Конкурс в честь Всемирного Дня поэзии
Это просто – писать стихи?











Главная    Новости и объявления    Круглый стол    Лента рецензий    Ленты форумов    Обзоры и итоги конкурсов    Диалоги, дискуссии, обсуждения    Презентации книг    Cправочник писателей    Наши писатели: информация к размышлению    Избранные произведения    Литобъединения и союзы писателей    Литературные салоны, гостинные, студии, кафе    Kонкурсы и премии    Проекты критики    Новости Литературной сети    Журналы    Издательские проекты    Издать книгу   
Всемирный День Писателя и
Приключения кота Рыжика.
Форум книги коллективного сочинительства"
Иллюстрация к легендам о случайных находках на чердаках
Буфет. Истории
за нашим столом
ДЕНЬ ЗАЩИТЫ ЗЕМЛИ
Лучшие рассказчики
в нашем Буфете
Владимир Трушков
Лиска Лариска (охотничья сказка
Английский Клуб
Положение о Клубе
Зал Прозы
Зал Поэзии
Английская дуэль
Вход для авторов
Логин:
Пароль:
Запомнить меня
Забыли пароль?
Сделать стартовой
Добавить в избранное
Наши авторы
Знакомьтесь: нашего полку прибыло!
Первые шаги на портале
Правила портала
Размышления
о литературном труде
Новости и объявления
Блиц-конкурсы
Тема недели
Диалоги, дискуссии, обсуждения
С днем рождения!
Клуб мудрецов
Наши Бенефисы
Книга предложений
Писатели России
Центральный ФО
Москва и область
Рязанская область
Липецкая область
Тамбовская область
Белгородская область
Курская область
Ивановская область
Ярославская область
Калужская область
Воронежская область
Костромская область
Тверская область
Оровская область
Смоленская область
Тульская область
Северо-Западный ФО
Санкт-Петербург и Ленинградская область
Мурманская область
Архангельская область
Калининградская область
Республика Карелия
Вологодская область
Псковская область
Новгородская область
Приволжский ФО
Cаратовская область
Cамарская область
Республика Мордовия
Республика Татарстан
Республика Удмуртия
Нижегородская область
Ульяновская область
Республика Башкирия
Пермский Край
Оренбурская область
Южный ФО
Ростовская область
Краснодарский край
Волгоградская область
Республика Адыгея
Астраханская область
Город Севастополь
Республика Крым
Донецкая народная республика
Луганская народная республика
Северо-Кавказский ФО
Северная Осетия Алания
Республика Дагестан
Ставропольский край
Уральский ФО
Cвердловская область
Тюменская область
Челябинская область
Курганская область
Сибирский ФО
Республика Алтай
Алтайcкий край
Республика Хакассия
Красноярский край
Омская область
Кемеровская область
Иркутская область
Новосибирская область
Томская область
Дальневосточный ФО
Магаданская область
Приморский край
Cахалинская область
Писатели Зарубежья
Писатели Украины
Писатели Белоруссии
Писатели Молдавии
Писатели Азербайджана
Писатели Казахстана
Писатели Узбекистана
Писатели Германии
Писатели Франции
Писатели Болгарии
Писатели Испании
Писатели Литвы
Писатели Латвии
Писатели Финляндии
Писатели Израиля
Писатели США
Писатели Канады
Положение о баллах как условных расчетных единицах
Реклама

логотип оплаты
Визуальные новеллы
.
Произведение
Жанр: РассказАвтор: Андрей Григорович
Объем: 21653 [ символов ]
Соскок
Качает. Качает уже вторые сутки. У одного из двоих недавно нанятых малайцев приступ морской болезни. Он видит, как тот срыгивает в полиэтиленовый пакет. К горлу подкатывает отвратительный комок. В каюте стоит резкий запах рвоты.
 
Под ним, на нижней койке, повернувшись лицом к переборке, спит Бриджеш, индиец. Команда его зовёт Бридж. На этой ржавой посудине, носящей гордое имя «Глория», Бридж кок, фельдшер и стюард. В каюте напротив, ютятся два англичанина, ирландец и поляк. На спардеке, в надстройке, располагаются каюты боцмана и радиста, двух механиков, старпома и второго помощника. Все англичане. На следующем ярусе каюты капитана шотландца и старшего механика немца. Вот такой интернациональный экипаж, хотя дружбой народов здесь и не пахнет. Англичане постоянно рассказывают анекдоты про ирландцев и поляков, редко смешные, в основном обидные, про поляков даже оскорбительные. Индийца и малайцев никто вообще за людей не считает. Старпом собачится со старшим механиком, капитану всё пофиг, он пьёт.
 
Драки на судне не редкость. В основном дерутся с ирландцем и между собой англичане. Когда выпьют больше обычного, дружно бьют поляка. Бриджу и низкорослым малайцам достаются презрительные пинки и подзатыльники.
 
Как-то раз, британцы стали свидетелями его выяснения отношений с поляком. Тот решил, что в этой «семье» он покажет «русскому дикарю» его место. После того, как он выбил «пшеку» два передних зуба, превратив лицо в кровавое месиво, и остудил его «панский синдром» в унитазе не блещущего стерильностью гальюна, «хозяева морей» задирались, но в драку не лезли.
 
Унижение поляка стало поводом для новых оскорбительных шуток, и к с трудом скрываемой ненависти последнего к обидчику.
 
Неплохие отношения у него сложились с Бриджем, но из-за загруженности индийца работой, пообщаться им выпадало нечасто.
 
«Глория», владельцем которой был сам капитан Макальпин, как судно ограниченного района плавания, последнее время ходило в каботаже между Британскими островами. Несколькими годами ранее у сухогруза случались рейсы во Францию, Германию, балтийские страны. Раз даже, «Глория» ходила на Испанию, но после того, как на обратном пути едва не пошла ко дну в Бискайском заливе, капитан, натерпевшись страху, и надравшись больше обычного, орал: «Я не позволю каким-то чёртовым волнам так трепать мою девочку! Теперь меня к этим чёртовым маврам никаким aguardiente de orujo не заманишь!».
 
Орать было не обязательно. Фрахтовые брокеры, увидев ржавую посудину и запитую физиономию Макальпина, вежливо делали «cheese», и ретировались в поисках другого грузоперевозчика, оставляя «кэпа» с носом, а команду без работы.
«Глория» перевозила копеечные грузы, от которых отказывались другие капитаны, и контейнеры небогатых частников. Несмотря на всё это, члены экипажа держались за эту работу, как переживший кораблекрушение цепляется за обломки судна. Да большинство из них и были потерпевшими крушение. Крушение надежд на достойную жизнь, на то, что всё может измениться к лучшему.
 
Старпом со стармехом считали дни до пенсии, штурман и механики имели такие «перспективные» рекомендации от прежних работодателей, что почитали место на «Глории» за удачу. Боцман, как старый дворецкий преданный своему хозяину и дому, привязался за долгие годы к судну и капитану, помня лучшие их времена. Поляку и малайцам более приличного ничего не светило, Бридж уже похоронил надежду получить разрешение на работу хоть в каком-нибудь медучреждении, а остальным, сменившим камеры на каюты, было всё равно. Правда, двоим из них, вместо которых наняли малайцев, камеры показались привлекательнее, их арестовали в Глазго, за попытку ограбления.
 
А вот что здесь делает он? Чего ему не хватало раньше? «Что ищет он в стране далёкой? Что кинул он в краю родном?...». Какого хрена его занесло в этот грёбаный «туманный Альбион»? Его, потомственного курянина, который когда-то на уроке географии и страну-то эту на карте без подсказки показать не мог.
 
Родился он в обычной рабочей семье. Отец с матерью трудились на Курском аккумуляторном заводе. Рос, как большинство ребят с «рабочих окраин». Звёзд с неба не хватал, прогуливал уроки, дрался в компании таких же как он, с пацанами из других районов Курска, не помышляя в будущем о чём-то другом, кроме как работе на одном из заводов города.
 
Окончив школу на трояки и пятёрку по физкультуре, и проработав семь месяцев на заводе, где вкалывали отец с матерью, по весне он призвался в армию. Служить попал в доблестные «войска дяди Васи». Там-то он и подружился с Витьком, парнем из Одессы, который умел смешно говорить, и взахлёб рассказывал о море, о «пароходах», о «фартовых моряках» загранплавания, мечтал после службы поступить в ШМО на матроса-моториста, подбил и дружка на это дело. Они даже письма в «школу» отправили. А что? Скоро «дембель»!
 
У Виктора не случилось, он погиб в Асмарском ущелье в самом конце февраля 80-го года.
 
А ему пришёл вызов из Одесской ШМО на домашний адрес, через два месяца после возвращения из армии.
 
Мамаша пустилась было в крик, но отец его поддержал:
 
- Не голоси, мать! Пусть парень лучше морем дышать будет, чем свинцом. Поезжай сын, подальше от этой жизни проклятущей.
 
Так он стал курсантом Одесской школы мореходного обучения.
 
По приезду в Одессу, он первым делом навестил родителей Виктора… Как же больно было их видеть! Особенно мать. Они просили его навещать их, и он обещал, как не трудно было смотреть им в глаза. Его не отпускало тягостное ощущение себя без вины виноватым. Каждый раз он читал в их взглядах (а может ему это только казалось?) один и тот же немой вопрос: «Почему ты жив, а ОН нет?». Поначалу он честно приходил к ним, а потом перестал. Тогда он посчитал, что для всех так будет лучше. Сейчас у него нет той, прежней уверенности в правильности принятого им решения… Может в их глазах был не укор, а перенесённая на него нерастраченная любовь к сыну? Как знать… Впрочем сейчас это уже не важно. Он уже пятый год гражданин другой страны, по молодости, неразумности ли, подобно папуасу, поведшемуся на жестяные ножницы и стеклянные бусы, поверивший в западный процветающий рай. Человек без родины и уже без цели, уподобившийся послушному воле ветра растению перекати-поле.
 
С каждым годом, узнавая о жизни на Западе не по рекламным буклетам и медоточивым «вражьим» голосам, и даже не по своим обрывочным, поверхностным впечатлениям от краткосрочных увольнений на берег, в составе обязательной группы под присмотром кого-то из начальства, а окунувшись с головой в реалии этой жизни, он с горечью всё отчётливей сознавал свою ошибку.
 
Сравнивая себя с пассажиром поезда, взявшим билет в верном направлении, с чётко обозначенным пунктом назначения, а потом, легкомысленно поддавшись сиюминутной прихоти, сошедшим на приглянувшейся чем-то станции, он готов был биться головой о переборку. Сказочный, в свете ночных фонарей теремок билетной кассы, поутру оказался старым, грубо сколоченным сараем, а красивые нарядные люди, радостно встречавшие поезд на перроне, мрачными оборванцами, с холодными пустыми глазами. Поезд ушёл, а он остался в незнакомом городе, с занятыми собой и своими делами жителями, которые не проявляли к нему ни малейшего интереса.
 
«Горек чужой хлеб и тяжелы ступени чужого крыльца», писал Данте. Уж кому, как не ему, окончившему жизнь в изгнании, знать об этом.
 
Разве до него не дошёл смысл этой выстраданной, и сжатой в короткую фразу истины?
 
После окончания мореходной школы, уже работая в пароходстве он, отчасти вынуждено, приобщился к чтению. Войдя во вкус, он перечитал все книги из школьной программы, удивляясь себе, как это могло ему когда-то казаться скучным. Он читал русских и зарубежных классиков, книги по истории и философии, девственно кочующие по судовым библиотекам.
 
Серьёзно относиться к занятиям он стал с первых дней пребывания в ШМО. В отличие от школы, он видел в учёбе смысл и способ достижения поставленной перед собой цели.
 
Английский в «шмоньке» преподавал интересный старик, его метода обучения языку, ничего общего не имела со школьной программой.
 
Через год он неплохо понимал и говорил по-английски. Экзамены в средней школе он с трудом сдал бы и сейчас, но довольно свободно смог бы поговорить на английском с членами экзаменационной комиссии на отвлечённые темы.
 
Вручая аттестат пестревший пятёрками, начальник школы пригласил его зайти к нему в кабинет для беседы, предложил на льготных условиях поступать в среднее, или высшее мореходное училище, но он отказался, отговорившись семейными обстоятельствами. На самом деле, ему не терпелось повидать мир.
 
Через год, разобравшись, что к чему, он поступил на заочное отделение ОВИМУ, на факультет морского судовождения.
 
За три года работы на флоте он побывал в Австралии, обоих Америках, почти во всех, имеющих выход к морю странах Европы. Приезжая домой в отпуск, он был шокирован пустыми прилавками продовольственных магазинов, бесчисленными очередями, с выкриками: «Больше двух в руки не давать!». В мясном отделе его заставила невесело улыбнуться чья-то грустная шутка. На белых эмалированных подносах в витрине, вместо мяса, красовалась старательно выложенная из банок с морской капустой надпись: «СЛАВА КПСС!».
 
Ему, видевшему, как живут люди в других странах, было до слёз обидно за своих сограждан, плохо одетых женщин, с вечно тяжёлыми сумками в руках и непреходящей тоской в глазах, мужчин с угрюмым видом, пьющих разбавленное водопроводной водой пиво, подкреплённое водкой, в грязных пивных, унылых пенсионеров на лавочках у подъездов, бездумно веселящихся детей, на покорёженных игровых площадках.
 
Повсюду безысходность и неверие. И всё это под бодрые голоса дикторов и телеведущих: «Время не властно над ленинизмом». Предлагается жить, «вновь и вновь припадая к неиссякаемому, светлому роднику идей Ильича»; Трудящиеся Азербайджана знают, что всеми своими достижениями они обязаны мудрому руководству родной коммунистической партии; В своей речи К. Черненко призвал обратить особое внимание на проблемы «укрепления порядка, организованности, дисциплины». Неиссякаемый поток пафосной лжи, ничего общего не имеющий с реальностью.
 
Сухогруз, на котором он работал, возвращался после долгого рейса. Телевизор в столовой команды с помехами ловил чужие трансляции, где разнокожие ведущие, на фоне панорамы Кремля и что-то энергично вещающего с трибуны третьего, за четыре последних года генерального секретаря, беззвучно комментировали какие-то нешуточные события в стране.
 
На вопросы экипажа: «Что у нас там случилось-то?», замполит только отмахивался.
 
А случилась «перестройка». Когда телевизор стал принимать советские каналы, моряков невозможно было оторвать от экрана. На всю страну обличённые властью люди говорили такое, что ляпни что-то подобное кто-нибудь из экипажа, он впереди собственного крика вылетел бы не только с «загранки», но и с пароходства.
 
- Где замполит? – с лавки поднялся богатырского сложения моторист, за залёт в Сингапуре первый помощник капитана обещал списать его на берег, - пойду ка я побеседую с ним с глазу на глаз о «ведущей и направляющей роли…».
Замполит заперся в своей каюте, занятый наружными и внутренними спиртовыми примочками, до самой Одессы избегая контактов с кем-либо из команды.
 
Перемены, начавшиеся в стране, он принял с изрядной долей скепсиса, порадовало только то, что в увольнение в иностранных портах можно было ходить «без привязи», на своё усмотрение. Это послабление и стало для него первым шагом в никуда.
 
Мысли о том, чтобы «соскочить» свербили, как заноза под кожей, особенно когда случалось наблюдать сытую размеренную жизнь европейцев. Надежда, что кардинальное изменение политического курса в стране изменит жизнь к лучшему, ненадолго притупила их остроту. Благодаря специфике работы на флоте, он неплохо научился разбираться в людях. Понаблюдав какое-то время за новым генсеком, он сделал для себя неутешительный вывод: «К власти пришёл политический авантюрист и болтун, и дальше всё будет только хуже». Желание покинуть страну, превратившуюся в поле для очередного эксперимента, и нежелание становиться подопытным кроликом, вернуло его к прежним размышлениям.
 
Немаловажную роль в принятии решения не возвращаться в «страну победившей гласности и перестройки», а другими словами, болтовни и развала, сыграла подспудная уверенность, что родители не будут подвергнуты гонениям за «иуду» сына. Поймут ли и простят отец с матерью его поступок, останется внутрисемейным делом, а не общегосударственным.
 
Решение «соскочить» именно в Англии не было спонтанным. Он уже хорошо владел языком, и потому выбирал из англоязычных стран. Учить ещё какой-нибудь европейский язык в его планы не входило.
 
В «штаты» и Австралию их сухогруз ходил редко, да и американская суета его не привлекала, впрочем, как и унылая австралийская экзотика. Была ещё Канада, но в его представлении она почему-то виделась чем-то вроде большой Финляндии – лыжи, снегоходы и северные олени. Опять же значительная отдалённость от родных пенат. Мало ли что…
 
Своими планами он ни с кем не делился, исправно исполнял обязанности старшего рулевого, продавал в иностранных портах водку, сигареты и прочие товары падким до дешевизны аборигенам, подкапливая валюту на «первое время».
 
88 статью УК никто не отменял, но его это мало волновало. Спрятать на судне рулончик купюр, дело нехитрое. Ему помнился случай, когда боцман, большой почитатель запрещённого в Союзе Вилли Токарева, приобрёл в Нью-Йорке полтора десятка кассет с записями своего кумира. Ничтоже сумняшеся, он герметично упаковал свои «сокровища» в полиэтиленовую плёнку, привязал к свёртку такелажную скобу, и утопил его в двухсотлитровой бочке с белилами. Сверху на бочку водрузил стопку заляпанных свежей краской вёдер. Какой дурак из таможни станет без наводки по бочкам шарить?
 
Подходящий для «соскока» случай, представился через полгода. Сухогруз, на котором он работал, пришёл в Ливерпуль с грузом цветного металла.
 
Англичане предложили членам экипажа поучаствовать в организованной ими международной спартакиаде между командами стоящих в порту судов.
 
Ему это было только на руку. Под видом спортивных принадлежностей, он набил сумку более подходящими вещами, достал из тайника заначку, и спустился к поджидавшему у трапа микроавтобусу.
 
Автобус, сделав крюк, прокатил «спортсменов» мимо кафе, в котором ковали своё будущее «Жуки», и доставил их на стадион «Энфилд».
 
Он замешкался, поджидая, пока ребята шумной толпой втянуться в ворота стадиона, подхватил сумку и…
 
Ему было страшно и весело одновременно. Он почти физически ощущал, как улицы, которые он, не выбирая специально направления проходил, перечёркивают своими линиями его прежнюю жизнь, а решётки перекрёстков отсекают путь назад. «Alea jacta est! Рубикон перейдён», - думал он, ускоряя шаг.
 
На окраине города он снял номер в дешёвой гостинице. Пребывая в некой эйфории, он не сразу задал себе один из многих, в последующем, неприятных вопросов: «А чем, собственно, этот «клоповник» лучше отечественных, в которых ему довелось проживать по приезду из отпуска, в ожидании прихода в порт своего судна, или здесь клопы коньяком пахнут?».
 
В день отхода сухогруза, он приехал в порт, и спрятавшись за контейнером, как нашкодивший кот под диваном, наблюдал за фигурками в оранжевых касках, отдающих швартовы, травящих через носовой клюз конец на буксир, как ширится полоска мутно-зелёной воды между причалом и бортом судна.
 
Ничто другое, а именно эта всколыхнувшаяся от вращения винта неумолимо разрастающаяся полоса, с пришедшими в движение щепками, пластиковыми бутылками и прочим портовым мусором, фиксируемая вопреки воле сознанием, едва не заставила его выбежать из укрытия, и размахивая руками, во весь голос закричать: «Стойте! Подождите! Я здесь!».
 
Но он не выбежал, и не закричал. Его всей своей тяжестью накрыла волна осознания непоправимости случившегося, грудь сдавило незнакомое до этого момента пугающее чувство абсолютного одиночества. Он стоял, жадно глотая сырой, пахнущий йодом и нефтью воздух, и не мог пошевелиться.
 
Потом были бесконечные хождения по разным бюрократическим инстанциям, настырный репортёр из «Liverpool Echo», так и не добившийся от него обличительных политических заявлений, получение вида на жительство, поиск работы, и переезд в Филикстоу, портовый город в получасе езды от Ипсвича, порта приписки «Глории», единственного судна, на которое ему удалось устроиться.
 
Со временем рейсы становились всё короче, а простои в порту дольше.
 
Чтобы не торчать на опостылевшем корыте, он снял недорогую крошечную квартиру в не престижном районе, рядом с портом, купил телевизор и кое-какую мебель на распродаже. Соседями у него были в основном поляки, турки и несколько представителей неизвестных ему национальностей, даже отдалённо не напоминающих англосаксов. Кичливые поляки, узнав что он русский, демонстративно воротили от него физиономии, остальным он был безразличен.
 
«Вот тебе и Англия, вот тебе бабка и Юрьев день…», - досадовал он.
 
Всё чаще он задумывался о смысле своего пребывания в этой бесспорно за-мечательной, но так и не ставшей близкой стране. Его угнетало непреходящее состояние одиночества, своей никому ненужности, и по сути, жалкому прозябанию на обочине некогда вожделенной европейской жизни, которая так и осталась недостижимой мечтой, глянцевой картинкой из журнала.
 
В пабе, который он посещал по дороге домой из порта, он познакомился с Йованой, она работала там официанткой.
 
Йована была сербкой из небольшого городка под Любляной, название которого он так и не запомнил. В Англии она жила уже несколько лет. Они стали встречаться. Потом она перебралась к нему. Его квартира была ближе к пабу, да и за жильё платить не надо. Йована была практичной женщиной. С её появлением берлога, в которой он обитал между рейсами, стала по-домашнему уютна. Появились шторы на окнах, цветы в горшочках. Вскладчину они купили двухспальную софу, и музыкальный центр. Йована привезла с собой Драгана, большого откормленного кота британской породы.
 
«Наконец-то в этом квартале поселился хоть один настоящий англичанин», - шутил он, поглаживая короткую, голубоватую шерсть животного.
 
С Йованой у него сложились ровные, доверительные отношения, словно они с ней экстерном прожили лет двадцать. Она была на четыре года старше его, и обращалась с ним с необидной снисходительностью, за что он переименовал её в Ивановну.
 
У неё была старенькая «мазда», и они при случае выбирались в Ипсвич, гуляли по городу, ходили в кино, обедали в каком-нибудь недорогом ресторане.
 
Казалось, что всё как-то наладилось, но нет-нет, а не к месту царапнет зловредная мыслишка: « А что? Там, дома, среди своих, ему заказано было иметь то, что он имеет сейчас? Чем здесь лучше? Европа… А Курск, можно подумать, находится где-то на южной оконечности острова Миклухо-Маклая!».
 
Он внимательно следил за тем, что происходит на родине, теперь уже не СССР, а России, за распустившейся махровым цветом демократией, свободой слова и рыночными отношениями, которыми он уже нахлебался здесь до изжоги, вчитывался в строки нечастых писем от родителей. Из переваренной им массы информации он понял главное, его никто не посадит в тюрьму, если он надумает вернуться назад.
 
И он надумал, и надумал не вчера. Этот рейс последний. Ему до чёрта надоело это общество «равных возможностей», эта свобода, которая начинается после нескольких сотен тысяч фунтов на счету, это не нуждающееся в честном, пусть даже и кратком ответе «How are you?». Фальшивые улыбки, имперская надменность британцев, от империи которых осталась горстка островов, на которые валом валят жители прежних колоний, потрясая корочками с изображением льва и однорогого осла не поделивших гербовый щит. Всё! С него хватит. «В деревню, в глушь, в Саратов!», то есть в Курск. «Иванна» вряд ли захочет с ним поехать, но это не главное. Значит не судьба.
 
Несмотря на усиливающуюся качку, ему удалось ненадолго уснуть.
 
Разбудил его мощнейший удар волны в борт, корпус судна содрогнулся, словно в агонии, со стороны трюмов послышался режущий слух скрежет, за ним грохот. «Глория» опасно накренилась на левый борт.
 
«Груз сместился… Говорил же second(у), что крепче найтовить надо!», - он спрыгнул с койки.
 
Бридж и малайцы, округлившие с испуга раскосые глаза, уже были на ногах.
 
- Чего встали?! На шлюпочную, быстро! – рявкнул он, и добавил по-русски, - сейчас перевернёмся нахрен.
 
Ни общесудовой, ни шлюпочной тревоги не объявляли, но и без того было ясно, что ещё одна такая волна, и «Глория» пойдёт ко дну.
 
Они неуклюже побежали по узкому, завалившемуся на бок коридору к трапу, ведущему наверх, к шлюпочной палубе, на которой крепилась единственная шлюпка, оснащённая специальным спусковым устройством. Спасательные плоты на судне не проверялись несколько лет, и надеяться на них вряд ли стоило, зимой в Атлантике в воде долго не продержишься.
 
С главной палубы наверх было два выхода. Один на площадку спардека, внутри надстройки, ближе к носу, другой от холодильника наружу к корме, на которой под углом к палубе крепилась шлюпка.
 
Никто из них, готовый в любой момент не удержать в ненадёжных скрепах рационального понимания происходящего белоглазую, рвущуюся наружу панику, не мог знать, что поляк, выбежавший на палубу последним, захлопнул дверь, и нарочно заблокировал ручку задрайки.
 
Не сумев открыть дверь, они, толкаясь, бросились к другому выходу…
 
«Глория» затонула во время шторма у северного побережья Ирландии. На выловленной подоспевшим к месту катастрофы китайским сухогрузом спасательной шлюпке находилось одиннадцать из пятнадцати членов экипажа. Индийца, малайцев и русского, среди них не было.
Дата публикации: 20.12.2015 01:11
Предыдущее: На краю светаСледующее: Коломбина

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.
Сергей Ворошилов
Мадонны
Регина Канаева
Свет мой, зеркальце скажи
Дмитрий Оксенчук
Мне снится старый дом
Наши эксперты -
судьи Литературных
конкурсов
Алла Райц
Людмила Рогочая
Галина Пиастро
Вячеслав Дворников
Николай Кузнецов
Виктория Соловьёва
Людмила Царюк (Семёнова)
Устав, Положения, документы для приема
Билеты МСП
Форум для членов МСП
Состав МСП
"Новый Современник"
Планета Рать
Региональные отделения МСП
"Новый Современник"
Литературные объединения МСП
"Новый Современник"
Льготы для членов МСП
"Новый Современник"
Реквизиты и способы оплаты по МСП, издательству и порталу
Организация конкурсов и рейтинги
Литературные объединения
Литературные организации и проекты по регионам России

Как стать автором книги всего за 100 слов
Положение о проекте
Общий форум проекта