Двое. Фрагмент из жизни типового дома

1

Слушайте, вот. Говорят, в мире случаются чудеса. Например, под Новый год. Или на Рождество. Или в любой другой день в году, когда человек жаждет чуда.

Сегодня канун Рождества. Виталий Викторович, сосед, утром встретил Ивана Рябинина у входа в подъезд, поздравил с наступившим Новым годом, и с наступающим, попросил не оставлять на площадке полиэтиленовые пакеты с мусором, а вместо них оставлять пластмассовые фляги с водой для подержания общественной чистоты.

Всё сказанное показалось Ивану справедливым и ясным. Но один вопрос, вернее, одно сумрачное противоречие родилось этим утром в его душе. Рябинин не мог понять, почему, как ему казалось, всё в мире живёт и движется по невидимому закону, и почему этот закон, хоть и ощутим, всё же не понят? Вот хотя бы Виталия Викторовича, соседа, все почему-то называют дядей Витей, а он привык и словно бы так и должно быть. Или вот: живёт человек честно, книги читает философские, размышляет – и вдруг, словно просто так, сделает какую-нибудь подлость: или насплетничает на кого, или, поднявшись в самом себе, ближнего своего заставит как-нибудь унижаться, а сам сидит на стуле – как хитро поступил – и улыбается – как хитро поступил и как умно! А всё же человеком остаётся хорошим, потому что, как только кто-то перед ним унизится или сделает что-нибудь, чего ему не хочется, он смиряется и улыбается уже совсем по-другому, по-доброму. Хорошим или нет он остаётся человеком? Таким мысли посетили Ивана утром шестого января, и он не знал, как их разрешить.

А между тем лифт ехал на седьмой этаж, но не просто так, а по причине вполне определённой: он вёз наверх человека одарённого, лет двадцати пяти, в чёрной очень удобной меховой шапке и тёплой (на ватной подкладке) куртке. Человек этот ехал не один, а с чёрной кожаной сумкой, в которой вёз кое-что из недавно написанного для Николая Васильевича, который, в свою очередь, именно на седьмом этаже проживал. Николай Васильевич – кандидат наук, держит свою литературную студию и, вероятно, может чем-нибудь помочь начинающему литератору. В институте он посторонних не принимает, литературная студия на рождественские праздники закрыта, а поэту Анатолию Рябкину хочется услышать ценное суждение о своих произведениях как можно скорее.

Шёл снег. С деревьев, с оконных козырьков свисали вниз едва родившиеся сосульки. На деревьях они были такими маленькими и блестящими, что напоминали застывшие слёзы.

Иван лежал на кровати, закрывшись по голову тяжёлым одеялом и смотрел одними глазами на расплывчатые узоры потолка. Его воображению рисовался то профиль женского лица, то древний никогда не бывший дракон, то деревья, то также никогда не бывшие, но никем доселе не виданные чудовища. Чудовищ было больше всего. Ивану это не нравилось и он заставлял себя видеть на их месте что-нибудь иное, но иное всё не выходило и, устав наконец от чувства пленённости собственным воображением, Рябинин решил выйти на улицу.

Говорят ещё, что свежий воздух очищает душу. Наверное, этому можно верить.

Лента протоптанной дороги, срезая углы, приводит путника в парк. Нужно замолчать, забыться, посмотреть на верхушки зимних деревьев, туда, где они врезаются в небо. Ивану вспомнились давние мечты о жизни в тихой таёжной деревне, о беспрерывном, почти крестьянском, труде, земном и насущном хлебе.

Уйти, убежать.

- Убежать? Побег?

- Нет, нет. Не уставать никогда от жизни.

По лестнице того дома, в которой жил Иван, в это самое время не спеша спускалась семейная пара. Жена говорила о том, что завтра вечером обещались быть Валентина Павловна с сыном, потому нужно испечь утку (хорошее блюдо для рождественского стола) и сказать Дарье, чтобы подготовилась к встрече. Муж слушал, держась рукой за перила и аккуратно переставляя ноги по серым ступеням.

- Коленька – хороший молодой человек и, между прочим, играет на скрипке.

А что, если вдруг в типовом доме отключат свет, и газ, и воду?.. Станет холодно и тихо. Кто-нибудь рассыпит соль, кто-нибудь поставит на стол восковые свечи.

- Мне кажется, здесь вы не совсем правы, - говорит в квартире седьмого этажа поэт Анатолий Рябкин. – Мне нравится, как звучит: «Неслышным звучаньем раздаться!.. И громким пролиться дождём!». Эти строки отвечают моему внутреннему миру. Поэзия есть песнь души!

- Я не спорю, Анатолий.

- Большое спасибо за совет, - Анатолий слегка поклонился. – Послезавтра в десять утра я буду в редакции. Надеюсь, что-нибудь из моих скромных творений они смогут напечатать.

- Желаю вам удачи.

Приближался полдень. Стрелки настенных часов упорно шли, когда Иван вернулся домой. Снимая пальто, он случайно посмотрел на ковёр и подумал, что и из ковра можно сшить вполне сносную шубу.

- Жаль, я не умею шить.

- Друг мой, я очень и очень болен…

2

Всюду доходят поезда. Всюду ступала нога человека. Слушайте, вот. У народа хант бытовало представление о священном «чистом месте», на котором запрещена всякая хозяйственная деятельность. Зверя, забежавшего на эту территорию, не убивали. Женщинам и чужакам нельзя было туда входить. Только мужчинам-соплеменникам. Со временем, когда поселения хантов расширились и «чистое место» нужно было уберегать тщательней, его перенесли на чердаки домов. Сакральное «оторвалось» от земли.

Всюду ступала нога человека. Но сердца молчат.

Снова пошёл снег. Анатолий Рябкин стоял перед подъездной дверью, надевая толстые перчатки. Ему не нравилась такая неудобная и опасная погода. Постояв немного и собравшись с духов, он наконец вышел на улицу.

Одинокий человек посреди заснеженной пустыни. Душа темна и разорвана ложью. Вам и нам, тем и этим – всем, всем по ложке лжи.

Так приветствует низший мир своего князя. Анатолий был недоволен произошедшей встречей. Он не ожидал, что Николай Васильевич окажется таким простым и непонятливым человеком, к тому же, молчаливым и неприветливым. Теперь, получив совет обратиться в редакцию и решив, что на этом полезность для него кандидата наук исчерпана, Анатолий Рябкин решил бросить себя в неисчерпаемый поток приятных фантазий, возрождая в памяти свои стихи:

Блестит луна, трамваи тонут

в заливах тёмных луж.

Я этим маревом не тронут,

я никому нужен.

Года стекают вместе с водами

в подземный сток.

Я – на своей судьбе растоптанный

цветок.

Пойми меня и брось к обочине

семи дорог.

В миру пустом и обессроченном

я одинок.

Снег всё шёл.

Эти герои никогда не встретятся. Иван не выбросит в мгновенном припадке злобы и печали из окна своей квартиры фотографии или письма, а поэт Анатолий Рябкин не поднимет их и не подумает о том, что судьба шлёт ему тайный знак. Иван не выйдет именно сейчас из дому, не станет на ту же остановку в ожидании первого трамвая. Анатолий не вернётся назад и не перепутает квартиры, попав случайно к Рябинину, выйдя из подъезда, он не обернётся, движимый тайной силой, на окна типового дома и не увидит в одном из них лицо Ивана.

Эти герои никогда не встретятся, потому что их встреча была бы нарушением законов природы. Ни в этом рассказе, ни в следующем. Как не встретились бы они в жизни, два одинаково запутавшихся осколка разных миров.

Рябинин выпил стакан вина, твёрдо поставил его на стол. Сосед за стенкой стучал молотком. Пролетела за окнами чёрная ворона.

- Если я скажу, что всё хорошо, я не буду обманут и не солгу.

- Всё хорошо.

А завтра наступило Рождество.