Боль вернула его к жизни. Еще не до конца проснувшись, Фёдор почувствовал всю глубину, и объем этой невыносимой боли. Голова просто трещала по швам. Он открыл глаза, и новый приступ стрелою пронзил мозг. Перед глазами поплыл разноцветный туман, и вся обстановка комнаты предстала перед ним в перекошенном виде.

— Где я? — пересохшими, потрескавшимися губами произнес он вслух, при этом ощущая очередную волну боли. Думать было намного легче, чем рассуждать в голос. Превозмогая недуг, он несколько раз подряд резко поморгал, приводя зрение в порядок. «Так, я в полулежащем состоянии на диване. Передо мною журнальный столик, на нем бутылка шампанского, коробка конфет, ваза с фруктами. И раскрытое кожаное портмоне. Я в гостинице, в своем номере. Вон картина с водопадом, прибита не очень ровно, правый край на полтора-два сантиметра ниже. Что со мной?»

Фёдор не без труда сел прямо. Боль скопилась в черепной коробке и разорвалась. Сквозь пелену дикой боли обрывочно рисовался вчерашний вечер. Бар, проститутка, номер, шампанское. Всё!

Фёдор встал и, изрядно пошатываясь, прошел в ванную. Выгреб из аптечки все болеутоляющие средства, запил водой из-под крана, обильно пахнущей хлором, и включил душ. Просто сидел в ванне под струйками прохладной воды и ждал, когда лекарства начнут действовать. Старался ни о чем не думать, напрягать мозги еще было достаточно болезненно. Лишь часа через полтора он почувствовал, как боль притупилась, уменьшилась. Вылез уже из остывшей воды, насухо обтерся жестким полотенцем и вернулся в номер. Ноутбук отсутствовал, мобильный телефон пропал, деньги из портмоне исчезли.

— Вот сука! Дина! Чтоб тебя черти поимели! — Федя плюхнулся на диван. Схема вырисовывалась простая и банальная, а потому до слез обидная: проститутка – клафелин – ограбление. Попался как провинциальный лох. И как? Приехал из стольного града на свою малую родину и тут, на затворках огромной страны вмиг утратил бдительность и осторожность. Самоуверенно подувал, что в этой глухомани пока еще нет нарывов цивилизации. За что и поплатился. Хорошо еще, что девочка не прихватила кредитную карточку. Понимает, что ее могли бы вычислить в одно мгновение. Но и без этого Фёдор начал решительно действовать. Заказал в номер крепкий кофе и городской телефонный справочник. После двух чашек черного кофе боль окончательно покинула его, вернув способность неспешного, без эмоционального мышления. Довольно быстро отыскал номер телефона своего школьного товарища. Эдуард уже дослужился до майора милиции. Дозвонился, в двух предложениях обрисовал ситуацию и попросил о помощи.

— Буду через четверть часа. — Ответил, как отрубил, друг. И сдержал слово, лишний раз подтверждая трепетное отношение к пунктуальности.

— Надеюсь, что ты ничего не убирал со стола, — он внимательно, профессионально, осмотрел номер.

— Зачем? — Федя все-таки соображал иногда «с пробуксовкой». — Ах, да, отпечатки пальцев, и все такое.

— Соображаешь.

— Слушай, Эдя, у меня к тебе просьба.

— Ну?

— А можно без официоза? В частном, как сказать, порядке?

— Что так?

— Да, — Федя сгримасничал и театрально развел руки.

— Понятно, — усмехнулся в пышные усы майор и съёрничал: — Жена, дети, работа?

— Ну, допустим. Хотя жена – лишь гражданская, детей нет, а партнеры по бизнесу, — он сделал паузу, — посмеются и забудут.

— А в чем тогда дело?

— Не знаю. Честное слово, не знаю. Просто чувствую, что не стоит афишировать, и все. Закрыли тему. Интуиция, наверное.

— Каприз это, а не интуиция. Замашки «новых русских», — проворчал Эдик. — Рыльце, поди, в пушку? – он с детства отличался правдивостью и прямолинейностью, за что, кстати, и был не единожды битым.

— А ты как думаешь? Чтобы сколотить капитал за столь короткий срок, да при такой налоговой политике, честным путем – это возможно? Что-то из области фантастики, и даже далеко не научной.

— Да уж. Химера. На Западе миллионерами становятся после усильного труда нескольких поколений, веков. А у нас, у русских, такая уж натура – хочется сейчас и много. Ладно, оставим лирику для лириков. Займемся делом. — Он уселся на диван, показывая всем своим видом крайнюю заинтересованность. — Рассказывай, любитель «ночных бабочек».

В отличие от друга, настроение у Федора было далеко не радужное, а шутки просто раздражали. Он шагал по номеру и, подобно итальянцу, обильно жестикулировал. Хотя и говорил он на чувствах, перескакивая с одного на другое, путался в хронологии, Эдик его не перебивал. Лишь изредка задавал лаконичные вопросы-уточнения. Он отметал профессионально из повествования Федора эмоции и мысли, вырисовывая лишь голыми фактами вчерашний вечер московского гостя. Наконец-то Федор излил историю до конца и плюхнулся в кресло, от чего оно жалобно заскрипело.

— А теперь моя очередь, — после непродолжительной паузы заговорил майор, — и поправь меня, если что не так..

— Ok.

— Ты приехал в наш городок по делам бизнеса. Остановился в гостинице, кстати, не в самом дорогом номере. Днями занимался исключительно делами, а по вечерам ходил расслабиться и пропустить стаканчик пиво в бар, что находится за углом. Так?

— Да.

— В твои планы никогда не входило снимать проститутку?

— Даже мысли не возникали.

— Тебя сама приметила путана, и присматривалась два дня?

— Я видел ее там.

— А вчера она все-таки подсела к тебе за столик. Сама?

— Да.

— И зовут ее Дина.

— Дина? — Федор искренне удивился. — Почему Дина?

— Ты сам ее так назвал, — пришла очередь таким же удивлением ответить и майору.

— Я? Неужели? Не может быть. — Федя усердно потер переносицу. — Странно, почему это я так назвал ее.

— Ее что, не Диной зовут?

— Нет. У нее обыкновенное, распространенное имя. Наташа, Маша, — он наморщил лоб. — Точно! Вспомнил! Настя! Да, ее зовут Анастасия.

Эдик тяжело вздохнул, набрал в легкие больше воздуха, и шумно выдохнул:

— Тогда какого черта ты меня путаешь? Почему упорно называл Диной? С такими показаниями я никогда не найду эту проститутку. — Гнев иссяк так же быстро, как и вспыхнул.

Зато заставил друга крепко призадуматься.

— Я понял, — осенило того через некоторое время.

— Что ты понял?

— Почему я ее так назвал.

— И почему? — сарказм доминировал над раздражительностью.

— Потому, что она похожа на Дину, — с запинками ответил Федя, и сам испугался своего открытия. Мысль это просто обожгла его. Эдуард уже собирался огласить очередной вопрос, но заметив, как изменился в лице друг, так и не решился. И лишь спустя несколько мгновений и сам озарился догадкой:

— Та самая?

— Та самая.

Этот вопрос и ответ на него, как пароль и отзыв, стали историей, легендой, почти мифом. А вот сейчас опять прозвучали, словно сквозь толщу прожитых лет. Во времена дикой молодости они звучали с завидным постоянством. В те времена, когда Федя был влюблен. О, не просто влюблен. Это больше походило на тихое сумасшествие, идею-фикс, паранойю. Дина не сходила с языка, не покидала мыслей, не уходила из сновидений. И чтобы он не делал, как бы абсурдно не вел себя, ответ на все был один. Эдик не раз пытался вразумить друга, вернуть его на путь адекватности, но тщетно. И беседы сводились лишь к короткому диалогу:

— Та самая?

— Та самая.

И все. Этим было сказано абсолютно все. Но, к большому сожалению, их сказочная любовь, так былью и не стала. Вернее, не получила она продолжения. Красиво, но быстротечно. Они расстались. Сейчас, наверное, и сами не смогут вспомнить причину. Расстались, разбежались, разъехались, и потерялись на просторах огромной страны.

— Сильно похож? — Эдик первым вынырнул из прошлого.

— Очень, — Федор тряхнул головой, отгоняя воспоминания, — может, поэтому я и клюнул. Зацепило. Внутри что-то закоротило.

— А фотографии той самой Дины у тебя совершенно случайно нет?

— Случайно? — Федя грустно усмехнулся. — Есть. И совсем не случайно. — Он достал из кейса кипу деловых бумаг, порылся в них, и извлек на свет старую, черно-белую, фотографию. Протянул майору.

— Дина! — восхищение сорвалось с губ милиционера. Девушка была хороша. — И что, очень похожа?

— Ну, конечно, не тютелька в тютельку, но сходство просто не реальное.

— Я возьму пока фото?

— С возвратом.

— Конечно, — Эдик встал, — ладно, пока лежи и отдыхай. Приводи себя в норму. А я заеду вечерком.

— Давай, — легко согласился Федор. Запал и азарт быстро опустили его. Теперь наступило полное равнодушие. Не хотелось ни действовать, ничего не предпринимать, даже видеть никого. Хотелось забраться в кровать, закрыть глаза и забыться. Так сильно подействовало на него собственное открытие. Проводив друга, он постарался осуществить желания. Но это ему давалось с огромным трудом и переменным успехом. Мысленно он сравнивал Дину и Настю. Интонация и тембр голоса, жесты, особенно наклон головы, разлет бровей. Он то засыпал, то просыпался, то просто дремал. Сон и явь смешались винегретом. Такое состояние не только способствовало отдыху, а имело абсолютно противоположный эффект. Федор ощущал непомерную усталость и разбитость. Он опять долго принимал контрастный душ, пил обезболивающие пилюли, запивая их черным кофе. Мысли о еде вызывали спазмы в желудке.

В шесть часов приехал майор.

— Хреново выглядишь.

— Спасибо, — слабо усмехнулся Федя. — А вот ты – ничего. Как дела?

— Продвигаются.

— Результаты имеются?

— Не без этого.

— Ну? — нетерпеливо спросил Федя. — Просвети.

Кстати, к сведению: я трачу на тебя свое свободное время и силы. А тем временем в сейфе лежат семь нераскрытых преступлений и ожидают моего тщательного участия.

— Нет проблем. Твое старание будет щедро оплачено.

— Да как у вас, у «новых русских», на почве денег башни-то снесло. Я, конечно, не богатый человек, если не сказать обратное, но…. Неужели ты думаешь, что я взялся помогать тебе из-за денег. Я ведь и обидеться могу.

— Извини.

— А вот обедом, а скорее всего ужином, желательно обильным и плотным, в самом дорогом ресторане города ты меня можешь угостить. Открылся тут у нас намедни шикарный ресторан. Для сливок общества. А для меня и McDonald's – уже непозволительная роскошь.

— Без проблем, — улыбнулся Фёдор, — сейчас, переоденусь и поедем.

— Хорошо. При хорошей снеди как не быть беседе. Вот там и поговорим.

 

Ресторан и на самом деле был шикарный, он бы и в Москве не остался без посетителей. Эксклюзивный интерьер, изысканная кухня, спокойная музыка, не пугающая и не шокирующая, симпатичный персонал. У Федора даже стал пробуждаться аппетит. А после первой рюмки коньяка остатки вчерашнего кошмара окончательно растворились. Ну, и беседа, конечно же, потекла легко и непринужденно. Эдик решил порционно выдавать информацию, давая возможность другу переварить ее, осмыслить и принять.

— Анастасия – не проститутка.

Федор достаточно оперативно отреагировал на новость:

— Не может быть! А клафелин? Это же почерк проституток.

— Ой, не смеши мою бабушку, — усмехнулся Эдуард. — Избитый сюжет, на основе которого снята ни одна серия милицейских сериалов. Да и молодежь сейчас продвинута, телевидение, интернет. Бармен, а это мой человечек, клятвенно меня уверил, что Настя – не путана. В баре она появилась в первый раз, подчеркиваю: в первый раз, именно в тот день, когда и ты стал посещать это заведение.

Новость ошеломила московского гостя. Федор задумался, вяло ковыряя вилкой мясную солянку.

— И что это значит? — сам он не смог найти логического ответа.

— А не могли ли твои московские конкуренты нанять девочку? Сам говорил, что в ноутбуке у тебя вся бухгалтерия.

— Нет, покачал головой Федя. — Во-первых, у меня нет напряга с конкурентами. Во-вторых, эта девочка – местная. Не столичная штучка. Говор у нее наш, местный.

— Уверен?

— Сто.

— Что ж, выпьем по сто, — скаламбурил Эдик, разливая благородный напиток. Официант как раз принес очередное блюдо. Разговор возобновился лишь после дегустации. – Значит, все достаточно банально и обыденно. Настя зацепила тебя как богатенького Буратино, решила почистить карманы. Присматривалась, искала клафелин, а потом по классической схеме. У вас что-нибудь было?

— Да какой там! — отмахнулся Федя. — Я только пригубил шампусик, и все. Проснулся-то я в полном обмундировании.

— Понятно.

— Мне самое главное ноутбук найти.

— Найдем. Дело нескольких часов. Мои парни сейчас работают в этом направлении. А они у меня в отделе все профессионалы. — Не успел он закончить хвалебную речь, как его мобильный телефон заиграл симфонию Моцарта. — А вот и они, — он взял трубку. — Да. Понял. Я так и думал. Адрес? Спасибо за работу. Обижаете. Шашлык за мной.

Он отложил телефон, достал блокнот и начеркал несколько строчек. Протянул другу. При этом они глянули друг другу в глаза, и все поняли без слов. Хотя нет. Ключевая, легендарная фраза все же прозвучала, в немного измененном виде:

— Та самая?

— Дочь.

Больше они к этой теме не возвращались, а ужин заканчивали под яркие воспоминания своей юности, которая была наполнена через край романтикой и бесшабашностью. И только при расставании Эдик на мгновение вернул тему:

— Сам разберешься?

— Сам. Спасибо за помощь.

— Не стоит, — Эдик закурил. — Когда закончишь дела и соберешься уезжать, позвони. Угощу тебя настоящим шашлыком. Из свежей баранины, приготовленного на природе. В компании мошек и комаров.

— Спасибо. От такого предложения грех отказываться.

— А я и не приму отказа. Обижусь. Удачи!

— Давай.

Уснуть ему долго не удавалось. Все-таки странная штука – жизнь. Она выдает такие сюжетные повороты, что просто закачаешься. Писателем и драматургам и в голову такие фабулы не придут. Ну, почему в этой неприятной истории оказалась замешана ЕЁ дочь? Почему именно она??? Ситуация усложнялась и требовала более особого, миллион раз взвешенного, решения. Даже сам не заметил, что уже решил не наказывать девчонку. Никак. Про деньги и слова не скажет, а телефон и ноутбук, предварительно очистив от всей информации, подарит ей. Как память, как урок на будущее. И ради чего такое благородство? Что за голый альтруизм? Причина была одна, и та плавала на поверхности. Просто от того, что Настя – ее дочь. Дочка Дины. Той самой Дины, которую он безоглядно любил, которая оставила, как оказалось, неизгладимый след в душе и не заживляющие раны на сердце.

 

Дверь открыла Настя. Какая-то отрешенность, безразличие и усталость читалось во всем ее облике.

— Я знала, что вы найдете меня, но не думала, что так быстро.

— Здравствуй.

— Заходите, — она посторонилась, пропуская его в обыкновенную двухкомнатную квартиру «хрущевки». Прошли на маленькую, но очень уютную кухоньку.

— Чай? Кофе? Кофе только растворимый.

— Чай. — И спросил то, ради чего по большому счету пришел сюда: — А мама дома?

И желание встречи, и страх перед ней с одинаковой силой бурлили в нем.

— Нет. Она с дядей Колей уехали в деревню. Картошку копать.

«Дядя Коля» резануло по слуху. Не тактично, не произвольно уточнил:

— Дядя Коля?

— Да.

— А отец?

Она резко обернулась к нему. Глаза сузились, хотя и не смогли скрыть гневного огонька, губы превратились в тонкие бледные полоски. Федю словно ударили в грудь: сейчас Настя особенно была похожа на свою мать. Дина в гневе! Как две капельки воды. Они расстались именно в столь прекрасном возрасте, и в памяти она осталась такой юной, прекрасной и свежей. Настя вышла из кухни, но вернулась уже через мгновение с фотоальбомом в руках. Молчаливо протянула его Федору.

— Что это?

— Мое детство. Если, конечно, вам это интересно. — И отвернулась к плите, на которой уже начинал «волноваться» чайник. Федя сел за стол и открыл альбом. На первом же листе был крупно написано «Мои родители» и две фотографии: Дина и он… Фёдор.

Незримый туман накрыл его. Незримый, но вполне ощутимый. Он изолировал его из привычного трехмерного измерения течения жизни. Он видел в тот момент лишь надпись и фотографии, чувствуя, как накатывает боль и космическая пустота.