Близкие вспоминали меня среди кожистых безлистных деревьев. Дух уже не поддерживал тела типа Бландери ВЦ 3.

Тысячи чувствовавших на свой манер двойников покидали погребальную платформу. Саркофаг покоился на мыслях

океана, поднимая градус бродившего творческого начала. Нежный ультрафиолет нащупал черноту льда. Это была

Земля, сковывавшая меня в жесткий корсет. Зонды задушили, заперли свет звездных лучей. Капсулированное

сознание проснулось в эллипсоидном теле с бронзовыми антеннами. Мне предстояло иметь дело с одомашненным

животным космоса - человеком.

На стекловидной паутине покачивалась подсветка из пыльцы герани, одуванчика. Уставшие морские звезды

возводили в бессмертные перлы песок, маркируя пространство. Прячась в стружках туалетной бумаги, я был

вдохновленным открывателем, поэтом. Микрогрибки будоражили начинку крохотных созданий, росяные пузырьки

безропотных куколок раскрывались внутренним свечением. В кончике шариковой ручки, в мозаике высушенного

старостью глаза вши, в капельке яда пчелиного жала, в бархатных лентах крыла бабочки я находил добротность

Солнечной системы.

Я был человеком и волок за собой крылья, упорно продираясь сквозь подушку жидкого воздуха. Наниты смешивали

во мне антидоты для усвоения человеческой стати, потоки группового сознания людей собирались в плеяды. Любовь

не зашевелилась во мне с приходом самки, в усах гудело людское небо, кристаллы слов описывали сакральные

фигуры. Жившие слоями прусаки подъедали своих соседей, пока солнце, скрученное в спираль, не раскроило их

хитиновые доспехи. Потрясенный собственным откровением день замер, впуская крылатось душ в дыхальца и

воздуховоды.

Окуренный расслоенным воплем дымоход, искал концы раковой хорды. Она глушила огненные прожилки умирающих

листьев, флуоресцирующие личинки клопов, разжижая мою сердцевидную голову в ревущем море кофеина. Я

прозревал через внутренний свет, духовные спины серебрили лунным металлом ленту времени. Не нужно было

верить в того, чьи поля расширили сжатый слайд моей жизни до уровня киноленты. Пережитые кадры были

«тёмными лошадками» в забеге моих мыслей, следя за мной сквозь узкую щель фотофиниша.

Я, Бландери ВЦ3, генерировал воображаемой головой встречный поток любви как единственно принятый смысл

своего существования. Я сползал к горизонту незабудкового поля, щекоча безусую пустоту ядовитым плющом,

жгучей крапивой. Я предчувствовал влюбленность как оглушительную страсть цветка уже завладевшего мной в

момент прикосновения. Полевые тона разворачивались в индивидуальное пространство моего радужного диска.

Я вытаскивал из вакуума затертые нули энергопакетов. Мир, видимый через женщин, нес силу характера

добродетелей. Они парашютировали с недосягаемых Астр, истончались до складок моего мироощущения, разгибали

дугу будущего пространства верой в меня сегодняшнего. Агрегации наших цветков, их распыленные споры сознания

неслись то к сокрушительному синему, то к созидательному желтому.

В серых, поглотивших меня облаках, я подпитывался чувственностью одной женщины, прожилкой одного со мной

цвета. Она транслитерировала меня из первозданной пыли. Наши нейронные связи были фрактальной Вселенной,

«вложенными друг в друга» поверхностями. Мы соприкасались вихрами своих усов, взаимопроникали в туманности

наших глаз. Я, Бландери ВЦ 3, обретал свое успокоение.