- Пока жива, с тобой я буду-

 

Маришка была средней внешности девочка, скромная и немногословная, с толстой длинной косой и карими глазами. Ничего особенного. Была в ней некая задумчивость, которая делала её такой неброской. Но тому, кому случалось остановиться на ней взглядом подольше, открывалось что-то непонятное, влекущее, отчего хотелось обернуться, задержаться взглядом, рассмотреть это отстраненное выражение милого юного личика, подойти поближе и вглядеться, всмотреться и даже спросить – О чем ты думаешь?

 

Гришка перешел в эту школу два года назад и все два года в упор не замечал эту одноклассницу. В восьмом классе на переменке дурили с мальчишками, отбирая у девчонок портфели и с наслаждением слушали их визги, догонялки и отбиралки. Отобрали и у Маришки, чисто под руку попалась. Удивило, что она не стала ни визжать, ни бегать, ни обзываться дураками, а только с тоской смотрела как перелетает её портфельчик из рук в руки и … молчала, молчала и молчала. Надоело гонять этот молчаливый портфель да и переменка кончилась и Гришка принес ей его, с насмешливым кривлянием поднес, как на блюде, приседая и издевательски кланяясь. Она, с каким-то сдержанным достоинством, медленно «приняла» в подношение свою собственность и посмотрела Гришке в глаза. Гришке показалось, что её взгляд прожег его черепушку до самого затылка и остановился на доске, которая была за его спиной. Он даже спонтанно дернулся было оглянуться, чтобы увидеть то, что она увидела сквозь его голову и… не смог. Столько было тревожного беспокойства, сдержанности и достоинства в её глазах, что он, смущенный, выпустил ей в руки её вещь и, тихонько спотыкаясь, побрел к своей парте.

 

Начиная с этого её взгляда он «зацепился». Стал чувствовать её присутствие или отсутствие всегда и везде. Он всей кожей ощущал когда она заходила в школу, оставляла в раздевалке пальтишко и поднималась по лестнице на третий этаж, где он уже стоял на площадке, оказываясь в этом месте как бы невзначай, чтобы встретиться с ней глазами и увидеть её приветливый, насмешливый взгляд, увидеть как легко она бежит вверх по ступенькам, приближаясь к площадке, где он ждал её. Иногда она болела и тогда всё вокруг становилось пустыней. Школа превращалась в вокзал, где он ждал запоздавшего долгожданного поезда, который неизвестно когда прибудет.

 

Он тихонько разузнал всё о ней. О том, где живет, кто родители, иногда стал возвращаться домой через двор её дома и видел, как она после школы гуляет с маленьким братиком в соседнем с её домом сквере.

 

Маришка сидела за первой партой в левом ряду у окна, потому что была близорука. Сидела одна, потому что в восьмом классе никому уже не было интересно видеть перед собой только учителя. Но, хотя место рядом с ней пустовало, как-то так сложилось, что никто с ней рядом не садился, только случайно по просьбе учителя на контрольных или сочинениях. Училась она неровно, но хорошо, особенно по математике, физике и литературе. Иногда получала даже двойки, особенно по немецкому, который ненавидела всей душой. Не повезло ей с этим языком. Но потом в девятом классе она стала ходить на курсы английского, который пошел у ней легко, не в пример немецкому. Гришка сидел с друзьями «на камчатке», но с тех пор, как это с ним стряслось, под разными благовидными предлогами стал приближаться к первым партам, пересаживаясь постепенно, чтобы не вызвать подозрения у друзей.

 

Наконец он нашел удобное место сзади и наискосок, в соседнем ряду, откуда она была видна в свете солнечных лучей из окна. И он мог долго смотреть как она думает, как накручивает на пальчик прядь волос, как откидывает назад сползающую на плечо косу, как старательно пишет, как тянет руку, как легко и быстро идет к доске и мельком бросает на него насмешливый взгляд.

 

Он не мог, не решался к ней приблизиться. Сам считался отличником и красавцем, девичьей засухой, возле него постоянно крутились какие-то девчонки и самая красивая в классе, комсомолка, спортсменка и просто красавица Велижанина вдруг решила сесть рядом с ним и оказывать ему всяческие знаки внимания и дружбы. Он не отказывался, это было лестно. Но в груди болело и кружилось сердце об этой скромнице и какой-то «отдельной» от всех девочке.

 

И Гришка привык к этому чувству и к той малости счастья, которая перепадала ему иногда, поскольку он никак не решался приблизиться к ней. Статусные роли в классных группах были давно распределены и не хотелось общего удивления и скандального внимания одноклассников, которые воспоследовали бы, если бы он решился открыть свое чувство. Чувство грело его, вело по жизни, дарило моменты маленького, но какого-то абсолютного счастья когда они, например, всем классом ездили осенью на картошку в соседний колхоз и он сидел рядом с ней на заднем сиденье школьного автобуса, легко касаясь её коленок на поворотах и ухабах, задевая её плечо и слушая её смех и пение вместе со всеми. Угощал её печеной картошкой, подавал руку (впрочем как и многим) когда выходили из автобуса. Но счастье ощутить в своей руке её теплую ладошку было несравненным. Ощущение, что это будет продолжаться вечно и можно быть счастливым этой малостью без усилий, обмануло его. В выпускном классе она неожиданно для всех сдала все экзамены на отлично и отец отвез её в Москву поступать в престижный вуз, который сам когда-то окончил.

 

Город опустел. Гришка бродил по нему неприкаянный половину лета, а потом легко поступил в местный технический вуз и студенческая жизнь закрутила его в своей карусели.

 

Прошли годы. Григорий получил диплом, уехал по распределению в небольшой городок под Новосибирском, где женился, родил сына и жил, вобщем-то, вполне нормально. Забылась первая любовь, хотя отстраненный и насмешливый взгляд карих глаз вспоминался иногда в грустную минуту.

 

От общих друзей-подруг и бывших одноклассников случайно узнавал о её судьбе. Как она с отличием окончила вуз, как уехала на стажировку за рубеж, потом вышла замуж и родила дочку.

The End?

 

В 90-е жена Григория занялась челночным бизнесом, быстро набрала хорошие доходы, открыла свой магазин и стала пренебрежительно относиться к инженерной зарплате мужа. Конфликты множились и закончились разводом. Сын вырос и стал жить самостоятельной жизнью, а Григорий, помыкавшись по конторам, вернулся в родной город и нашел работу в аэропорту в наземной службе, где постепенно поднялся по карьерной лесенке и снова наладил свою жизнь, но уже одинокого, в годах, мужчины, в жизнь которого лишь иногда вторгались временные романы.

 

Однажды он после ночного дежурства шел по направлению к парковке и обратил внимание на одну из пассажирок, вышедшую из зала аэропорта с огромным тяжелым чемоданом на колесах. Она шла далеко впереди него, с видимым усилием везя этот чемодан по выложенной плиткой площади к стоянке такси. На одной из плиток колесико чемодана зацепилось, женщина повернулась и он узнал её.

 

Сам не заметил, как вдруг оказался рядом с ней, хотя был далеко на другом конце площади. Подхватил чемодан и посмотрел ей в такое родное лицо, и такое иное после прошедшей мимо них жизни.

 

- Марина, здравствуй!

 

- Гриша?!

 

- Давай помогу? Ты как тут?

 

- А ты?

 

Оказалось, что у Марины год назад умер отец и мама после его смерти стала часто болеть и нуждаться во внимании. Марина моталась между Москвой и родным городом и вот, в очередной раз, приехала надолго. С мужем у ней когда-то тоже не заладилось, а дочка вышла замуж за болгарина и жила сейчас в Варне, куда Марина тоже летала часто.

 

Григорий довез Марину до дома и познакомился с её мамой, которая сразу узнала в нем бывшего одноклассника дочери.

 

Они встретились еще раз, и еще. И опять всё закружилось. Еще когда он подошел к ней в аэропорту, то почувствовал вдруг как будто лопнул какой-то огромный прозрачный шар, внутри которого он находился в юности по отношению к ней и который мешал ему к ней приблизиться. Шар лопнул и он оказался так близко к своей любви, что она буквально снесла голову ему, очень взрослому и многое повидавшему мужчине.

 

Они не замечали своего возраста, потому что друг с другом были теми же юными детьми, просто разлученными временно множеством разных событий. Оказалось, что в юности Маришка была влюблена в него и видела прекрасно и его симпатию, и его нерешительность и то, как он сверлил её затылок глазами и «нечаянно» сталкивался с ней на разных путях-дорожках, что смешило её и удивляло. Но она ждала, не подавала никаких знаков и потому, что была так воспитана и потому, что не уверена была в том, что ей это не показалось. Все-таки он неплохо маскировался.

 

Их взаимопонимание было таким полным, что вдвоем они практически не разговаривали или только перебрасывались неоконченными фразами, как бывает у много лет живущих пар. Потому что для того, чтобы сказать о чем думаешь тому, кто тебя так понимает, не нужны длинные предложения и вагон аргументов, достаточно пары слов и понимающего взгляда.

 

Марина стала жить с ним, часто навещая маму и иногда летала в гости к дочке в Болгарию. Родственники их обоих были рады за них и их отношения, а их самих эти отношения настолько наполняли счастьем, что молодые могли бы позавидовать этому облаку света, который исходил от них когда они были вместе.

 

Семь лет этой божественной, подаренной им судьбой радости, пролетели как один миг.

 

Однажды они договорились встретиться в городе после его рабочей смены, чтобы вместе пойти в гости к общим знакомым. Григорий уже ждал её в условленном месте, а Маришка спешила к нему навстречу и он уже увидел её на другой стороне улицы у перекрестка. Она махнула ему рукой и… попала под грузовик, водитель которого, не справившись на шумном городском перекрестке с управлением, снес светофор и Маришку, стоявшую у перехода.

 

Она умирала на его руках страшно, мучительно, цепляясь за него и повторяя в агонии «Гришенька, не отпускай меня, любимый, не отпускай…».

 

Через год доктора обнаружили у Григория саркому и он тоже ушел, быстро, не сопротивляясь очевидному и не цепляясь за ненужную жизнь. Старенькая мама Маришки похоронила и его тоже, думая о том, что такое счастье, какое даровала им судьба в конце пути, не могло быть длинным. Слишком, видимо, оно необычно для наполненной испытаниями тусклой жизни на земле.

 

Вот теперь The End.