Взрослая проза | Он почти не отстреливался. Убитая кошка у окна отвлекала, мешала сосредоточиться. Уж очень похожа на его кота. Жалко животное. С той стороны палили много и бестолково. Припасов не жалели – кому надо, поставят с лихвой. И не спешили на штурм, хотели взять живьем, когда у него закончатся патроны. Если доберутся и начнут выбивать дверь, то дернет за шнур. Все продумано. Другого пути нет. Под чужими ухмылками не будет шагать в плен. В своей стране они изгои. А сама страна? За океаном говорят, что развивающиеся демократия. И советуют искоренить их, чтобы не мешали начавшемуся процессу, и больше пространства осталось кому-то. Они хорошо знают там для чего и как поступить. Европа тоже. Эти погибнут, земля достанется тем. Тогда поможет весь мир. Оружием и жратвой, чтобы мочили сытые других, когда надо, в благодарность. Хрен им там и здесь. Он нырнет в подвал сейчас. Оттуда есть потайной выход. Но сначала запустит взрывное устройство. Через полчаса рванет, мало не покажется. Это станет его Новогодним подарком им. Сегодня последний день старого года. Кошку тоже с собой прихватит, предаст земле в новом году. Она погибла от дурной пули, не провинилась ни в чем, как и хозяин, впрочем. Просто угодили под чужую циничную раздачу. Кто же знал, что им уже доложили добрые люди о тайном лазе. Поэтому встретили, как подобает на войне. Пацан с чубом с удовольствием огрел прикладом по голове. Свет померк моментально. Он обрел сознание уже в следующем году утром. Те бухали сильно, видимо, на Новый год, поэтому пришли в плохом настроении к нему. – Что ты с ним вошкаешься! Приставь к его концу нож, враз заговорит! – кричал старший из них. Его обучили заморские друзья. Он знал, как нужно. Подвал. Руки стянуты веревкой за спиной. Полумрак, и двое спорят рядом. Как сделать больнее. Они не дрогнут. А он? Нужно терпеть! Расскажешь, все равно убьют здесь же в подвале. Вон, один из таких лежит уже в углу чистенький, без синяков, счастливец ждет, когда отдадут родне или сырой земле. Не расскажешь – тоже грохнут. В первом случае – без мук отправят на тот свет, во втором – сначала отбивную сделают, потом шлепнут в какой-нибудь грязной канаве или дальнем овраге, где обычно прячут концы. Только, как быть с совестью? От нее не меньше достанется потом. И им тоже. Совесть не прикроешь лозунгами и не затопчешь в патриотическом экстазе. Ее не может не быть у всех на той стороне. Он любил этот глубокий овраг. Это его родная земля. Здесь родился и играл в войну в детстве. Овраг вырыли давно, когда строили железную дорогу. В последнюю бойню с фашистами здесь землянки были. Со временем все заросло, обвалилось, и только местные пацаны знали о разных лазейках. Теперь снова пригодились к Рождеству. К счастью те двое привели его именно сюда, когда устали бить почти неделю. Они решили отлить сначала. Житейское дело. Конвоиры пристроились у куста, спиной к нему, чтобы не мельтешить концами перед его разбитым в хлам лицом. Понятно, что культуру показывали «ватнику». И большое спасибо им, что отвернулись и руки развязали, чтобы покурил перед смертью, пока сливали застоявшуюся жидкость. Все люди одинаково поступают иногда. До смерти метров пять оставалось, не больше. Даже для его избитого тела – раз плюнуть. Вот он и летит уже по крутому склону оврага. Но в том-то и состоит трюк, что не нужно приземляться на дно. На середине нужно очень изловчиться, ухватиться за колкий кустик и поднырнуть в едва заметную щель, протиснуться в замшелую землянку. Жить захочется, не такое выкинешь. Когда струя прет, как из брандспойта, то не так легко остановить ее. Потом секунда-другая, чтобы заправить на место все. А смертника, как ветром унесло. Ему слышно было, как с руганью слетели они кубарем вниз и понеслись, как петлюровские кони, по зарастающему оврагу. Сразу видно, что чужие на восточной земле. Иначе не рванули бы вдаль. Но он не против, потому что не убили опять. Хорошо снега почти не было этой зимой. Отлежится, ночью выберется побитым подарком к своим, как рождественское чудо станет. Почему бы и нет? Танюшку увидит, может. Она тоже «недочеловек», как те говорят, в госпитале трудится, не уехала подальше от проклятой войны. Кто-то должен лечить тут. Когда стреляют, то не только убивают, калечат тоже. Вот Танюшка ухаживает за такими. Он и она со школы вместе. Свадьбу сыграть хотели. Теперь не до веселья. И видятся не часто, ничего не поделаешь, пришли лихие времена. Каждый воюет на своем посту, чтобы не допустить их сюда. Предки отогнали же нечисть в свое время. Чем они хуже сейчас? Когда очередное перемирие объявили. Никто не поверил. Значит, плохи были там дела. Современная демократия предложила опять поберечь тех. Не этих, конечно. Хотят мира там, здесь готовься к войне. Но меньше убивали теперь. Его к Танюшке отпустили только к следующему Новому году. Да дела задержали и выбрался лишь к Рождеству. Судьба, видимо, такая, являться рождественским подарком туда, где ждут. Все важное в жизни происходит в Святой день у него. Богу виднее. В автобусе ехало много народа. Разговоры разные велись. Все больше о свободе. Все ждали ее, но не очень надеялись. Никому нет дела до них. Словно вычеркнули из списка живых. Те остались, а этих списали в расход. Поэтому мина угодила в середину, чтобы разом вымарать побольше. Он не помнил дальше. Надолго выбыл из реальности. В себя пришел неожиданно. Словно, кто в бок толкнул. Не увидел, а почувствовал бурную жизнь, но сначала услышал свет за окном. Не забыл еще, как звонко светит солнышко. Пока не видел еще, а слушал долго. Потом унюхал запах рождественского морозца. Незабываемый. Он подсказал, чтобы радовался, что опять не убили на Рождество. Нужно бы и взглянуть на порозовевшее от стужи, думается, небушко, но что-то не получается. Вроде открыты глаза, а темно вокруг. Рук-ног не пошевельнуть. Дверь скрипнула, зашел кто-то. Тотчас убежал поспешно. Правильно, сейчас не до приема. Пока нужно сообразить, что с ним, где лежит. Но точно не в плену. Значит, бить и убивать не будут пока. – Тебя, парень, осколками поранило сильно, думали не выживешь, – прибежал врач, сообщил радостно, будто родному. – Где я? – Сюда доставили срочно. У нас нет войны. – Глаза целы? – Левым будешь видеть, процентов пятьдесят. – Руки? – Обе кисти оторвало. – Ноги? – Левой ступни нет. Крепко досталось тебе, но теперь угрозы жизни нет. Потихоньку на ноги поставим. – Лицо? – Шрамы украшают мужчину. Извини за банальность! Нельзя сказать, что они не готовились к худшему, когда брали в руки оружие. Но каждый надеется, что случится не с ним. А вот произошло. Ему уже не стать таким, как раньше. Что делать? А ничего не исправишь уже! Не по дурости пострадал. Хоть малость, но помог общему делу. Теперь главное, чтобы Татьяна не узнала об этом. Ну пропал без вести и пропал. Зачем ей молодость связывать с инвалидом. Хорошо, что документы сгорели. А, если с ней такое, не дай Бог, конечно. Он как? Это другое дело, парни крепче, и он, пожалуй, не бросил бы. Но не стал травить душу долго. Живи, любимая! Хотя, как хотелось обнять, уткнуться в шелковистые волосы. Но лучше не думать. Нет его больше для нее. Маме потом сообщит тайком, она поймет его поступок. – Фамилию помнишь? – Нет! – Откуда родом? – Думаю, как и все, оттуда, но конкретно сказать не могу. – Хорошо, потом разберемся. Очень не грусти. Скоро в столицу отправим долечиваться, протезы, то-сё. Одним словом – дальше жить нужно. – Ну и ладно, раз так. Ничего не имею против. Однажды утром появилась она. На грудь кинулась. Теплом повеяло, земляникой пахнуло. В горле запершило сильно. – Как ты узнала? – Фото показывали по телику тех, кто пострадал. Я сразу узнала. – Может, не надо, потом жалеть будешь. – Даже не мечтай, дурачок. Теперь заживем, свадьбу сыграем, как хотели. – Трудно будет тебе. – Мы, женщины, сильнее мужчин, не думай об этом. Там мама ждет за дверью. Я уговорила ее, чтобы первой войти. Очень хотела сказать, что люблю по-прежнему. Трудности одолеем вдвоем. Поверь мне. Она, пожалуй, права. Вдвоем легче, и родня поддержит. Все не один. Он же слышит, как Татьяна рада, что не убили его. Скоро увидит, станет на протезы, рядом пойдет. Солнышко ласково пригреет. Все зацветет на их земле, обновится. И им пора подумать о будущем. Очень похоже, что пришло время. |
| Отлично!! Спасибо, автор! Сильно! Это литература, автор! Где это было, с кем, когда - как хорошо, умно, верно, да просто правильно, что не уточняются координаты очередной бойни, которая всегда боль, ненависть, злоба... Герой выписан мастерски - я вижу его, сильного, нормального мужика с очень чистой душой, к счастью не изрешеченного несправедливостью войны, где бы она ни была, проклятая... Язык - о нём особо. Колоритно, крупными мазками. Автор умело пользуется всей палитрой метафоричности. И не забывает о тонких деталях в описании повседневности, которые, в силу композиции, в какой-то момент становятся верным подспорьем в языковой мастерской автора. Удачи!! Судья Е.Кац. |
| Наверное, вот он, герой любого времени. Не сдается ни врагу, ни испытаниям, смотрит в будущее с поднятой головой. «Хоть малость, но помог общему делу». Умение любить – родину, мать, женщину; стойкость, мужество и вера в лучшие времена. Портрет ЛГ вышел понятным, вызывающим восхищение. Такие герои необходимы литературе – как вектор, как ориентир. По большому счету, неважно – где и почему. Но незначительные детали в совокупности дают исчерпывающее представление, о какой стране речь. «В последнюю бойню с фашистами здесь землянки были», «пацан с чубом», «обучили заморские друзья», лозунги и патриотический экстаз, «ватник», «чужие на восточной земле», «недочеловек», как те говорят» - сомнений не остается, что это и где. Но у истинного героя в любой войне одни цели и одна суть, наверно. «Все люди одинаково поступают иногда» - автор по-своему пытается сказать об общем человеческом. Кем бы, где бы ни... Не все гладко читалось. Но способ подачи, организация речи, общая динамика удачно работают на содержание в целом. Судья Е.Валиева |
| Кроме сюжета, выигрышно-актуального на фоне последних лет, вызывающего в каждом здравомыслящем человеке эмоциональный дискомфорт, боль и тревогу, восхищаться нечем. Рваные фразы, короткие предложения насыщающие текст, можно было бы принять за речевую манеру автора, наработанную для придания эксцентричности произведению. Но они не оправданно напрягают и мешают чтению, так как не имеют необходимой смысловой нагрузки. Впечатление, что у постели израненного, истерзанного болью человека, некто записал обрывки воспоминаний, прорвавшиеся сквозь забытьё, чтобы позже, придать им совершенный вид, составить отчет для следственной комиссии или литературный очерк для тематического журнала. Одно из: «Когда очередное перемирие объявили. Никто не поверил». Рождество и Новый год в рассказе - беглые даты, которые автор фиксирует, как будни военной жизни, имеющие собственное имя и календарную привязку к определенным событиям. «Его к Танюшке отпустили только к следующему Новому году. Да дела задержали и выбрался лишь к Рождеству. Судьба, видимо, такая, являться рождественским подарком туда, где ждут. Все важное в жизни происходит в Святой день у него. Богу виднее». Даже мимолетные раздумья о Боге не меняют общую направленность работы. Вспомни герой рецепт блюда из маминой кухни, рассказ не вошёл бы в книгу кулинарных рецептов. Также он не подходит к Новогодней тематике. Сырой текст с перспективным (в своем жанре) сюжетом. Уверенна, здесь имеет место обычная авторская небрежность в оформлении произведения. P.S. Возможно, при доработке, в конкурсе произведений военной тематики или преданности, верности любимым работа заняла бы достойное место Но здесь, она оставляет царапину в душе и выделяется на общем фоне, только потому, что читатели и судьи - люди не из компьютерного «железа» и знают, откуда текут реки с красной водой. Судья Ю.Штурмина. |
|
|