой... Республика Красного дома В руинах отеля «Бристоль». Заброшенный, древний, помпезный, Кирпичный насупив фасад, Притягивал он, точно бездна, Ватаги окрестных ребят. Потёртые сбросив портфели, Забыв материнский наказ, Бегом, сквозь препятствия к цели Единственно важной для нас. Неверная ветхость карнизов, Сплетения балок разбег — Дворовому рыцарству вызов, Всем страхам, живущим в тебе. От чувства опасности близкой (Шаг вправо, шаг влево — обрыв!) Пьянило отчаянным риском Мужской полувзрослой игры. Нелепость, пустая бравада? Геройства фальшивый мотив? Но не было выше награды Не сдрейфить, решиться, пройти! В преддверии бед и поветрий, Свар будущих, взглядов косых Шла жизненных взглядов поверка И проба мальчишеских сил. Метала милиция громы. Горели ремни у отцов. Республика Красного дома, Ты помнишь своих храбрецов? Уверен, мы встретимся снова, Ещё не забыт адресок: Московская, угол Свердлова, От детства чуть наискосок. Параллели Шторм! Сорван парус! Взрыв страстей господних Напор и ярость придавал волне. Казалось, сонм чертей из преисподней Рвался в подлунный мир, осатанев! Держаться курса — главная забота! Гребец на шлюпке знает наперёд: Промашку даст — удар в подвздошье борта! А коль не повезёт — пе-ре-во-рот! Вальком скользящим напрочь сбиты руки. Упор ногами, взмах, спины наклон... Древко весла гигантским гнётся луком Под водной массой весом в пару тонн. Лишь к вечеру наладилась погода, И Водяной смирил кипящий гнев, Вновь подтвердив, что шторм на мелководье Намного злее, чем на глубине. Закон природы в море и на суше По всем приметам применим вполне: И потому так просто «мелким душам» Нам, изловчившись, сделать побольней! Тополиный пух Всё впереди: рассветы и закаты. Ну а пока на зыбь прибрежных дюн, На улицы и площади Кронштадта Пух тополиный выбросил июнь. На форменную синюю тужурку, На брюки–клёш из флотского сукна Спускались на снежинках–парашютах Плывущие по небу семена. И в этой летней кружевной метели Петровский ордер зданий городских Был прорисован только еле-еле, Как начатый художником эскиз. И всё казалось, выйдя из залива, Уже у горизонта, там, вдали, Стремится бриг к Аравии счастливой, Другой — к безмолвью Северной Земли. Баталии, походы, кругосветки, Жар тропиков и Антарктиды лёд. Как тополиный пух, летят столетья Над Балтикой, Россией, всей землёй. Паром на Питер. Полдень. Воскресенье. Верхушки волн срывает лёгкий бриз. Эпохи, совместившись на мгновенье, На параллельных курсах разошлись. Яблочный рынок Ночная отступила мгла, Клубилась утренняя дымка. От дома на Пяти Углах Лишь шаг до яблочного рынка. Кропя живой водой сады, Сентябрь, приход зимы предвидя, Взрастил медовые плоды Для Северной Семирамиды. Росой на кожуре горя В рассеянных потоках света, За рядом громоздили ряд Развалы Белого Ренета. Прельщая спелой желтизной, То в пирамидах, то навалом, Антоновка волной хмельной Прохладный воздух наполняла. Звенящим лезвием ножа Для пробы скибы нарезались. И, пенясь, щедро сок бежал, Даруя причащенья сладость. Природы вкус явив сполна, Рисунок повторяя сложный, На срезах яблок семена Выкладывались в контур звёздный. И ясно было, что запрет: Не рвать сей плод в Раю на ужин, — И есть тот «первородный грех», И нет беды, что он нарушен. Параллельные миры Женщина, не встреченная мной, Где-то рядом в параллельном мире Тихо напевает за стеной Маленькой ухоженной квартиры. У неё своя, другая жизнь, Подрастают славные ребята. Только джентльмены и пажи В ней не предусмотрены по штату. Вечером на кухню пробежит, Разогреет свой обычный ужин. Телефон в углу задребезжит: Как дела? Не лучше и не хуже. Всё идёт неспешной чередой, Праздники опять сменяют будни. Деда в шубе, с ватной бородой, Тёплый дождик юного июня. Только на её календаре Странное такое время года: Параллельно декабрю — апрель! Параллельно солнцу — непогода! Мы живём в одном и том же дне, Только всё же в разных измереньях, Зная точно: общих точек нет У миров и линий параллельных. Не свернуть с евклидовых прямых, Аксиомы приняты на веру. Но однажды параллельный мир Повстречаешь у соседней двери. Вечной нелинейности закон Действует повсюду без сомненья. Я звоню! И наступает — ОН, Долгожданный миг пересеченья. Пусть будет день Пусть будет днём всё то, что суждено: Глоток воды, ломоть солёный хлеба. И всплесками заката сожжено Вечернее окраинное небо, Как пёстрый лист ненужного письма, Как горькая и колющая память. А нынче всё не так! По робким снам Проходит ночь неслышными шагами, И тишина звенящая парит. Ещё стоит граничный миг меж нами: Мы — немы, но вот-вот заговорим Горячими бессвязными словами. Раздвоенные оживём в зрачках Друг друга, и разбросанные руки Забьются, точно рыбины, в сетях Каштановых волос твоих упругих. Пусть будет день! Падёт на тополя Взлохмаченный туман — рассвета вестник. Мы только дети! С грехом пополам Одно лишь слово складываем вместе. Та беда Затаиться в бездонности глаз, Затеряться в бесплотности рук. Та беда, что меня стерегла, Не войдёт в заколдованный круг Этих светлых волнистых волос, Так по-детски доверчивых губ. Та беда, что встречать довелось, Не войдёт в заколдованный круг. Буду жить в золотистых зрачках, В каждом маленьким я отражён. Та беда, породившая страх, Между нами мосты не сожжёт. Не накроет вороньим крылом И холодным дождём не плеснёт. Та беда, что идёт напролом, Позабытым рассеется сном. Но к плечу придвигая приклад, Но клинок по руке подобрав, Той беды, что нежданно пришла, Отвожу от любимой удар! У любви есть великая власть. В нас она проявляется вдруг Тёплым светом в бездонности глаз, Добрым словом и нежностью рук. И беда не страшна нам пока, Даже став у последней черты, Я в твоих отражаюсь зрачках За собою сжигая мосты. По холодной заре Нет ни новой любви, ни забвения той, что уходит. Бесконечные дни: мерить их по годам — не часам. По холодной заре уплывают дома–пароходы, Струи белого дыма из труб приподняв к небесам. Мне казалось всегда: невозможное может вернуться. Лишь навстречу иди, износив сотню пар башмаков. По холодной заре анфиладой заснеженных улиц, Запахнувшись в шубейку, моя уходила любовь. Письмена На песке у реки я чертил письмена: Иероглифы рун и друзей имена. Всё пытался найти, разглядеть, наклонясь, Между знаком и словом глубинную связь. Но взлохмаченный ветром прибойный накат Пенной лапой разглаживал берега скат. Он в последнем броске, опадая, дробясь, Подбирался ползком, собираясь напасть. И змеясь, уходила шальная вода, За собою почти не оставив следа. Но, быть может, она, превращенья свершив, Став дождём или фирном у горных вершин, Перестуком капели, безмолвьем снегов, Мне однажды вернёт смысл утерянных слов. |