Как-то мне позвонила Мария Борисовна со странной просьбой сводить ее в казино. Я не мог отказать своей старой учительнице немецкого языка, но удивлен был необычайно. Ну, посудите сами. Мария Борисовна, заслуженная учительница, уже давно вышла на пенсию. Жила она в сталинском доме на втором этаже, где, кстати, внизу, прямо под ее квартирой, расположилось казино. Всю жизнь она прожила в этой квартире со своей старшей сестрой Фаней. Прошло всего пару месяцев, как она похоронила Фаню, и такая странная просьба. Вот ее покойная сестра – другое дело. Бегала вниз, в казино, чуть ли не каждый день, играла в рулетку. Все ее знали, со всеми она была знакома. И, кроме всего прочего, довольно часто выигрывала. Конечно, суммы были небольшие, но давали ощутимую прибавку сестрам к их пенсии.

 

И скончалась она, фактически, из-за рулетки. Новый молодой и сопливый крупье нагрубил ей, когда она делала свои маленькие ставки. Игроки, конечно, одернули мерзавца. Да было поздно. Фаня поднялась, швырнула крупье свои фишки и ушла в квартиру. А к вечеру инфаркт. И все.

 

Мария Борисовна уже была готова выходить в свет. Она надела свой выходной костюм, в котором выглядела все той же заботливой учительницей, какой я знал ее всю жизнь. Я зашел в квартиру. В ней почти ничего не изменилось. Нет только Фани Борисовны, которая обычно появлялась с бескомпромиссным определением:

- Маня! Еще один твой двоечник явился.

А потом чуть тише и добрее:

- Ну, иди уже, учись. А чай с моими пирогами получишь, когда овладеешь всем богатством немецкого языка.

 

И, конечно, после урока, получал я чудесный Фанин пирог. И не только я, а и все хвостисты ее младшей сестры, то есть, по существу, весь класс. А сейчас квартира была безмолвна. Мария Борисовна попросила меня пройти на минутку в комнату и выслушать ее. Я с готовностью пошел в гостиную, надев предварительно тапочки возле двери. Старая учительница показала мне на стул. Сама она села напротив за столом.

 

- Понимаешь, деточка, - сказала она, - я перед этим важным выходом должна сказать что-то очень важное. Что это у меня всё «важное» да «важное». Наверно, волнуюсь.

 

Она знала и помнила не только наши имена, но и имена родителей, но продолжала всех своих учеников звать «деточками». Как-то я с большим удовольствием наблюдал моего огромного разлапистого одноклассника Витю Седова, только что вышедшего из длительной отсидки, которого Мария Борисовна называла деточка и интересовалась, как там кормили. Вы бы видели улыбку Вити. Ну не было никаких перестрелок, никаких ментов, никаких братков. Просто Витька опять чувствовал себя виноватым: ну не давался ему этот язык, не давался. Вот и я сейчас покорно сидел перед учительницей и ждал.

 

- Ты знаешь, при каких печальных обстоятельствах умерла Фаня. Ты же сам ее хоронил.

 

В действительности, похороны устроил Феликс - хозяин и директор этого казино. Я близко знаком с Феликсом. И знаю его восторженное мнение о Фани. После похорон, когда мы, выпив по рюмке водки, высыпали из квартиры Марии Борисовны, он завел меня в казино, в свой кабинет, достал какой-то особый коньяк, разлил его и стал рассказывать про Фаню:

 

- Старик. Это же была для нас находка. Понимаешь, Фаня с папиросой за рулеткой. Легенда. Оба мужа, генералы, между прочим, сгинули в лагерях, сама Фаня в то ужасное время бесстрашно давала интервью и «Свободе», и ВВС, и «Голосу Америки». И сейчас, делая ставки, выдавала такие замечания о нынешних политиках! Народ с бабками шел не только в казино. Народ хотел слушать Фаню. Ну и делать ставки, конечно. А Фаня! Я велел всем крупье, чтобы Фаня без выигрыша не уходила. Конечно, ставила она немного. Да разве способна она была уследить в пылу полемики с другими завсегдатаями, сколько она выиграла. Крупье подвигали ей несколько фишек, и она вновь ставила их на какие-то ей известные магические цифры. Девчонки говорят, на тройку и семерку, а потом, в конце - на одиннадцать. Ну, прямо, как у Пушкина. А чего, уносила она несколько сотен рублей. Представь, какая подмога к их пенсии. Я бы и больше ей давал, да разве она взяла бы.

 

Вот такой разговор произошел у нас после Фаниных похорон. А сейчас я сидел на стуле и слушал мою старенькую учительницу. Я молчал, а она продолжала говорить:

- Когда ее обидели, она вернулась в квартиру очень расстроенная. Я в это время ходила за творогом. Пришла, Фаню не узнать. Белая. Лежит на кушетке, курит. Рассказала мне, как ее обидели. Я начала ее упрашивать не курить. Принесла тонометр. А она, ну ты знаешь, иди, говорит, с этим тонометром, и сказала куда. Я повторять не буду. Потом потребовала кофе. Я, конечно, в слезы. Ну, посудите сами, какой кофе! Она лежит, за сердце держится. Кое-как уговорила ее принять адельфан. А ей все хуже и хуже. Дыхание стало прерывистое. Я - звонить в скорую. Пока ждала врачей, Фаня меня подозвала – сил то у нее совсем не было - и сказала, чтобы я пошла в казино. И поставила на тройку, семерку и одиннадцать. Я начала перечить, а она махнула рукой, чтобы я помолчала, и шепотом сказала, что никакой здесь мистики нет, просто рулетка старая, и она, то есть рулетка, чаще всего останавливается на этих числах. Еще хотела мне объяснить, как устроена рулетка, но глаза ее закрылись и больше не открывались, до самого конца.

 

- И, что же, Мария Борисовна, вы хотите выполнить волю вашей сестры? – спросил я.

- Да! – Учительница ответила твердо. Я этого даже не ожидал. – Но я ничего в казино не понимаю. И в рулетку никогда не играла. Поэтому, я прошу вас, деточка, сводить меня и показать, как это делается.

 

Мы сидели возле рулетки уже около часа. Добрую половину времени я объяснял Марии Борисовне, как ставят фишки и кто выигрывает. Предварительно купленные фишки лежали у нее под правой рукой. Каждый раз, когда шарик начинал крутиться, она замирала и глазами следила за его движением. Но все ещё не решалась поставить свои фишки на расчерченное сукно стола. Сам я тоже купил немного фишек, поставил их и быстренько спустил все до одной. Наконец моя учительница решилась. Она поставила дрожащей рукой две из ее шести фишек на тройку. Вот это да! К ней немедленно вернулась целая пачка фишек. Я объяснил ей, что она выиграла. Следующая ставка была ею сделана на семерку. Стопка фишек удвоилась. Небольшой перерыв, снова тройка – снова выигрыш. Огромная стопка фишек ставится неуверенной рукой на семерку. Опять выигрыш. Я называю цифру ее выигрыша в рублях. В глазах Марии Борисовны ужас. Она взяла меня за запястье и спросила, не стоит ли нам уйти. Я ответил, что нет никаких проблем, хоть сейчас. Но напомнил, что перед уходом она должна выполнить волю старшей сестры. Учительница подвинула половину своей груды фишек на число одиннадцать Девочка – крупье, видя, что фишки не помещаются, обменяла их на более крупные. Мария Борисовна испугалась этих изменений. Пришлось ее успокоить.

 

- Ставки сделаны, - объявила крупье.

Шарик закружился, задребезжал, пытаясь выскочить из рулетки, успокоился и лег в лузу.

- Одиннадцать, - объявила крупье.

По меркам тех, кто сидел вокруг стола вместе с нами, выигрыш Марии Борисовны был неплох, только и всего. А вот моя учительница находилась в шоковом состоянии. Я кое-как ее успокоил, вывел из казино, подмигнув на выходе появившемуся на работе Феликсу, и доставил в квартиру. Мы сосчитали выигрыш, и мне пришлось сделать необычайные усилия, чтобы отговорить Марию Борисовну вернуть деньги. Я говорил о предсмертной воле ее старшей сестры. Я напомнил ей про то, что она только следовала повелениям поставить на указанные три числа. Наконец, все было позади. Я оставил учительницу в ее квартире, и спустился вниз. Феликс стоял в дверях казино и курил.

 

- Старик, что случилось?

- Фаня завещала сестре поставить на тройку, семерку и одиннадцать, - ответил я, прикуривая от зажигалки Феликса.

- Фаня всегда ставила на них. Магические числа.

- Пожалуй, нет. Она перед смертью сестре выдала тайну. Заметила, что барабан сносился, и чаще останавливается на этих цифрах.

- А… - равнодушно протянул Феликс, - и что, она ставила именно на них?

- Угу.

- Ну, блин. Прямо, черт его знает, что твориться. Представляешь, ошкурила нас на семьсот долларей.

- Как же, знаю, только что пересчитал. Вот тебе и тройка, семерка, одиннадцать. Вот тебе и изношенный барабан.

 

- Почему изношенный, - возмутился Феликс, - я вчера поставил новый датский стол.

 

Д. Артемьев, 03.01.2006.