Тихая древняя Ветлуга… Разбитые дороги, как старческие изношенные сосуды, напрягаются, пропуская через себя нарастающее давление Времени… До ближайшей станции Шарья сто километров, до аэропорта в Нижнем Новгороде – триста.

Дозор дремучих лесов не спас городок от вторжения цивилизации: дворянский каменный особняк красуется пластиковыми окнами и вывеской «Банкъ». Над ажурным резным наличником столетней избы стрелка–указатель «Интернет – там»… У забора припаркованы друг за другом чёрный «Лэнд–Крузер» и серая лошадка, впряжённая в телегу… Коттеджи под европейской черепицей «красными шапочками» разбежались по городку, потеснив старинные дома на высоких подклетах…

Всё проходит…

Я приезжала сюда в тихий дом из почерневшей лиственницы и верила, что люблю и любима… Заблуждения – неотъемлемая часть опыта.

Мы долго и тягостно объяснялись. Упрекали друг друга, что–то доказывали. Говорили, говорили, говорили… Остатки былой нежности быстро сгорели в огне взаимных обид, и я позорно бежала, не обернувшись на пепелище…

 

Замусоренный сарай с вывеской «Автовокзал» пуст. В амбразуре кассового окошка белеет объявление «Рейс до Шарьи в … час. отменяется». Вот так сюрприз! Этот был последний, следующий только утром. Назад хода нет, придётся ловить попутку. Это плохо – денег впритык…

– Девушка, куда едем?

Коренастый мужичок лет тридцати пяти крутит на пальце ключи от машины и смотрит на меня призывно и независимо одновременно. Я на него – беспомощно и с раздражением.

– Мне в Шарью… А что, здесь об отмене автобуса всегда сообщают непосредственно перед отправлением?

– Вчера ещё объяву вывесили.

– Вчера! У вас народ каждый день ходит на автостанцию объявы читать?

– В газете было… Тридцать первое августа – каникулы кончились, ребят из лагерей вывозят. Автобусов мало, пришлось с маршрутов поснимать.

– Сколько возьмёте до Шарьи?

– Договоримся…

– Давайте сейчас договариваться. Мне ещё билет на поезд покупать.

– На поезд? Сегодня? Хм… – он удивлённо смотрит на меня и пожимает плечами. – Мне всё равно в Шарью надо, я там живу, за бензин заплатишь, и ладно.

– Поехали.

Таксист обрадованно подхватывает мой рюкзак и спешит к старенькому «жигулёнку».

 

Он оказался из тех водителей, что органически не способны молчать за рулём. Сразу сообщил своё имя – Борис, спросил, как зовут меня, и сходу начал излагать личную биографию. Мне оставалось только хмыкать, восклицать и заинтересованно поглядывать на рассказчика, чтобы его вдохновение не иссякало.

Всю дорогу он не умолкал ни на минуту.

Детство, армия, женитьба… развод: «Как перестройка началась, к нам московские братаны понаехали. У нас ведь тут железнодорожный узел: ремонтные депо, службы пассажирские и прочие–разные… В общем, есть чего делить… Раздербанили Шарью на части. Вот моя на одного такого прихватизатора и запала…» …Второй брак, сын, семья, работа: «Вообще–то я слесарь. Зарплату платить перестали – пришлось пойти таксовать. Купили с братом пополам «жигуль», в две смены «бомбим». Вначале опасно было этим делом заниматься: завелись тут у нас… крутые. То по башке дадут и выручку отнимут, то аж до Питера сгоняют и не заплатят. Сейчас – ничего, жить можно!» – уже подъезжая к вокзалу, завершил Борис свою семейную сагу и добавил загадочно:

– Смотрящий навёл порядок: нашёл беспредельщиков и наказал! Страшно наказал!

Взвизгнув покрышками, «жигулёнок» замер.

Протягиваю деньги:

– Спасибо.

– Счастливого пути. Может, ещё встретимся.

– Это вряд ли!

Могла ли я подумать, что увижу его через два часа и обрадуюсь, как родному.

 

…Зал ожидания шумел цыганским табором, у кассы клубилась нервная очередь. Ещё не до конца осознав масштаб бедствия, протискиваюсь к окошку и вижу коряво написанное объявление: «До Москвы билетов нету!»

Вот так попала! Куда теперь? Возвращаться? Ни за что!

Замученная начальница вокзала хмуро выслушала мою взволнованную речь и вздохнула:

– На проходящие поезда места дают за час до прибытия. Ждите.

«Нет ничего хуже – ждать да догонять», – говаривала при жизни моя бабушка Дуся. Она вообще любила объясняться поговорками и присказками. На всякий случай у неё имелось изречение, порой, с крепким словцом, но очень точное. Что сказала бы она на мои обиды и ветлужские «побитые горшки»? «Не ищи в селе, ищи в себе»? Или «живи спрОста – проживёшь лет дО ста»?.. Многочасовые родительские нотации я давно забыла, а бабушкины концентраты мудрости берегу и достаю из закромов памяти по мере необходимости…

На провинциальных станциях туалет и буфет найти легко – по запаху. Обедаю экономно: чай и пирожок – вдруг плацкарта не будет, придётся раскошелиться на купе.

Топчу перрон туда–сюда – в здании вокзала присесть негде, даже вдоль облупленных стен на полу расположились такие же незадачливые, как я, желающие уехать…

 

Наконец, толпа у кассы зашумела и резко уплотнилась. Не успела я узнать, сколько счастливчиков смогут уехать прибывающим поездом, как очередь волшебным образом рассосалась! Люди снова устраивались на исписанных и изрезанных деревянных скамьях, и по всему было видно, готовились к долгому ожиданию… Что?! Опять нет билетов?! Да разве такое бывает?! Я не могу остаться здесь жить, не могу!

– Пожалуйста, мне очень надо!

Измученная кассирша подняла на меня налитый ненавистью взгляд и отчеканила:

– Одно. Место. Люкс. …рублей! Будете брать?

Цена счастливого билета в три раза превышала мои возможности. Теперь понятно, почему народ уныло разошёлся – за такие деньги разве кто–то ездит? Самолёт до Москвы и то, наверное, дешевле или такси… Такси! Борис! Господь милосердный! Как вовремя ты осенил меня!

– Беру! – протягиваю в окошко паспорт и всю наличку. – Тут не хватает, но я сейчас… Я принесу! Пожалуйста, не отдавайте моё место! Ладно?

Кассирша молча кивнула.

 

Выбегаю на привокзальную площадь.

Сердце нервно бьётся о рёбра, дыхание сбивается. Хоть бы Борис не уехал! Я попрошу у него в долг. Он даст, ведь мы почти друзья, по крайней мере, я знаю его жизнь с раннего детства.

Кажется, это Борин «жигулёнок»… Где же он сам?

В отдалении оживлённо беседует компания «бомбил»…

– Простите, я ищу…

Ко мне оборачиваются мужские лица, и я узнаю знакомое!

– Борис! Пожалуйста, дай мне взаймы! Там всего один билет, но он очень дорогой… Я, как только приеду, вышлю обязательно!

«А в ответ – тишина…» Мужики застыли скульптурной группой, опустив глаза. Что это с ними?

Борис берёт меня за локоть и отводит в сторону.

– Я тебе верю, но у меня столько нет. Можно у ребят попросить... только… эти деньги… Они не наши. Нужно разрешение смотрящего.

– А как его найти?

– Щас. Стой здесь.

Борис возвращается к коллегам, что–то им объясняет.

Вдруг таксисты расступаются, пропуская крепкого пожилого мужчину в неприметной тёмно–серой одежде. Несомненно, это и есть главный шарьинский смотрящий.

 

Он оказался ниже меня ростом, но смотрел так, что я почувствовала себя крошечной козявкой. Пристальный изучающий взгляд маленьких серых глаз под белёсыми бровями никак не удавалось поймать. От мощной кубической фигуры исходила ощутимая энергия грозной воли, и вдруг захотелось спрятаться то ли от него, то ли за него. Вспомнился рассказ Бориса про «беспредельщиков» и «страшное наказание»… Да уж, этот дядька может стать и опасным врагом, и защитником – надёжным и несокрушимым, как противотанковый надолб…

Я открыла рот, проблеяла:

– Мне бы в долг… Я верну…

И тут же поняла, что никаких уверений не нужно – меня уже просветили рентгеном, поставили диагноз и вынесли приговор.

Он даже не кивнул, лишь слегка дёрнул головой, и водители полезли в бумажники, а сам смотрящий внезапно исчез, так и не сказав ни слова.

Борис отсчитал нужную сумму:

– Пришлёшь на главпочтамт до востребования…

 

На вокзале ничего не изменилось. Я протянула деньги в недовольное лицо кассирши, и вскоре уже бежала вдоль состава, отыскивая свой драгоценный люкс.

 

Вот оно, скромное обаяние новой буржуазии! Красная ковровая дорожка, зеркала, полировка… Полки в двухместном купе мягкие, обтянуты бордовым плюшем. На одной сидит худой светловолосый мужчина в красивом спортивном костюме, другая свободна.

– Здравствуйте!

Ответа не последовало. Он лишь посмотрел на меня ледяным взглядом, отвернулся и уставился на пролетающий мимо пейзаж, уже помеченный охристыми мазками осени. Лицо блондина кажется мне знакомым… Это не он ли в телевизоре рассказывает, как сделать жизнь лучше? Из думы, кажется… или из правительства? Нет, пожалуй, не он. Тот весёлый, общительный, улыбка до ушей, а этот кислый и злой. Точно, не он, но похож… Или?.. Да, какая разница! Я села на своё место и огляделась. Скатёрка крахмальная, шторки новые… Красиво, но разве это повод, чтобы не здороваться с женщиной?

Вошла проводница, ещё раз изучила мой билет.

– Сейчас принесу бельё, приготовьте деньги. Чай будете?

Какие там чай–бельё! У меня грошей – только по Москве до дома добраться! Как–то упустила я из виду, что захочется есть–пить, а за постель – отдельная плата, не догадалась взять у таксистов хотя бы на пару сотен больше…

– У меня нет денег, – созналась я. – Не собиралась в люксе ехать, но место было только одно это на весь состав. С трудом наскребла...

Проводница пожала плечами и ушла.

Мужчина вышел следом, оставив дверь открытой.

Из коридора послышались их голоса. Мой попутчик возмущался.

– Вы обещали…

– Я не виновата, система автоматически продаёт…

Сосед вернулся на место и устремил злобный взор за окно. В его тощей фигуре было столько отстранённой надменности, что намерение завести приятную беседу умерло внутри меня, не успев сформироваться.

Проводница принесла стакан чая и поставила перед мужчиной. Он достал из роскошного портфеля пластиковый контейнер с едой. По купе растёкся восхитительный аромат салями. Мой желудок отозвался на колбасный запах глухим ворчанием – экономный шарьинский обед уже стал воспоминанием. Мужчина посмотрел на бутерброд и сморщился. Я деликатно отвернулась, но в тёмном окне видела отражение своего вяло жующего спутника. Прикончив один бутерброд, он достал второй, с отвращением понюхал и убрал обратно…

– Нет! – мысленно заорала я.

Есть хотелось чудовищно.

– Я нарушила твоё уединение! Я – твой враг, а ужин положено отдавать врагу, – молча взывала я к соседу. – Давай сюда этот твой второй бутерброд, пусть мне будет хуже!

Казалось, вот–вот он услышит мои мысли! Нет, не получилось. Взял полотенце и вышел.

Появилась проводница с бельём, принялась застилать ему полку.

– Можно я возьму одеяло?

– Нет! – отрезала она, не оборачиваясь. – Одеяло и подушка только для тех, кто заплатил за бельё!

Вернулся сосед. Не обращая на меня никакого внимания, молча опустил на окно плотную ночную штору, выключил верхний свет и улёгся спать.

Объясняться, возмущаться не было ни сил, ни желания. Вдруг накатили усталость и апатия. Я бросила под голову рюкзак, накрыла ноги курткой и отвернулась к стене. Хорошо, что полка мягкая – матраса не надо.

 

Вагон приятно покачивался, приглушённо стучали колёса… Я люблю засыпать под уютные дорожные звуки… Бабушка смотрит на меня грустно и укоризненно. Она держит в руках огромный поднос с блинами и приговаривает: «Эх, люди, люди, все вы – как хрен на блюде!» Дескать, в какие маски не рядись человек, весь он людям виден таким, как есть. Можно говорить много и убедительно, можно молчать, как дохлая рыба, всё равно ничего о себе не утаить, незачем и пыжиться… Я тянусь за восхитительным румяным блинчиком, но тот вдруг начинает жалобно стонать. От изумления просыпаюсь. Из темноты снова доносится громкий стон.

– Вам плохо?

Тишина. Только стук колёс да далёкий свист локомотива.

– Алё… Вы в порядке?

Чуть приоткрываю дверь и в падающем из коридора свете вижу соседа. Он лежит на боку с поджатыми к подбородку коленями. Такие бледные да тощие часто оказываются язвенниками. Ему бы кашку на воде, а он бутерброд с копчёной колбасой умял…

Немного постояв у окна, полюбовавшись на стекающие по стеклу дождевые капли, возвращаюсь в купе.

Сосед включил персональный ночник, копается в портфеле.

– Вам плохо?

Никакой реакции. Даже не взглянул в мою сторону.

Ну и черт с тобой! «Эх, люди, люди…» Бабуля, приснись мне опять с блинчиками.

Мужчина проглотил таблетку, запив её минералкой, и выключил свет.

 

Проснулась я почему–то уже не такой голодной, какой легла.

Постель соседа была пуста, штора поднята. Через минуту он вошёл уже в шикарном костюме, с полотенцем и спортивной формой в руках.

– Доброе утро, – я решила не изменять себе. Пусть он живёт по своим правилам, а у меня есть свои.

Молчание было мне ответом.

 

Ярославский вокзал встретил нас зябким серым дождём…

 

В тот же день – 1 сентября 1997 года – я отправила почтовый перевод «до востребования» и никогда больше не встречалась ни с Борисом, ни с грозным смотрящим.

Лицо бледного худого блондина некоторое время мелькало в телевизоре – он говорил много правильных слов. Мой это попутчик или нет, я так и не поняла.

 

Раз в год непременно проезжаю Шарью по дороге на родину в Екатеринбург.

Всё здесь неизменно: иссеченная стальными плетями рельс земля, покрытые паровозной копотью деревья, неистребимый запах гари… Знакомое здание вокзала, знакомый перрон… Таксисты подходят прямо к дверям вагонов: «Кому в Шахунью? До Ветлуги кому? Такси, кому такси?..» Сморю, слушаю, вспоминаю… нет, не молодящуюся старушку Ветлугу, не опустевший дом из вековой лиственницы, даже не свои душевные страдания, а тот единственный билет до Москвы и бабушкину присказку: «Эх, люди, люди, все вы – как хрен на блюде!»