Светлой памяти моей мамы и её братьев посвящается

 

«Таня, Танечка, Танюша… Та-а-а-а-ня!»

Голос мамы разбудил десятилетнюю девочку и настойчиво звал откуда-то со двора. Танюшка спустила ноги на пол, поднялась с постели, и босая в белой лёгкой рубашонке рванула из полутёмной хаты на улицу. Перескочив невысокий порог мазанки, она выскочила на садовую дорожку и, ведомая мыслью, что где-то там ждёт мама, побежала к калитке. Цветущие деревья небольшого фруктового сада – яблони и груши, будто удивляясь, наблюдали за девочкой свысока и волновались в предрассветных сумерках, дружно шелестя листвою под легкими порывами майского ветерка. Минуя цветочную грядку, Таня подбежала к калитке. Калитка была заперта. Девочка открыла её и выглянула на улицу. Улица была безлюдной. Мамы нигде не было. Тане стало грустно, страшно и одиноко. Она вернулась в дом, и прежде, чем забраться снова под одеяло, направилась в комнату, где спали братья. Взглянула на старшего - тринадцатилетнего Сашу, который крепко спал на спине, широко раскинув руки на своей кровати, затем подошла к кроватке младшего – пятилетнего Коли, тихо посапывавшего во сне, и Тане стало легче. Она была не одна. Мама может быть спокойной за них. Всё у них в порядке, только бы быстрее возвращалась сама из города, куда позавчера уехала, чтобы раздобыть хлеба и других продуктов, каких удастся достать.

О том, что мама не вернётся никогда, что они осиротели, дети узнали в этот же день. Вечером в доме появилась родственница - двоюродная сестры мамы, тётка Валя. Она пришла заплаканная, и не одна, а в сопровождении незнакомого хромого дядьки с суровым лицом - официального представителя из города. Этот мужик и объявил детям, что их мать скоропостижно скончалась прямо на улице в очереди у магазина, и что средств на доставку тела у власти нет, и женщина будет похоронена на гражданском кладбище.

«И отец погиб, и мать от голода умерла…, - последний кусок детям отдавала!», - рыдала в голос тётка.

А мужик, желая прекратить мокрую сцену быстрей, посмотрел на детей, «сбившихся в кучку» от такой страшной новости, которые стояли, прижавшись, друг к другу, глядя на взрослых одинаковыми вопрошавшими глазами, и сказал: «Советское государство вас не бросит, оно позаботится». - Потом повернулся к тётке и сказал: «А вы хорошенько подумайте, всё же родные они вам, уедут - больше не увидите…».

Та мгновенно прекратила плакать и ответила районному представителю довольно резко: «А своих троих я куда дену? Шестерых мне не прокормить».

Уходя, дядька оставил несколько банок тушёнки, мешок с крупою, кусковой сахар и соль. На это и жили ещё пару недель, пока бюрократическая машина где-то в области крутилась, решая судьбу осиротевших детей и подбирая детский дом, куда их отправят. Это было трудно. Полным ходом шла война, и гитлеровские войска захватили уже большую часть украинской глубинки, в которой проживала семья. И тётка прибегала в хату и рассказывала детям очередные нерадостные новости, а те, рано ставшие самостоятельными, уважительно выслушивали её и думали о родителях, которые больше не вернуться, ведь страшнее этого, как казалось Тане с Сашей, ничего быть не может. Только Кольку по малолетству пока ещё ничего не касалось. Для него будто ничего не изменилось. Он не осознавал всей беды, обрушившейся на семью в военное время: бегал, играл, смеялся, радовался тому, что старшие брат с сестрой всегда рядом, и приходу тётки, суетившейся перед осиротевшей троицей сёстриных детей с виноватым видом.

Когда на деревьях фруктового сада уже начали созревать плоды, за детьми приехала машина и отвезла их в областной распределитель. Там они провели три дня, а затем, их троицу, присоединив к группе детей, прибывших из других мест и соседних областей, в спешном порядке отправили в дорогу, поскольку по слухам наша армия готовилась к обороне. Путь группы детей из пятнадцати человек лежал на Волгу в Сталинградский детский дом.

Добирались неделю. Часть пути они проделали по железной дороге, а затем детей везли на военных грузовиках, в открытых кузовах по пыльным просёлочным дорогам под жарким солнцем. Останавливаясь в каком-нибудь населённом пункте, где была школа, и где их - молчаливых, переживших каждый свою и такую общую для всех детей трагедию, размещали, кормили и укладывали спать. Сопровождавшие их женщины и мужчины в военной форме, всё время менялись, а злая старуха война неотступно следовала за детьми по пятам. Она забиралась в сердца и мысли людей, все разговоры были только о том, где идёт захват и бои, где наши побеждают, а где отступают. Даже малыши, такие как Колька, будто повзрослели и позабыли о детских играх, шалостях и капризах.

В пригород Сталинграда вблизи побережья реки Волги дети прибыли в июле. Детский дом был переполнен детьми: беженцы из Ленинграда, Орла, Курска, Смоленска. И теперь, вот, они – с Украины. Всего человек семьдесят не меньше, а, может, и больше. В отсутствии кроватей, прибывшим воспитанникам определили место для ночлега на полу летнего домика, застелив его матрасами. Саша одним из первых вошёл в помещение и занял сразу три матраса, придвинув их друг другу, потом позвал сестру и брата. И потом семья всё время держалась вместе и, дружно следовала установленному в детском учреждении жёсткому распорядку, больше похожему на военное положение.

С правобережной части города на левобережную, где располагался их детский дом, на протяжении июля и августа 1942 года шла эвакуация женщин и детей. Воздушное пространство над городом оживилось. Целые эскадрильи советских самолётов кружили в нём ежедневно, патрулируя небо, а людям было известно, что немецкие колоны продолжают свой захватнический поход и уже на подступах к Сталинграду. Приглушённым гулом доносились сюда раскаты выстрелов пушечных и танковых орудий, серии отзвуков мин и снарядов, рвавшихся уже где-то в пригороде.

В августе детдомовцам объявили, что готовится эвакуация их детского дома, которая «произойдёт со дня на день». Дети, обсуждая между собою эту главную новость, стали ожидать, когда воспитатели сообщат им об её начале. Двадцать второго августа перед отбоем ребятам сказали, чтобы они собирались, и что завтра в обеденное время у них отъезд.

Двадцать третьего августа после обеденного перекуса группу детей с узелками в руках построили в колонну, и повели к месту переправы. Когда через полчаса похода они подходили к пристани Волжского берега, по шуму, доносившемуся оттуда, стало понятно, что там царит суматоха. Действительно, на пристани было мало свободного места. Водный транспорт, сновавшие взад и вперёд катера и буксиры перевозили людей и технику на своих бортах, а тяжёлые баржи, выстроившись в очередь вдоль обоих берегов, загрузившись, тут же отчаливали вниз по Волге. И если на левом берегу было просто многолюдно, то на правом - наблюдалось интенсивное и беспорядочное движение машин и людей, переправлявшихся на Левобережье. Водное пространство было тоже переполнено. Шла стихийная эвакуация.

Детдомовцев отвели на привал в нескольких минутах ходьбы от береговой полосы и переправы, а директор – пожилой дядька побежал выяснять, когда за ними придёт катер или другое плавучее средство. А тётеньки воспитатели, не переставая волновались, наблюдая тревожившую их картину эвакуации на берегу, и, поглядывали на небо, где ситуация была не лучше. Директор отсутствовал около часа, а когда вернулся, - всем даже маленьким детям стало ясно, что ничего хорошего он им не скажет. Хорошего - действительно не сказал, только охрипшим голосом велел воспитателям быстрее построить детей снова в колонну и идти прочь от пристани в сторону просёлочной дороги.

Через полчаса, когда отряд воспитанников уже влился в густой поток из военных машин и запряжённых телег, людей и перегоняемого куда-то домашнего скота, и под предводительством своего директора бодро шагал по шоссе в сторону ближайшего села, до слуха донёсся гул. Странный стереозвук, несущийся со всех направлений одновременно, ежесекундно, нарастал. Директор сориентировался одним из первых. Он повернулся к детям, призывно замахал руками и, отчаявшись перекричать многоголосый гул стремительно приближавшейся воздушной техники с крестами на крыльях, заполонившей небо, стал жестами указывать детям - покинуть шоссе и бежать к зелёному лиственному лесу. Воспитатели суетливо забегали вдоль длинной шеренги детей. Помогая малышам и подталкивая в спины более взрослых детей, они быстро справились с задачей, и дети покинули шоссе, смешавшись с остальными людьми и крупным рогатым скотом, сбегавшими вниз единой толпой на большой травянистый луг, отделявший трассу от лесополосы. В шестнадцать часов восемнадцать минут противник пикирующими бомбардировками начал штурм Сталинграда. Через несколько минут фашисты разбомбили обе пристани и близлежащие жилые кварталы центра города, который напоминал теперь гигантский факел. Дети видели только жуткую картину зарева и дыма от пожаров, тянувшегося вверх до неба. Они отсиделись в лесополосе перед тем, как были эвакуированы. Левобережье по-прежнему удерживалось нашими войсками и директору удалось быстро связаться и оповестить военное руководство Красной Армии о случившемся с подопечными. Спасение было организовано уже к вечеру. Детдомовцев вывезли на двух военных грузовиках подальше от Сталинграда в направлении Астрахани, где находился детский лагерь.

В бывшем пионерском лагере ребята провели остаток лета, осень и почти весь следующий 1943 год. Несмотря на то, что детский дом оказался в тылу над ним всё время витал дух войны - тяжёлый и отравляющий, как свинцовый туман, и человеческий организм не мог не чувствовать его вредоносную тяжесть. Но дети есть дети. Они расслабились, зажили своей детской жизнью с маленькими радостями, играми, привязанностями и дружбой в отсутствии родительской ласки по распорядку, установленному строгими воспитателями. Кроме постоянного недоедания, которое дети испытывали, были и другие опасности. Дизентерия. Ею переболели почти все. Когда большинство детей «подхватило понос», появились люди в белых халатах, они запретили воспитанникам купаться, есть фрукты и вяленую рыбу, которой угощали сирот местные жители. Детский лагерь превратился в лазарет, и всем пришлось испробовать на себе тяжесть этого недуга и пройти через неприятное лечение. А двух девочек, особо тяжело болевших, врачи увезли с собой и они так и не вернулись. Этого очень боялась Таня, она не представляла себя без братьев. А ещё все дети боялись холеры, которая в этих краях по слухам от местных жителей частенько бушевала, унося десятки-сотни людских жизней.

В начале декабря, когда южные ночи стали сырыми и промозгло холодными, основной состав группы воспитанников отправился в обратную дорогу в детский дом освобождённого от врагов Сталинграда, а в Астрахани остались дети, которых усыновили жители деревни, рядом с которой находился лагерь. Это были девочки и мальчики младшего возраста. Когда добирались до Сталинградской области, детей снова везли на военных грузовиках, а потом машина въезжала в населённый пункт, где сменялись сопровождавшие их в пути люди - женщины и мужчины в военной форме, передававшие группу сирот из рук в руки. Весь послевоенный период Саша, Таня и Коля находились в детском доме в пригороде Сталинграда. Первым окончил школу Саша. Он поступил в Саратовское лётное училище. Следом Таня через три года покинула детский дом и отправилась в Чернигов в педагогическое. Через пять лет подрос и Николай, который отправился учиться в Одессу в мореходку. Несмотря на то, что молодые люди проживали в разных городах, они не расставались, писали друг другу письма и виделись каждый год, пока не обзавелись своими семьями. А как они могли расстаться, если даже злая мачеха война не смогла разлучить братьев и сестру?

 

А Таня до самой смерти вспоминала, что когда в детский дом приходили «выбирать детей», то сразу обращали внимание на маленького Колю: возраст подходящий, да, и красив был мальчишечка – огромные голубые глаза, черноволосый, кудрявый, чернобровый, белозубая улыбка, не сходившая с обветренного лица. Но в тот момент, когда усыновители только заводили свой разговор на эту тему, мальчик, тут же, преображался, становился, не по-детски серьёзным и заявлял: «Я один не пойду. Без Саши с Таней не пойду!»

И те шли смотреть других малышей.