Случай этот произошел со мной и моими друзьями во время одного из наших сплавов по бурным и прекрасным рекам Саян.

В тот раз мы сплавлялись по звонкоголосому Кижи-Хему.

Вниз по реке нашим глазам открывалось незабываемое по красоте зрелище -перед плотами по водной поверхности сплавлялся вниз сплошной поток расплавленного, слепящего глаза серебра.

Расплав этот был неоднороден. Он состоял из мельчайших струй, завихрений, чешуек, которые образовали сплошной серебряный панцирь-скатерть, уносимую вниз быстрым течением реки.

Наши катамараны всё время пытались догнать этот несущийся впереди расплав, но, несмотря на все наши усилия, никак не могли этого сделать.

Расплав нёсся впереди и не давал себя настигнуть.

Все предметы, попадающиеся на его пути, он мгновенно вбирал в себя, и они также начинали сверкать таким же расплавленным серебром.

Поток уверенно обгонял наши суда, слепя глаза и, мешая осматривать маршрут впереди. А солнце снова и снова продолжало сливать в воду очередные расплав ленные слитки своих лучей, и они, сливаясь с водным серебром, мгновенно растворялись в нем.

Между этими серебряными плитами и нитями на воде в некоторых местах бежали тёмные, матовые пятна и ленты. От этого вся поверхность реки казалась ковром сказочной работы, где серебряные и золотые нити чередовались с изумрудными и чёрными нитями.

Когда начинал дуть ветер, расплав мгновенно разрывался на мельчайшие серебряные шарики, которые вприпрыжку катились по воде.

Всё вокруг замерло, подчиняясь власти солнца.

Только неугомонные кулички-пискунки носились вдоль берега низко над водой и оглашали тишину разомлевшей от жары тайги своим тонким пронзительным писком.

На песчаных отмелях берега то и дело виднелись гусиные следы и их помёт, но самих гусей нигде видно не было.

Когда до впадения Кижи-Хема в Хамсару оставалось около четырёх километров, расплав внезапно пропал, а правый берег реки превратился в крутую каменную осыпь, спадающую прямо в воду.

По осыпи в самых разных направлениях были разбросаны вырванные с корнем лиственницы и кое-где росли редкие кустики, непонятно каким образом умудрившиеся зацепиться за сыпучую почву своими корнями.

Внезапно сидящий на корме катамарана, наш постоянный вперёдсмотрящий Федя тихим трагическим голосом прошипел.-- Ряша, смотри, кто это там по склону бродит?

Ряшей мы ласково звали Игоря Ляпунова.

Услышав шепот Федора, весь экипаж катамарана начал с интересом рассматривать, кто же это там бродит по склону.

Мы тут же увидели на склоне громадного чёрного красавца глухаря, который с трудом, срываясь на камнях и песке, пытался взобраться наверх, на откос, вместо того, чтобы развернуться вниз и взлететь в сторону реки.

Ряша почти мгновенно выхватил из каких-то верёвочек и завязочек свой самопал и ахнул по глухарю.

Глухарь подпрыгнул, на мгновение замер, а затем, хлопая громадными крыльями, попытался удрать теперь уже вдоль склона осыпи, маскируясь мелкими кустиками и валежником.

Выстрелил из мелкашки и я, но неудачно.

В это время Ряша сиганул с плота на берег и кинулся, спотыкаясь и сползая по песку и камням, вдогонку за убегающим глухарём.

Тот, увидев что его преследуют, надбавил ходу, а затем, вдруг, кувырнулся через голову и покатился вниз к воде.

Ряша с грохотом затопал за ним следом, осыпая вниз целые песчаные лавины.

Он догнал глухаря на самом срезе берега, когда тот пытался сигануть в реку.

Первой деталью птицы, которая попалась Ряше под руку, был глухариный хвост. За него и ухватился наш охотник.

Глухарь ухнул по-своему, резко рванулся и оставил в руках у очумелого от такой наглости Ряши всё своё хвостовое оперение.

Тогда Ряша умудрился ухватить его за ноги.

Глухарю это не понравилось, и он попытался, взмахивая мощными крыльями, приподнять Ряшу в воздух, а затем начал загибать шею, чтобы клюнуть обидчика своим громадным, изогнутым клювом цвета морёной слоновой кости.

Ряша сначала обалдел от этой наглости, а затем хрястнул глухаря кулаком по шее.

Глухарь застонал то ли от боли, то ли от обиды, и резко усилил свои попытки освободиться.

Однако бороться с могучим Ряшей ему оказалось не под силу.

Ряша сломил сопротивление гордой птицы и, спотыкаясь, чертыхаясь и весь в отдышке, возвратился обратно на плот, потащив с собой всё ещё полного сил, жизни и стремления к свободе глухаря.

Оказалось, что выстрелом глухаря лишь сильно оглушило, а дробь лишь скользнула по прочнейшему оперению, и он на некоторое время потерял возможность чёткой ориентации и координации своих движений.

Чтобы избавить птицу от дальнейших мучений и издевательств со стороны вконец озверевшего от неудачной борьбы Ряши, мне пришлось добивать его еле живой трофей выстрелом в упор из мелкашки.

С интересом рассматриваем нашу добычу.

Птица была крупная -- на взгляд не менее восьми килограммов и потрясающе красива.

Чёрно-синяя голова с ярко красными изогнутыми надбровными дугами, чёрными блестящими глазами и устрашающе изогнутым клювом.

Далее шло пепельно-серое ожерелье из мелких узорных пёрышек, а затем воротник, который в солнечных лучах отливал изумрудными тонами.

На груди могучей птица располагалась сверкающе-сизая "кольчуга". На пепельных плечах блестели на солнце ярко-белые пятна-погоны.

По тёмно-коричневым, почти чёрным, громадным крыльям-опахалам были густо рассеяны пильчатые штрихи с трудно передаваемыми сочетаниями чёрных, тёмно-коричневых и пепельно-серых пластин.

Ниже переливчатой кольчуги, на смолисто-бархатной мантии были протянуты волнистые поперечные серебряные шнуры-дуги. Высокая, стройная, голенастая птица.

Пятки толстые, внушительные, почти как у страуса. На пальцах -- мягкие подушечки из бугристой чешуйчатой кожи.

А какой великолепный хвост был у глухаря! Его хвост не уступал любому королевскому вееру из павлиньих перьев. Роскошный был хвост! Широченный хвост! Густо-чёрный, с тонкими мраморно-белыми разводами-блёстками.

Пока мужественный охотник Ряша боролся с гигантом глухарём на другом берегу Кижи-Хема, капитан второго катамарана ломился через кусты и коряги вслед за удирающей копалухой размерами, по его словам, не менее здоровенной индейки.

Он рыскал по чащобе и бурелому не менее десяти минут, но так и не обнаружил беглянку.

Потом мы посчитали этот побег даже за счастье, так как потрошить и готовить двух таких громадных птиц нам было бы не легко.