Что хочет автор. Литературные конкурсы

Автор:	Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН
Тема:	Я счастлива	Ответить

   Здравствуйте, дорогие Друзья!
   Что я могу сказать о своей жизни?! Я счастлива, что в 30 лет могу сказать, что жизнь удалась.

   В детстве я, провинциальная девчонка, мечтала увидеть мир. Сидела на скамейке у домика рядом с железной дорогой (дедушка был начальником станции, бабушка работала на весовой). Мимо проносились поездка (тогда много поездов проходило через нашу станцию Большой Морец, не то что сейчас - один-два в день), в окнах - счастливые лица людей, кое-кто из них мне махал, а я им. Мне казалось, что счастье уже в том, что они могут путешествовать. И я мечтала путешестовать. Когда в 7 лет попала в Москву, здоровалась с каждым прохожим :-)

   Сначала были Саратов, Москва, Волгоград.
   В Волгограде приходилоь часто бывать, так как с 7, 5 лет я потеряла зрение. Я была заядлым грибником, вместе с папой мы проходили километры лесов и степей. В тот день мы попали под сильный дождь и промокли насквозь. На следующее утро я открыла глаза и... вокруг серость и лишь солнце на небе слегка выделялось из общего мрака. Страх. И тихая паника. Мама сразу не поняла, что случилось, пока не заглянула в мои глаза, покрытые пленкой. Началось долгое лечение. Почти целый год я провела в больнице. В первый класс в тот год я не пошла. В этом мраке мне начали приходить в голову стихи. Я начала рисовать мир вокруг себя. Мне казалось, что за окном нашей палаты находится глубокое ущелье, по дну которого течет река, а над ним - большой железно-дорожный мост. Я отчетливо слышала, как стучали колеса. Тогда мне хотелось прыгнуть в это ущелье и взлететь.

   Когда я чуть-чуть прозрела, я увидела, что действительно ущелье есть, но нет моста.

   Вернулась домой. И через год, почти в 9 лет пошла в школу. Я взахлеб начала писать стихи. Мой мир так изменился. Отправила свои творения в "Пионерскую правду". Когда же пришел ответ в белом конверте, чуть не упала в обморок, так как решила, что это очередное приглашение на обследование.

   Школа... Радостные воспоминания. Я была отличницей с плохим поведением. В моей голове всегда был ворох идей, которые с удовольствием поддерживали одноклассники. Так, ожнажды мы сбежали с урока труда, чтобы в разрушенной церкви поиграть в "Рабыню Изауру". Развели костер. Ветер разнес горщие бумаги по округе. Один мужик из близлежащих домов запер нас в церки и побежал в сельсовет за людьми. Да, разборки были крутые. Но я призналась в своей вине.

   А однажды мы с моим племянником Олегом, который к тому же был моим одноклассником, перебрасывали записочками с хулиганскими словечками. Одна записка попала к другому Олегу, который тут же ее передал учительнице и сказал, что это я написала именно ему. Учительница не поверила, что я могла написать такое, но все-таки спросила, кто это сделал. Я встала. После этого было собрание, вызов родителей. Кстати, моя мама до сих пор не верит, что это написала я.

   С нашей классной рководительницей я была очень дружна. В старших классах училась заочно в лицее и часто пользовалась ее библиотекой. Мы просто стали подругами. И как бы мне хотелось, чтобы это продолжалось, но... Когда мы заканчивали 11-й класс, она погибла в автокатострофе вместе с дочерью, новорожденным внуком и водителем. Это было такое откровение жизни и смерти. Незадолго до этого я потеряла любимую бабушку, которая была мне как мама.
   Осознание, что любимые люди рано или поздно тебя покинут, сродне взрослению и джае старению души.

   В 15 лет я тоже пережила нечто подобное смерти. Нет, не клиническая смерть. Но после сильного сотрясения мозга я часто теряла сознание и долго не приходила в себя. В таком состоянии меня часто звали к себе те, кто уже за гранью нашего мира.

   Работать начала еще в школьные годы. После уроков колесила на велосипеде по полям и брала интервью у трактористов, поварих полевых станов, доярок, комбайнеров и т.д. И так удивительно, что многие до сих пор меня вспоминают и часто передают приветы.

   Студенческие годы в Москве. Родители были против моей идеи ехать в Москву. Но я не могла отказаться от своей мечты. На тот момент я крепко подсела на рок-музыку (в старших классах красила волосы в синий цвет и носила несколько сережек в ухе) и хотела хотя бы раз в жизни попасть на рок-концерт. В МГУ на ф-к журналистики я не поступила. Прошла все творческие конкурсы ( у меня уже много было публикаций и в районной, и в областной прессе), успешна сдала экзамены. Не хватило одного бала. Если бы я была москвичкой, вечернее отделение было бы гарантировано. Но мне нужно было общежитие. Так с мечтой об МГУ пришлось расстаться. Поступила в МИПК. И осталась довольна. Полиграфия - это тоже моя стихия, как оказалось.
   Обжещитие мне подарило верных друзей, с которыми до сих пор мы вместе, несмотря на километры.

   Болезнь рок-музыкой прошла через два года - спецодежда, черная помада и куча металла были сбошены в угол. Но я рада, что фанатизм был таким сильным стимулом, что заставил меня поехать, можно сказать, неизвестно куда.

   На протяжении студенческих лет я много работала, так как нужно было как-то выживать. ОЙ, кем я только не была. И редактором, и корректором, и расклейщицей объявлений, и литейщицей на заводе... для слепых, хотя тогда я уже неплохо видела. Работа в издательстве "МакЦентр"- последний штрих в моей московской биографии. В офисе по «Аське» я познакомилась с парнем из Армении, завязалась переписка. Через пару месяцев он приехал в Москву и... предложил руку и сердце. О нашем знакомстве я написала в атобиографической повести «Твой зов»:

   «Гарик... Аналогично звали моего директора, который, пытаясь воспитать во мне лучшего менеджера, относился к моей работе по-особенному придирчиво, критично. Сотрудницы, посмеиваясь, поговаривали, что именно так он скрывает свои чувства, но меня это мало интересовало. Нет, даже совсем не интересовало – моя подруга Маринка сохла по нему уже второй год...
   В один день, молча разобидевшись на директорскую критику, я открыла «аську» и нашла имя «Гарик». Так хотелось написать, что имя влияет на человека, а носители оного имени так скверны характером. Но написала просто: «Привет!», на который тут же получила ответ: «Привет! Ты кто?»- «Я – Лена, а ты – Гарик? Где ты живешь?» - «Да, Гарик. Я живу в Ереване.» - «А я в Москве!»
   Завязалась переписка, перешедшая в душевное общение, которое бывает в тех случаях, когда знаешь, что этого человека ты никогда не встретишь, никогда не посмотришь ему в глаза, чтобы увидеть хотя бы малую толику осуждения своей излишней откровенности. Мы были слишком открыты друг перед другом, даже более открыты, чем на исповеди.

   В дали, где стонет Арарат,
   Где человек другому брат,
   Тебя я встретила, мой друг,
   И песнь твою поймал мой слух.

   Ты пел о грусти и любви,
   О годах горя и кровИ,
   В твоих глазах печаль отцов,
   Отважных гордых храбрецов.

   Ты пел, и плакал Арарат.
   За друга друг.За брата брат.
   Была не песнь, а стон людей,
   Седых отцов и матерей.
   Через неделю я уехала домой, а Гарик – на Севан, синеокое озеро. Казалось, что две недели сотрут в памяти такое непродолжительное общение, но, вернушись на работу, я открыла ежедневник, где крупным почерком было написано «Поздравить Г. с Днем рождения!» Отправила поздравление. Ответа не было, и время его молчания мне показалось невыносимо долгим. Он ответил через несколько дней, и наша переписка продолжилась – с новыми эмоциями, впечатлениями...
   Через два с половиной месяца он сообщил, что приезжает в Москву. До пяти утра я не гасила свет в квартире, ожидая его приезда. Он задерживался. Как потом выяснилось, записал неправильно номер дома - почти час кружил по району в лесу однотипных хрущевских зданий. И только в одном доме на пятом этаже горел свет. Гарик поднялся, позвонил в дверь, я, не спрашивая кто, открыла, он спросил:
   -Ты – Лена?
   - А ты – Гарик?
   Я видела только Его глаза.


   Люблю твои армянские глаза.
   В них мир заоблачных творений,
   Воспетых воскрешенным миром.
   В них боль. В них стон. В них дождь.
   И в них гроза
   Разбитых судеб поколений.
   В них песнь, зовущаяся лирой.

   Люблю твои армянские глаза.
   Большие. Черные. С печалью.
   Глаза, в которых столько света,
   В которых юная слеза-лоза,
   Рожденная небесной далью,
   Ждет солнца. Ждет тепла. Привета.

   Люблю твои армянские глаза...



   Две недели его отпуска промелькнули, как одно скупое мгновение. Он улетал в
   свой край. Я не плакала, но так хотелось, чтобы он остался... навсегда... со мной...
   Вернувшись из аэропорта домой, я увидела на столе билет на мое имя -«Домодедово-Ереван», 31 декабря.

   Глава 7
   Через три недели самолет уносил меня из заснеженной лютой Москвы в... Я впервые летела на самолете, одна, в неизвестно куда, лишь бы видеть Его.
   В самолете я встретила знакомого - Араика, которого часто видела в офисе дяди Вани. Он поменялся местами с моей соседкой и всю дорогу взахлеб рассказывал об Армении. От него я узнала, что в Ереване есть район с точно таким же названием, как в Москве – Черемушки. Араик жил в двух Черемушках сразу. Своеобразное «лечение» от тоски по Родине...
   День выдался солнечным, и ландшафт был как на ладони. Впервые я увидела Арарат с высоты десяти тысяч метров – бугристая голубоватая бескрайность и белый распластанный сторожевой пес!


   Любуюсь тобой,
   Арарат. Взором небес
   Ты вечно храним.


    Араик захлебывался от эмоций - он любил свою родину, но вынужден был работать за ее пределами, выехав в «темные годы». Но, честно, я мало запомнила из его рассказов, мои мысли были заняты другим - ждут ли меня? нужна ли я здесь? правильно ли поступила?
   Самолет шел на посадку – пассажиры с возгласами радости зааплодировали и даже начали обниматься. В тот момент я не могла понять их радости, но спустя годы...
   В этот момент Араик увидел еще одну свою знакомую. Радостно помахал ей. Обернувшись ко мне, он назвал имя девушки, которое я запомнила как «Арменикум». Армянские имена, которые в России не превращались из Ованеса в Вову, из Андраника в Андрея, из Ваана в Ваню, из Вартуш в Розу, я запоминала с трудом, и упомянутая девушка была вовсе не Арменикум, а Арминэ, к ее счастью... А то бывают имена в Армении, именно ИМЕНА, как «Пушкин», «Князь», «Орлов».
   Звартнотц встречал нас множеством черных глаз за застекленными стенами. Где же Его глаза?! Где? – я растерянно вертела головой по сторонам.
   Вот же Он – прорвался через толпы, прошел туда, куда не допускали встречающих. Араик, с чувством выполненного долга, вручил меня Гарику и скрылся в людской массе».

   «После моего возвращения в Москву начался суетный период ожиданий и свиданий. Именно свиданий! Мы встречались несколько раз в месяц: я прилетала в Ереван, он – в Москву на субботу-воскресенье.
   Закончилось все хэппиендом, как во всех красивых любовных историях – в мае мы поженились, затем друг за другом родили двух дочерей, впитавших в себя все лучшее двух великих наций. У них две родины, два родных языка...
   Пребывая в России, они вспоминают Армению, находясь в Армении – тоскуют по России. Старшая дочь – Мария – еще не успела в своей маленькой жизни посмотреть фильм «Мимино», но, будто бы следуя генетической любви к Айастану, спрашивает своих русских родственников: «Вы пробовали воду в Армении? Нет!!! У нас самая вкусная вода – приезжайте к нам!!!»
   Вспомнился еще один смешной случай из «детской» жизни: Возвращаемся из Волгограда в Ереван. Время позднее. Самолет идёт на посадку. Мария выглядывает в иллюминатор, рассматривая множество огоньков армянской столицы:
   - Вай, мама, сколько армяней шашлыки жарят!!!
   Самое трудное в жизни – не познать Счастье, а познав, нучиться ценить и дорожить. И я благодарю Судьбу за ее благосклонность ко мне!»

   Вернусь немножко назад. После нашей свадьбы я выиграла на радио «Европа+» поездку на двоих в Болгарию, что явилось нашим свадебным путешествием. А потом мы переехали в Англию. Сначал жили в Лондоне, потом в Ипсвиче. А после переехали в Армению. Моему мужу везде плохо и только в Армении – хорошо. Сначала мне было трудно в чужой стране. Но потом я смогла полюбить ее. Меня часто спрашивают: «Как тебе живется в Ереване?», «По родине не скучаешь?» Живется уже хорошо... Почему «уже»?! Привыкла, прикипела, к чему-то привязалась: появились даже любимые улочки, парки, скамейки, а это о многом говорит - через мелочи любовь восходит к большему, в данном случае - от "дорогой" скамейки к Армении.
    Родина... сколько раз я пыталась разобраться в в этом слове!!!
   Когда армянин говорит «родина» - он имеет ввиду Армению; когда русский произносит это слово - он подразумевает тот крохотный уголок, где родился - свою маленькую родину: деревеньку, поселок, городок... Не знаю, может, это объясняется маштабами территории. Скучаю ли я?! Я привыкла не скучать, привыкла думать так – «где я сейчас живу - там моя родина... на данный момент». Но раз в год, а именно летом, у меня появляется ностальгия по речке, по березкам, по степи...

   Я заболела паранойей:
   Мое далекое родное
   Вдруг постучалось... И в окно
   Забарабанил дождь весенний.
   Я захлебнулась ветром сенным...
   Дожить до лета... Но темно...
   Прокоротаю, провесную-
   Примите дочь свою родную!



    Органически требуется «пропитаться» родным воздухом, подзарядиться... Но есть парадокс: проходит несколько недель моего пребывания в России, и я начинаю скучать по армянскому колориту...
   Как-то меня спросили: «Что видите плохого в Армении?» Я призадумалась и поняла, что уже не вижу, уже не мыслю объективно, так как прижилась, присмотрелась и все, что раньше пугало, раздражало, стало нормой и в какой-то степени родным... Но кое-что припоминаю из первых моих "ереванских" мгновений: во-первых, раздражала обстановка на дорогах, засилье крохотных, скрежещащих по асфальту маршруток: «напихают» как селедку в бочку человек эдак двадцать с их авоськами, пахнущими рыбой, колбасой, мясом - машина не только «сядет» на асфальт, но и оставит за собой коллею; во-вторых, шокировало телефонное общение...
   Звонок...
   Я: «Алло!»
   Голос по-армянски: «Ова?» (Кто это?)
   Я: «Лена!»
   Тишина.
   Раздраженно: «Какой такой Лэна, здэсь не должно бить Лэна!»
   Короткие гудки... Через секунду снова звонок...
   Я: «Алло»
   Тот же голос: «Ова???»
   Я настойчиво повторяю: «Лена. Кого Вы хотите услышать?»
   Голос: «Эеее!!!» (Я представляю характерный жест, сопровождающий этот возглас!!!) Снова короткие гудки... Секунда... И снова звонок... Тот же голос... Не буду продолжать, потому что все это можно облачить в форму «у попа была собака, он ее любил, она сьела кусок мяса, он ее убил, он убил и схоронил в лесу на полянке, на могиле написал: «у попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил...»
    Потом, спустя какое-то время, я, немножко обнаглев и поднаучившись армянским словечкам, последовала одному «полезному» совету: на двое-троекратное настырное «ова» говорить созвучное «кова», благо, и возраст мой в то время позволял немножко «хулиганить»... Да простят меня все читающие этот опус! Сейчас я не раздражаюсь, стала взрослее, надеюсь, мудрее, слов таких не говорю, а смеюсь от души, собирая телефонный юмор в свою коллекцию «Говорят ЛЮДИ!»
    В-третьих, у Армении специфический запах: это смесь ароматов сигарет, кофе и шашлыка... Сначала раздражало носоглотку, но и это уже прикурилось, припилось, приелось и стало приятным!!! А уж застольные речи воспринимаю как неотъемлемую часть приятного общения!
   У армян есть одна особенность, которую я не встречала ни у одной нации: даже родившись в другой стране, они называют своей родиной Армению, думают о ней, живут ею, а многие пытаются что-то сделать во благо своей генетической родины. За примерами не стоит далеко бегать – вспомним армянский спюрк...

   Судьба мне дала возможность повидать много стран, а в некоторых и пожить. Дети радуют своими успехами. Вдохновение не покидает. Муж поддерживает. Родители живы-здоровы. Есть любимая работа. И я счастлива, потому что у меня есть все для счастья.