20

.

Ринама очень хотела забыть про странный укол в сердце и про потусторонние мысли. Они пришли из того мира, в который передовая женщина не верила, потому что его не существовало. Ринама была убеждённой атеисткой, не лишённой веры. Но её вера была материалистической, основанной на безграничных возможностях человеческого мозга.

Мысль о том, что Ринама «доигралась», была чужой и к её мозгу не имела никакого отношения. Она не исходила и не могла исходить ни от одного человека из ринаминого окружения. Тем не менее каждую ночь из фантастической неизвестности она возвращалась к растерянной женщине вместе с уколом в сердце и еле заметной головной болью. В конце концов Ринама пришла к выводу, что дальше нельзя игнорировать непонятное явление, которого не должно быть. Она решила поделиться наболевшим с мужем, и вот что у неё получилось:

– Заяц, я давно хотела тебе сказать, что, во-первых, я доигралась, а во-вторых, я слышу потусторонние голоса.

Жрес недоуменно и испуганно взглянул на жену, а потом надолго задумался.

– Может быть, на тебя подействовала переделочная болтовня? Ты знаешь, я прочёл в газете, один полковник требует для себя и своей семьи новую улучшенную квартиру, потому что в их квартире поселился барабашка и на всех не хватает жилплощади.

– Может быть, – немедленно согласилась Ринама. – И что мы будем делать с барабашкой?

– Для начала обратимся к невропатологу или психоневрологу – не знаю, кого предпочесть.

– Один чёрт. Но в ратисской поликлинике нет психоневролога.

– А тебе там делать нечего. Оттуда прямой дорогой можешь загреметь в психушку.

– А Переделка?

– Боюсь, что в поликлинике про неё ничего не слышали. Пойду пороюсь в газетных объявлениях.

Супруги решили довериться детскому психоневрологу и, переговорив с ним по телефону, отправились на противоположный конец Подсовковой области. Практикующим на дому психоневрологом назвался очень чистый и очень лысый мужчина неопределённого возраста. Он провёл Волокосов в свой кабинет через смежную гостиную комнату. Супруги вежливо миновали пожилую женщину с красивой сединой и трепетно перешагнули порог врачебного кабинета. Дверь доктор почему-то не закрыл, и на протяжении всего визита Ринама перехватывала пристальный взгляд из гостиной комнаты. Психоневролог внимательно выслушал пациентку, затем проверил её глаза и колени. Ринама привычно дотрагивалась пальцем до кончика носа и отвечала на бестактные медицинские вопросы.

– Всё ясно. Вас сглазили, голубушка, – поставил диагноз чистоплотный доктор.

– Кто?! – в один голос воскликнули Волокосы.

– Сие мне неизвестно, голубчики. Я врач, а не шарлатан. Лучше мы будем думать, как нам защититься от порчи.

Детский доктор провёл шершавой ладонью по зеркальной лысине и по слогам выговорил антиколдовской рецепт. По рекомендации доктора, Ринама «мысленно нащупала в черепной коробке воздушный комочек и стала катать его по кругу». Почувствовав лёгкость в голове, она «мысленно разделила комочек на две части и медленно спустила два образовавшихся комочка по левой и правой сторонам туловища». Когда комочки добрались до ступней, Ринама отбросила их далеко от себя так, чтобы они не попали на Жреса, на врача или на благообразную старушку, следившую за всеми её манипуляциями из гостиной комнаты.

– Может быть, вы выпишите какие-нибудь таблетки? – слабым голосом поинтересовалась утомлённая пациентка.

– Охотно, – живо согласился лысый невропатолог, лаская нежным взором свой деревянный гонорар, который Жрес извлёк из массивного портмоне. – Попринимайте ноотропилчик, голубушка. Он освежит вашу симпатичную головку и прочистит мозги. Няопийцы вообще с ним не расстаются и сосут, как леденцы.

Брезгливо опустив в карман пиджака рецепт няопийского процветания, Жрес увлёк жену на свежий воздух, подальше от чистюли, водящегося с нечистой силой.

– Ты веришь в этот бред? – пожал плечами закоренелый материалист, предварительно глотнув относительно свежего городского воздуха.

– А что ты предлагаешь? – вопросительно ответила выведенная из равновесия женщина.

Влюблённый муж лучезарно улыбнулся, за руку ввёл жену в равновесие и пообещал – кровь из носа – достать самую лучшую литературу про сглаз, порчу и нечистую силу. Затем он посадил Ринаму в метро, пробормотал: «Поживём – увидим» и побежал в свою фирму решать не терпящие отлагательства насущные, реальные, понятные дела.

А Ринама всю дорогу «мысленно катала воздушные комочки». Голова стала светлой, как у Эйнштейна. Порченой женщине так понравилось это занятие, что она «играла в комочки» целый божий день и по-детски радовалась забавной игре, которая принесла ей лёгкое выздоровление. Пожелав «доброй ночи» маме и дочурке, которые спали в «большой комнате», Ринама поделилась с мужем детскими впечатлениями и с удовольствием погрузилась в сон – вместе со своими «комочками». Проснулась она, как всегда, посреди ночи от укола в сердце и боли в голове. «Доигралась, доигралась, доигралась», – застучала мысль по сердцу, как молоточек по коленке. «Да, я доигралась», – вслух согласилась Ринама. Жрес улыбался во сне и ничего не услышал. Испуганная женщина, как утопающий за соломинку, ухватилась за «воздушные комочки». Она их «катала», как в хоккее, «подбрасывала», как в волейболе, «пинала», как в бильярде. «Ушла?» – вслух поинтересовалась Ринама, обращаясь к прилипчивой, как банный лист, чужой мысли. В качестве ответа в голове появилась новая мысль, которая никак не могла принадлежать убеждённой безбожнице. «А бог есть», – сообщила Ринаме верующая мысль и перекочевала в атеистическую грудную клетку. Ринама прижала к груди обе руки, чтобы защитить хрупкое сердце от тяжеловесной мысли. Но идея оказалась вездесущей, она впилась в женское сердце и не хотела его отпускать. «Может быть, разбудить Жреса?» – громко подумала несчастная женщина, опасаясь спутать свои мысли с чужими. «Не стоит. Что ты ему скажешь? – раздался в ринамином теле приятный мужской голос. – Что тяжеловесная мысль стучится, как в дверь, в твоё хрупкое сердце? Не смеши людей. Ты просто сходишь с ума. Лучше обратись в десятую совковую поликлинику. А теперь спи». Ринама почувствовала мягкий толчок в сонную артерию и мгновенно, как в пропасть, провалилась в глубокий и страшный сон. Из пропасти ей помог выбраться дребезжащий звонок будильника. Проигнорировав предупреждение ночного голоса, Ринама отрапортовала спешащему мужу о ночном происшествии. Жрес остановился на бегу и обеспокоенно прислушался.

– Я думаю, надо сходить в эту поликлинику, – убеждённо сказал настоящий мужчина. – Кстати, я принёс тебе кипу литературной чертовщины.

– Вот за это спасибо, – влюблённо улыбнулась Ринама. – Но ты же говорил, что из поликлиники меня отправят в сумасшедший дом.

– А мы будем начеку. Посмотрим на посланцев с того света.

В десятой поликлинике Красносолёного района «посланцев» оказалось очень много. Среди множества разных специалистов Волокосы выбрали экстрасенса.

– Этому ты можешь говорить всё, что угодно. Он сам ненормальный, – с облегчением произнёс Жрес.

– Тогда вперёд! – воскликнула боевито настроенная Ринама и одним махом распахнула небесно-голубую дверь. За ней скрывался сухопарый мужчина очень маленького роста. Подозрительно выглядывая из-за массивного стола, как солдат из ненадёжного укрытия, экстрасенс неохотно спросил, для чего к нему «пожаловала интересная женщина». Ринама смерила сверхчеловека саркастическим взглядом и выразила удивление по поводу того, что «доктор сам обо всём не догадался». После чего она назвала свою фамилию и в боевой позе устроилась на стуле на некотором отдалении от сверхъестественного специалиста. Услышав фамилию пациентки, экстрасенс внезапно преобразился и вперил в «интересную женщину» огненный взгляд. Потом он обхватил большую голову растопыренной пятернёй и надолго задумался. Спрятав испепеляющий взгляд в своём массивном убежище, экстрасенс приступил к долгожданным вопросам.

– Чего вы хотите? – неожиданным женским голосом спросил демонический мужчина.

– Поскорее отсюда уйти, – без обиняков ответила Ринама.

– Не то, – недовольно поправил её экстрасенс. – Что вы испытываете сию минуту?

«Желание лечь с вами в постель», – мелькнула в голове откуда-то взявшаяся мысль.

– Этого мне ещё не хватало! – Ринама решительно встала со стула.

– Сядьте! – мужским голосом повелел экстрасенс. – И рассказывайте, что вас сюда привело.

Ринама нехотя повиновалась и поведала соблазнителю про сглаз. «Мы вам обязательно поможем», – доверительно пообещал экстрасенс. Он что-то написал на клочке бумаги, положил записку в конверт, который склеил большим красным языком. «Отнесите конверт в соседний кабинет, – по-хозяйски распорядился коротышка. – Я сделал всё, что от меня зависит. Остальное вы получите от Валькирии Егоровны. И не забывайте к нам дорогу. Всего доброго, голубушка». Ринама из вежливости поблагодарила фантастического доктора, как бомбу, взяла неразорвавшийся конверт и пулей вылетела из кабинета, хлопнув небесно-голубой дверью.

Жрес долго смотрел на конверт взглядом экстрасенса.

– Знать бы, что в записке, – несколько раз повторил он вполголоса.

– Может быть, разорвать конверт? – неуверенно посоветовала сглаженная Ринама.

– Можно, конечно. Но тогда мы не попадём к Валькирии Егоровне. Ну, ладно, дьявол с ним. Я думаю, это не последнее послание исчадия ада. Кстати, пойду посмотрю на посланника.

Жрес бесцеремонно распахнул небесно-голубую дверь и внимательно взглянул на экстрасенса. Фантастический специалист не произвёл на заядлого скептика большого впечатления. «Какой-то завалященький», – без уважения констатировал Жрес, после чего проводил жену к Валькирии Егоровне. Ученица дьявола оказалась христианским апостолом казкавской национальности. Она усадила Ринаму на табуретку, зажгла свечку и пошла вокруг убеждённой неверующей, в которую вселился дьявол. Православная казкавской наружности не отрывала чёрный взгляд от колеблющегося свечного пламени, как будто выискивала в нём слова спасительной молитвы. Ринама с интересом следила за бормотанием намалёванных губ, но ничего не расслышала, кроме «Отче наш».

– Теперь вам надо сходить в ближайшую церковь, – наконец внятно произнесла шарлатанка широко раскрытыми жирными губами.

– Но я безбожница, – предупредила её Ринама.

– Вы ни разу не были в церкви? – недоверчиво спросила Валькирия Егоровна.

– Конечно, была – из любопытства.

– Значит, полюбопытствуете ещё раз – надеюсь, не последний. Я тоже была неверующей, но Христос вразумил и очистил меня от скверны.

– А я думала, вы – мусульманка, – бестактно сказала Ринама.

– На забывайте церковь, сестра. И вы перестанете задавать святотатственные вопросы, – укоризненно произнесла раба божья и напоследок пригласила вероотступницу для оказания дальнейшей божьей помощи.

– Какая церковь? Ближайшая? – задумчиво переспросил Жрес.

– Да, здесь – за углом, – пояснила Ринама.

– А что ты сейчас ощущаешь? – заботливо поинтересовался супруг.

– Облегчение, – прислушалась к себе необычная пациентка.

– Это хорошо, это самое главное, – обрадовался Жрес. – Тогда пойдём взглянем на конспиративную церковь.

За порогом поликлиники за Волокосами увязался белобрысый юнец. «Это ещё кто?» – не поняла Ринама. Не получив ответа от помрачневшего супруга, рисковая женщина повернулась к загадочному субъекту и спросила прямо в лоб: «Что вам от нас нужно?» «Ничего», – безразлично произнёс молодой человек и отступил на несколько шагов. Не обращая внимания на «юного следопыта», Волокосы быстро нашли обещанную церковь. Белобрысый юнец ступил в храм божий следом за напряжёнными супругами и расположился от них в непосредственной близости. «Ничего особенного», – осмотрев священный интерьер, расслабился Жрес. Действительно в рядовой церкви не было ничего отличительного, разве что тяжёлый запах неоконченного ремонта. «Когда они покончат с этим бардаком!» – не сдержался Жрес, имея в виду и божий храм, и безбожную страну. «Потерпи. Переделка только-только разворачивается», – обнадёживающе проговорила Ринама. Вместо ожидаемой скептической реплики влюблённая женщина вдруг услышала от мужа такое, от чего буквально остолбенела на месте.

– А может быть, бог есть, – неуверенно произнёс голос, несомненно, принадлежащий её законному супругу.

– Ты что, стал верующим? – Ринама вскинула на Жреса изумлённые глаза.

– С чего ты взяла? – ласково улыбнулся супруг и, поддерживая под локоть единственную женщину на всём белом свете, помог ей перебраться через кучу строительного мусора.

От Волокосов шарахнулся прилипчивый агент, который приблизился к носителям государственного секрета на недопустимо близкое расстояние.

– Заяц, пойдём из этого осиного гнезда, – предложила умиротворённая женщина, крепко прижимаясь к надёжному мужскому плечу.

– Ты права, Зайчишка, – немедленно согласился Жрес, улыбаясь жене нежными голубыми глазами. – Здесь нам делать больше нечего. Давай поспешим к Авбюлке. Как там с ней справляются наши бабушки?

 

21

 

Заботливые бабушки нянчились с прекрасным «цветком жизни» усерднее, чем с Ринамой и Жресом, когда они были «цветочками». Впрочем, нянчиться с Авбюлкой было одно удовольствие, потому что она росла здоровой девочкой, много спала, охотно ела, увлечённо играла и всё время улыбалась – тепло и ненавязчиво, как весеннее солнышко. «Солнышко ты наше ясное!» – умилялись счастливые бабушки и бежали в «Детский мир» за очередной игрушкой. «Вы портите мне внучку своим сюсюканьем», – сердился дедушка и спешил в «Книжный мир» закупать впрок азбуки, словари и энциклопедии. «Между прочим, ваша внучка прежде всего моя дочка», – энергично заявила тронутая благодатью Ринама, которая, вернувшись с религиозной стройки, обнаружила у ребёнка нездоровый румянец на щёчках.

Термометр бесстрастно продемонстрировал, что у девочки поднялась температурка, и, забыв про козни дьявола, самоотверженная мама с божьей помощью отдалась материнским заботам. Когда же дьявол опять напомнил о своём существовании, измученная женщина поняла, что пришло её время отвечать на два извечных водяных вопроса: кто виноват? и что делать? Усилием воли раздираемая противоречиями атеистка приучила себя к мысли, что она стала жертвой вражеского произвола, вынужденной нести свой крест, как жертва производства – гипсовую руку. Время от времени, по совету мужа, травмированная женщина подлечивалась у маленького, как Наполеон, экстрасенса. От услуг шарлатанки казкавской наружности, запачкавшей стеарином новое ринамино платье, порченая пациентка категорически отказалась. Она также отвергла навязываемую экстрасенсом помощь христианского вероучения, противоречащего её атеистической доктрине. Безбожница рассчитывала найти безоговорочную поддержку у супруга, но Жрес неожиданно потряс Ринаму ревизионистской позицией. Отведя в сторону голубые глаза, заколебавшийся мужчина порекомендовал жене «не судить априори и осуществить практические действия». Не на шутку испуганная женщина отбежала в сторону, чтобы заглянуть в затуманенные любимые глаза. «Ты хочешь, чтобы я слетала в космос и встретилась с богом визави?» – дрогнувшим голосом пошутила Ринама. Привычная шутка возымела немедленное действие, небесные глаза просветлели и загорелись атеистическим блеском. «Ни в коем случае, – последовал за блеском успокоительный ответ. – Я боюсь приревновать тебя к богу».

Обретшие согласие супруги самозабвенно поцеловались – и разбежались по своим делам. Жрес по горло погрузился в фирменные дела, а Ринама с головой ушла – в родительские. Она накупила массу воспитательной литературы и установила монополию на ребёнка. Родители Жреса обиделись и постепенно отошли от внучки. Однако Генивея была не из породы обидчивых, а из породы настырных. Проявив несгибаемый морской характер, бабушка добилась «справедливого разделения родительских обязанностей». В результате бурной семейной дискуссии выходные дни отвоевал себе папа, а будни поделили пополам мама и бабушка. Таким образом у Ринамы появилась уйма свободного времени, которую надо было куда-то девать. Сначала она вспомнила про работу, но Жрес в категорической форме отклонил эту идею из-за Авбюлки; тогда она увлеклась светскими развлечениями, но – ненадолго, потому что привыкла проводить досуг вместе с возлюбленным супругом, который уходил на работу в семь утра, а возвращался – в час ночи. У Ринамы остался единственный выход из сложившегося положения: заняться самообразованием. Впрочем, наука была ей не в тягость, так как она любила учиться, если это было ей интересно. Ринама сама удивилась тому, как быстро она одолела горы книг, книжиц, книжонок и фолиантов о воспитании детей и сверхъестественных явлениях. За спиной бабушки книжница испытывала на податливой Авбюлке новейшие методы воспитания, а за спиной супруга заряжалась энергией от живой и неживой природы. Увидев на «голубом экране» передачу о биополях и экстрасенсах, Ринама вплотную заинтересовалась телевидением. Она щёлкала переключателем, разыскивая на телевизионных каналах объяснение своей фантастической болезни. На всех каналах пестрели передачи об аномальных явлениях – вперемешку с передачами об оживлённой лимонной политике. Незаметно для себя Ринама увлеклась зажигательной политической дискуссией – и её страсть к Переделке воспылала с новой силой. Между тем борвёгачная революция набирала крутые обороты. Лимонные журналисты вошли в полную силу и стали показывать зубы, огрызаться и кусаться. Они попробовали Борвёгача на зуб – и он оказался им по зубам, они огрызнулись – он не ответил, они укусили – он извинился. Это было началом конца Борвёгача, Переделки, ксегенского государства, мировой социалистической системы. Правда, разошедшийся ксеген этого не заметил, зато бесноватая женщина учуяла неладное. «Чего он добивается – предательства?!» – кричала Ринама в прямом эфире телевизионному изображению такого обаятельного и такого беззащитного ксегена. «Зайчишка, угомонись», – встревоженный супруг останавливал гражданский порыв митингующей жены долгим поцелуем в распахнутые розовые губы. Ринама отталкивала законного возлюбленного, потому что Переделка была ещё выше любви. «Ты не понимаешь, – не унималась Зайчишка. – Под угрозой – наша Переделка». «Гори она синим пламенем. Я лично не имею к ней никакого отношения. Кончится одна Переделка – начнётся другая». «Ты что такое говоришь, Заяц? Другой такой Переделки не будет. Это же долгожданный шанс и, может быть, единственный в истории!» «Вот что, Ринама, – шансами сыт не будешь. Лучше покорми своего голодного мужа». «Почему бы тебе не поесть с бабушкой и с дочкой? Извини, мне надо написать письмо».

Спровадив в «большую комнату» несознательного супруга, Ринама с лихорадочной скоростью строчила политизированные послания на телевидение, на радио, в газеты, в журналы и, конечно, в Кремль. «Если прочитают хоть одно письмо, значит, я старалась не зря», – подбадривала себя застрельщица Переделки. Озарённая женщина не подозревала, что компетентные органы не только зачитывались её письмами, но и заслушивались её речами.

В отличие от Ринамы, которая, по ксегенской привычке, произносила пламенные речи в узком семейном кругу, доморощенные политики, которых надоумила Переделка, толпами высыпали на улицы и площади с готовыми ответами на все политические вопросы.

Борвёгач вытащил на свет божий любимый лимонный вопрос: «Кто виноват в том, что в ксегенском государстве до сих пор не наступил коммунизм?» Могущественный правитель пришёл в народ, чтобы выслушать его мнение и опереться на его мощь. И разуверившийся ксегенский народ стал обретать веру и выплёскивать наружу недюжинную силу. А поскольку народ состоял из разных людей, то и вера у них оказалась разная. Одни возродились для коммунизма, другие обратили взоры к капитализму, третьи подняли глаза к небу, чтобы за облаками разглядеть многочисленных богов. Впрочем, идолопоклонников в ксегенском народе не обнаружилось, и лимонцы отдали предпочтение уникальному богу. Правда, положение осложняло наличие нескольких уникальных богов, которых новоиспечённые верующие разобрали по национальной принадлежности. Спустившиеся с небес в мирскую жизнь конкурирующие боги возглавили борьбу фанатичных мирян, взявшихся за оружие, чтобы кровожадно доказать превосходство своего мирового бога над всеми остальными. Познавать религиозные азы раскаявшимся лимонным атеистам помогали всё те же знаменитости, которых нанял Борвёгач, чтобы разбудить народ к коммунистической вере. Среди знаменитых писателей, артистов, художников, режиссёров, композиторов было немало верующих, и они, наконец, перестали это скрывать, потому что перестали бояться ксегена. Нанятые знаменитости получили мзду за хорошую работу, но они никак не могли насытиться и продолжали трудиться изо всех сил, тормоша народ, не давая ему заснуть ни днём, ни ночью. Осознав свою исключительную значимость, знаменитости начали раздуваться от важности и, отпихивая друг друга, кинулись пересаживаться с тесных и жёстких стульев в просторные, мягкие кресла. Удобно устроившись в комфортабельных креслах, «прожектора Переделки» возгордились тем, что так хорошо «переделались», но решили не засиживаться на достигнутом. Борвёгачные отечественные кресла перестали удовлетворять их возросшие материальные потребности, и они положили глаз на шикарные – заграничные. Но заграничную мебель надо было тоже заработать, и «переделанные» знаменитости принялись искать богатых работодателей. За границей хорошо продавалась антиксегенщина, потому что заграница никак не хотела расстаться с привычкой ненавидеть ксегенское государство. Богатые работодатели, стремившиеся стать ещё богаче, заказывали лимонным знаменитостям махровую антиксегенщину – во вкусе заграничных обывателей. Заграничные налогоплательщики, оплачивавшие ласкавшую слух антиксегенщину, мазохистски плодили армию передовых и рядовых лимонцев, обиженных ксегенской властью. Знаменитые и безвестные ксегенские граждане, жаждавшие заграничной наживы, через микроскоп разглядывали дорогостоящие обиды, нанесённые им ксегенской властью. Когда свои обиды заканчивались, они одалживали чужие или, на худой конец, придумывали несуществующие.

Борвёгач, как руководитель социалистического государства, стремившегося к дружелюбным отношениям со всеми лунными странами – без оглядки на политическое устройство, не мог смириться с пошатнувшимся престижем Лимонии. Прорывая «железный занавес», он собственным примером убеждал мировую общественность в миролюбивых намерениях ксегенского государства. Открытый, обаятельный, демократичный, он с первого разговора располагал к себе собеседников и ломал лунное представление о Лимонии, как о «медвежьем угле» и «империи зла». Такое нелестное прозвище придумали для мирового соперника акимерзкие пропагандисты. В отличие от деградировавших ксегенских агитаторов и пропагандистов, рупоры акимерзкой пропаганды прогрессировали с каждым днём; они великолепно справлялись с ролью авангарда непримиримой борьбы двух супердержав, олицетворявших собой два враждебных политических лагеря.

В супердержавы Акимера стала выбиваться после второй мировой войны. Предпосылки у неё были превосходные: обширная территория, кипящая энергия, мощная экономика; не хватало самой малости: власти над другими странами. Но – не всё коту масленица: экономика возьми да и подведи Акимеру – разразись небывалым кризисом. Война для честолюбивой страны тоже сначала складывалась неудачно, но мало-помалу Акимера втянулась в военные действия и вместе со своими союзниками, под прикрытием Лимонии, даже научилась одерживать военные победы. Вторая мировая война перекроила карту Луны, расколола границами целостные страны. На планете появились новые социалистические государства, что очень не понравилось старым капиталистам. Они до потери сознания испугались растущей мощи Лимонии, но противостоять ей были не в состоянии, потому что сами нуждались в чужой поддержке. Такую поддержку от всей души стала навязывать разрушенной войной Певоре мало пострадавшая заморская Акимера. Поддержанный Акимерой певорейский и яизатский капитализм оказался ей обязанным по гроб жизни. Но «загнивающий» капитализм не собирался помирать, а, наоборот, рассчитывал жить долго и счастливо. Что касается Акимеры, то она рассчитывала на свою долю от счастливого певро-яизатского долгожителя. Её не сильно волновал тот факт, что младший капиталистический брат давно тяготился её неприкрытой опекой. Она жирела на своих и чужих харчах – и дожирела до статуса супердержавы. Во всём мире конкуренцию ей могла составить только возглавившая социалистический лагерь супердержавная Лимония. Правда, ксегенское государство в экономическом отношении отставало от конкурирующей супердержавы, зато в космосе и в вооружении соперничало на равных. Но самая острая борьба развернулась на идеологическом фронте, то есть на передовой XX века. Здесь Акимера разбивала Лимонию в пух и прах, потому что хилые лимонные агитаторы по всем статьям проигрывали вооружённым до зубов акимерзким пропагандистам. Проигрывающая сторона пошла ва-банк – с открытыми картами. Расчётливые акимерзкие игроки, поразмыслив, приняли новые условия игры, главным образом, по той простой причине, что старые правила обходились в кругленькую сумму. Акимерзкий президент во всеуслышание заявил, что Лимония больше не империя зла, а лимонный ксеген проложил дорогу к сердцам простых акимерзких граждан. За Акимерой к Лимонии потянулись младшие певорейские братья и сёстры. Премьер-министр Глинаи посетила Совкму и кокетничала в Борвёгачем. Президент Цинафри обсуждал с ксегеном будущее Певоры. Канцлер капиталистической Миянгеры забрасывал удочку в социалистическую Миянгеру – с далеко идущими планами. Певорейской верхушке пришёлся по нраву цивилизованный лимонный ксеген. Что касается простых певорейцев, то они впали в неописуемый восторг от потрясающего Борвёгача и его очаровательной жены. Певорейским жителям начало приедаться их пресное благополучие, и они потянулись к новым, острым ощущениям. Между тем экономическое благоденствие пришло к старушке Певоре не сразу. Она не просто возвращалась к жизни после второй мировой войны. Воспользовавшись навязанной Акимерой помощью, она попала к старшей сестре в экономическую и политическую зависимость; зато у неё не болела голова по поводу противостояния двух систем, так как за неё успешно противостояла Акимера. Благополучно развиваясь под крылом у могучей супердержавы, дряхлая Певора обрела второе дыхание, помолодела и почувствовала себя возродившейся для независимости. В то время, как Акимера высокомерно игнорировала певорейское самочувствие, Лимония проявляла к певорейскому здоровью живой, искренний интерес. Благодарная Певора платила Лимонии той же монетой и даже примеривала к себе борвёгачную Переделку. Впрочем, Переделка вызвала живой отклик во всём мире: в большинстве случаев, положительный – у заинтересованных и искренних людей, иногда отрицательный – у незаинтересованных и неискренних людей, которым Переделка грозила финалом благополучия и карьеры.

 

22

 

Но самый живой отклик она нашла в женской душе, на которую посягал дьявол. Ринама видела в Борвёгаче и его Переделке избавление от собственных проблем. Патриотически настроенная женщина не отделяла личные интересы от государственных. Она переживала за борвёгачную Переделку, как за родное детище. Особенно тяжело Ринама переживала ошибки и промахи крёстного отца Переделки. Большой урон авторитету Борвёгача нанесла антиалкогольная инициатива, которая выродилась в тривиальную ксегенскую кампанию.

Идея исходила от писательской братии, которая любила изучать лимонный народ под алкогольным углом зрения. О проблеме алкоголизма ксегенские писатели знали не понаслышке. Отправляясь в народ с просветительской миссией, они не забывали взять с собой бутылку водки и, приняв для храбрости, читали ему актуальную лекцию о вреде алкоголя.

Народ, приученный пропагандой уважать просветительскую миссию писателей, слушал мессий с сочувствием и пониманием. Неудивительно, что именно писателей выбрал Борвёгач в качестве самых ярких «прожекторов Переделки». Воцарившиеся в комфортабельных креслах борвёгачные «помазанники» осветили народу путь в трезвое светлое будущее. Борвёгач пошёл на поводу у «генераторов идей» и развернул в стране крайне непопулярную антиалкогольную кампанию. Вкусившие гласности журналисты, которые от вседозволенности всё больше входили в раж, как собаки лакомую кость, принялись обсасывать недальновидное антиалкогольное постановление. Разумеется, всю ответственность за последствия общественное мнение возложило на Борвёгача, который, впрочем, не только не уклонялся от ответственности, но добровольно подставлял себя под удар беспощадной критики.

Испугавшись за судьбу Переделки и её духовного и материального отца, Ринама приняла решение провести своё собственное расследование. Она увлекла Жреса в безалкогольные бары и рестораны дегустировать безалкогольные вина. «Переделочные» напитки пришлись ей по вкусу, и она несколько успокоилась. Для полного восстановления нервной системы Ринама отправилась на курорт в сопровождении верного супруга. В программу разнообразного отдыха входили многочисленные экскурсии, в том числе посещение знаменитого Абрау-Срюдо, прославленного своими алкогольными традициями. Алкогольный экскурсовод в духе времени начал свой рассказ с антиалкогольного вступления. Прочтя лекцию о вреде алкоголя, законопослушный гид поведал насторожившимся от неожиданности экскурсантам славную историю Абрау-Срюдо. Теоретически подкованные Волокосы с нетерпением ожидали главной - практической – составляющей алкогольной экскурсии. Но к величайшему изумлению и разочарованию всех экскурсантов, их не только не допустили к дегустации опальных напитков, но даже не выпустили из автобуса, опасаясь, что вставшие на путь трезвости лимонцы надышатся винными парами, витавшими в воздухе Абрау-Срюдо. Упавшие духом экскурсанты через мутные автобусные стёкла робко поглядывали на пьяненьких иностранных гостей, которым, судя по весёлому настрою, пришёлся по вкусу знаменитый алкоголь. Расстроенная перегибами Переделки Ринама уговорила мужа немедленно вернуться домой. Увы! Здесь её ждали новые разочарования. Возомнившие о себе «помазанники», поднатужившись, выжали из себя новую инициативу. На этот раз они решили переименовать всё ксегенское государство. Ошарашенный писательским размахом Борвёгач попытался сдержать распоясавшихся просветителей, но было уже поздно: процесс пошёл и даже побежал. Пока «прожектора Переделки» переименовывали Лимонию, её «золотые перья» перечёркивали политические судьбы. Первым было разоблачено первое байернаджазское лицо товарища Велиа. Ринама знала Велиа, как борца с коррупцией. Посланный Жевбером в проворовавшийся Кауб, первый секретарь рьяно взялся за дело. В огромном «аэродроме», скрывавшем начальственную макушку, Велиа неожиданно возникал на каубских базарах с разгромными разоблачениями. Он увеличил водяной сектор в Байернаджазском Университете и сделал его доступным для ринаминой подруги Арии, у которой не было золота, чтобы позолотить ручку экзаменаторам. Гроза бесчисленных каубских коррупционеров, Велиа снискал устойчивую популярность у честных каубцев. Они даже помыслить не могли о тёмном прошлом их любимца и благодетеля. Неугомонная «Писательская газета» вытащила наружу всё грязное бельё байернаджазского лидера. Борвёгач вынужден был немедленно отреагировать на ослепительный сигнал светочей Переделки. Таким образом, Велиа впал в немилость к могущественному вождю, который потихоньку терял своё могущество. Однако облитый грязью байернаджазский лидер недолго горевал, потому что его тут же взял на вооружение косноязычный критик Переделки – политический авантюрист Ицлень. Провинциального коммунистического номенклатурщика Ицленя прибила к Совкме волна Переделки. С высоты своего исполинского роста Ицлень пытался смотреть на небольшого Борвёгача сверху вниз; однако ксегенский пост так высоко вознёс главного «передельщика», что болезненному честолюбцу всё время приходилось задирать бычью голову. Между тем по глубокому внутреннему убеждению Ицленя, его представительная фигура на лимонном троне выглядела бы намного убедительнее. Осуществлению далеко идущих замыслов мешал тот вопиющий факт, что вожделенное место было уже занято Борвёгачем. Факт, конечно, прискорбный, но не непоправимый. Оглядываясь на очнувшееся сонное царство, Ицлень начал осторожную атаку на Борвёгача. Ксеген ответил замаскированным контрударом. Позиция Ицленя была такой шаткой, что он бы на ней не удержался, если бы его не поддержал мускулистый депутат Поддубный, которому мускулы заменяли мозги. Зрелищная поддержка вознесла исполина над многолюдным Съездом, который транслировали все каналы ксегенского телевидения. Невиданное демократическое зрелище волновало и будоражило всю страну. На Съезде депутатов кипели нешуточные страсти. Необъятный зал был переполнен представителями всех слоёв ксегенского народа. Народные защитники несли на высокую трибуну проблемы, которые назрели и перезрели в ксегенском обществе. Каждый оратор обращался к Съезду, к Борвёгачу и к стране – одновременно. Грандиозное действие разворачивалось вокруг демократического вождя. Подавляющее большинство народных избранников с верой и надеждой смотрели в сторону отца Переделки. Поддерживая плюрализм мнений, им противоречила кучка критически настроенных депутатов, недовольных медлительностью Борвёгача. За кулисами Съезда критики нашли друг друга и состряпали план молниеносных реформ. Кроме того, они нашли своего вождя в лице спасённого для борьбы Ицленя. Презрительно окрестив сторонников Борвёгача агрессивно-послушным большинством, политические кухарки принялись по-быстрому изобретать рецепт своего политического и экономического благоденствия.

Вместе со всем ксегенским народом Ринама, затаив дыхание, следила за увлекательной политической интригой. Она накупила множество всевозможных газет и журналов. Ей не представляло большого труда разбираться в политических хитросплетениях, потому что гласность в Лимонии достигла своего апогея, и вся политика совершалась на глазах у народа и с его непосредственным участием. Это была неслыханная и невиданная человечеством демократия. Изумительный коммунистический царь, который повелевал половиной лунного мира, отдавал власть народу, чтобы в мире воцарилась не мнимая, а подлинная демократия. Ринама с интересом вглядывалась в борвёгачный социализм с миллионами человеческих лиц. Они оказались очень разными, самобытными и вдохновенно прекрасными – озарёнными великой идеей счастья для всех людей. Возвышенная женщина ощущала себя причастной к грандиозной миссии всеобщего благополучия и могущества. Эта высокая причастность наполняла жгучим счастьем всё женское существо, которое трепетало от гордости за себя, за народ, за страну, за весь лунный мир.

Новое лицо Лимонии вызывало симпатию и опасение у прагматического капитализма. Впрочем, за большинство социалистических стран он мог не волноваться, потому что они руками и ногами проголосовали за капиталистический уровень жизни. Но ещё оставалась огромная Лимония с привлекательным лицом Борвёгача, который был убеждённым коммунистом. В его лицо, как в зеркало, смотрелись самые разные люди из самых разных стран мира и видели в нём отражение своих надежд и чаяний. Для мировых капиталистов очень важно было скомпрометировать мировой социализм в лице нестандартного ксегенского вождя. Для этой цели они использовали простоватое и грубоватое лицо политического противника Борвёгача. В Борвёгаче Ицленю было противно всё: огромная популярность, огромная должность, огромная зарплата, огромная власть. Всё это больше подходило огромной фигуре самолюбивого выскочки, который не собирался упускать главный шанс своей жизни. Огромные материальные запросы Ицленя частично удовлетворили выросшие, как из-под земли, акимерзкие друзья; остальные огромные запросы помогло реализовать агрессивно-непослушное меньшинство. Передовики Переделки, которые почему-то назвали себя «демократами», как тяжёлой артиллерией, прикрываясь тяжёлым Ицленем, двинулись по пересечённой местности навстречу «демократическим» реформам, переворотам, деньгам, власти, войнам и терроризму.

 

23

Ох, как Ринама невзлюбила этих демократов! Они таили в себе прямую угрозу Переделке и её ценностям. Женщина во весь голос делилась своими опасениями с мужем, но он по горло погрузился в работу, и ему было не до Переделки. Генивея самозабвенно занималась ветеранами и Авбюлкой, и никакие демократы её не беспокоили. Не найдя понимания дома, Ринама убегала на улицу, где народ разбивался на два лагеря: один – за Борвёгача, другой – за Ицленя. Возбуждённая женщина бегала от группы к группе, но её никто не слушал. В бессильном отчаянии она возвращалась домой и строчила письма во все инстанции – от домоуправления до Кремля. В домоуправлении её письма выбрасывали в корзину, а в Кремле – читали. После тридцатого послания на стол Борвёгача легла выжимка из ринаминых писем.

Между ксегеном и его советником произошёл буквально следующий разговор:

Борвёгач: «Это информация о сегодняшних газетах?»

Советник: «Нет. Она – ниже. Это информация о письмах некой Ринамы Волокосы».

Борвёгач: «Гм, что-то не припомню. Кажется, имеет отношение к Яизе?»

Советник: «Нет, товарищ Борвёгач. Вы её не знаете. Эта наша домохозяйка из-под Совкмы».

Борвёгач: «Вы шутите? Вы что, без меня даже с домохозяйками не можете разобраться?»

Советник: «Но вы же сами призываете всех домохозяек управлять государством».

Борвёгач: «Неудачная шутка, товарищ советник. Вы разве уже не коммунист? И, пожалуйста, не передёргивайте».

Советник: «Простите, товарищ Борвёгач. Я убираю информацию Волокосы?»

Борвёгач: «Убирайте. Нет, постойте… Чем прославилась эта…»

Советник: «Ринама Волокоса».

Борвёгач: «Чем вас заинтересовала Ринама Волокоса?».

Советник: «Ею давно интересуются линтасские спецслужбы».

Борвёгач: «Да ну? Что же она такого натворила?»

Советник: «Да ничего особенного. Опередила гласность. Уж больно горяча – попала под аппаратуру».

Борвёгач: «Куда попала? А-а-а, понял… Это плохо. И что мы можем сделать?»

Советник: «Пока ничего. Да я, собственно, не вижу такой необходимости».

Борвёгач: «Тогда в чём дело?»

Советник: «Ринама Волокоса – ваша ярая сторонница. Она предупреждает вас о грядущем предательстве, которое угрожает Переделке».

Борвёгач: «Чепуха. Какое предательство? Паникёрша… провокация. Национальный вопрос – вот наша головная боль».

Советник: «Очень интересно аргументирует. Советую посмотреть».

Борвёгач: «Ну, хорошо. А теперь перейдём к обзору прессы».

Ринама об этом разговоре, разумеется, не подозревала; она продолжала переживать за Переделку и писать взволнованные письма. Толчком к очередному посланию служила газетная статья, уличная дискуссия и, особенно, телевизионная передача.

Казалось, телевизор нагревался не от перерасхода электрической энергии, а от перерасхода человеческой энергии, которая била ключом из всех телевизионных каналов и накаляла души прильнувших к экранам телезрителей. Раскалившись докрасна, Ринама спорила до упаду с телевизионными ораторами, которые, не стесняясь в выражениях, отделывали своих политических соперников. Но ей не удавалось убедить «отделочников», не слышавших не только Ринаму, но и самих себя. Выведенная из равновесия женщина на весь Ратис клеймила позором борвёгачного министра Здераванеша, который нёс непоправимый бред о наступлении диктатуры. Атаку на Здераванеша Ринама предприняла на следующий день после знаменательного кремлёвского разговора. А ещё через неделю Борвёгач вызвал к себе советника для второго знаменательного разговора.

Борвёгач: «Как, вы сказали, зовут ту женщину - домашнюю хозяйку, которая…»

Советник: « Ринама Волокоса, товарищ Борвёгач».

Борвёгач: «От неё есть ещё письма?»

Советник: «А как же – два письма».

Борвёгач: «Принесите их, пожалуйста».

Советник: «Они в зелёной папке у вас на столе».

Борвёгач: «О чём она предупреждает на этот раз?»

Советник: «В целом она довольна вашей политикой, но опасается, что процесс может выйти из-под контроля».

Борвёгач: «Вы тоже так считаете?»

Советник: «Вы же знаете моё мнение, товарищ Борвёгач. Оно полностью совпадает с мнением Ринамы Волокосы».

Борвёгач: «А может быть, наоборот? У нас все домашние хозяйки такие умные?»

Советник: «Ну, конечно, товарищ Борвёгач. Но Волокоса – самая умная».

Борвёгач: «А вы откуда знаете? У нас, кажется, не полицейское государство».

Советник: «Это моё личное мнение. Вы спрашиваете – я отвечаю».

Борвёгач: «А что она думает по поводу выступления Здераванеша?»

Советник: «Расценивает его, как предательство. Требует, чтобы вы срочно сменили команду. Товарищ Борвёгач, я прошу вас об этом уже…»

Борвёгач: «Говорите: требует? Это интересно…»

Советник: «Она вопиёт».

Борвёгач: «То есть?»

Советник: «Кричит на телевизор с утра до вечера».

Борвёгач: «Неужели вы это видели?»

Советник: «И вы можете увидеть – хоть сейчас. В зелёной папке фотографии и видеокассета».

Борвёгач: «Товарищ советник, вы преступаете… Включайте видеомагнитофон».

Советник: «А как насчёт смены команды? После выступления Здераванеша отпали последние сомнения».

Борвёгач: «Может быть, начать с вас?»

Советник: «Вы же знаете, я не держусь за место. Я болею душой за Переделку».

Борвёгач: «Ну-ну, я пошутил. Вы – незаменимый работник. Смена состава – дело непростое. Надо подумать. И вы тоже подумайте, товарищ советник. И завтра представьте свои соображения».

Советник: «Это Ринама Волокоса, товарищ Борвёгач».

Борвёгач: «Да она совсем девочка».

Советник: «Тридцать с хвостиком. Хорошо выглядит».

Борвёгач: «Просто красавица. Муж, дети есть?»

Советник: «Счастлива в браке. Муж – хороший парень, бизнесмен. Воспитывают чужого ребёнка, как своего. Живут вместе с матерью Ринамы».

Борвёгач: «Очень темпераментная девочка. А на кого она так кричит?»

Советник: «В данном случае – на Здераванеша. Очень интересно. Да вы послушайте».

Борвёгач: «Ну-ну. И часто она общается с телевизором?»

Советник: «Каждый день. Моя правая рука. Только она этого не знает».

Борвёгач: «Вы прямо наёмник какой-то. Бесплатно эксплуатируете женщину. Наверняка у неё ворох проблем».

Советник: «Как сказать… Работы нет и пока не предвидится. И ещё эта аппаратура…»

Борвёгач: «Какая аппаратура? Ах, да… А ведь здорово излагает… Её бы на ваше место».

Советник: «Она там на своём месте. А ведь вы мне завидуете, товарищ Борвёгач».

Борвёгач: «А я этого и не скрываю. Я тоже хочу иметь такую советницу».

Советник: «Вы пока можете иметь всё, что хотите».

Борвёгач: «Вы на что намекаете?»

Советник: «Прикажете доставить в Кремль?»

Борвёгач: «Вы с ума сошли! В каком качестве? Тоже мне – джигит нашёлся».

Советник: «Виноват: ляпнул, не подумав. Возможен другой вариант».

Борвёгач: «Какой же? Только, пожалуйста, без джигитовки».

Советник: «Может быть, подключить к Кремлю её телевизор?»

Борвёгач: «А разве это возможно?»

Советник: «Пока – проще простого. Только нужно кое-что утрясти с телевизионными спецслужбами».

Борвёгач: «Товарищ советник, опять намекаете. Вы у меня донамекаетесь. Вы что на меня уставились? Действуйте… пока находитесь у меня на службе. Постойте… А что будем решать с аппаратурой?»

Советник: «Пока – ничего. Все мы под аппаратурой ходим».

Борвёгач: «Не паникуйте, товарищ советник. Вы ещё скажите, что ходите под богом. Гм… Что, аппаратурщики сильно разошлись?»

Советник: «Изводят народ, товарищ Борвёгач».

Борвёгач: «Мерзавцы. Вот что: подумайте над созданием Комитета по правам человека при Верховном Вече. Будем демократизировать страну – или я не Борвёгач».

К сожалению, отец судьбоносных реформ не разделял ринамину неприязнь к вылупившимся из Переделки демократам. Он смотрел на них, как на часть побежавшего процесса; и при его попустительстве политические кухарки развернули бурную деятельность на политической кухне. Они изобретали популистские рецепты, заимствуя идеи у светочей Переделки.

Самыми яркими «прожекторами Переделки» были ксегенские писатели, которые выложили на демократическое блюдо всё, на что они были способны. Собрав в кулак все свои способности, они выбили из загашника завалящую идею, тронувшую отзывчивые сердца лимонных обывателей.

Речь шла об истерзанном теле великого Нилена, которое пытали в Мавзолее врачи-садисты. Обливаясь слезами, сострадательные писатели с «голубых экранов» умоляли предать земле великие бренные останки, а жалостливые телезрители, глядя на своих духовных наставников, рыдали в полный голос. Поплакав вместе с народом, возмущённые демократы гневно обрушились на врачей-убийц, после чего бросились искать свежие идеи, чтобы заявить о себе во всеуслышание. Тут под руку вовремя подвернулся Здераванеш; и демократические крикуны пошли-поехали обличать диктатуру, которая неизвестно откуда наступала. Когда Здераванеш приелся общественности со своей диктатурой, демократы вернулись было к «прожекторам Переделки», но тут их постигла крупная неудача. Погасшие светочи больше не могли ничего осветить, так как в писательском загашнике не осталось ни одной свежей идеи. Разочарованные до глубины души мессии, отомстив Переделке за все бывшие, настоящие и будущие обиды, принялись мстить друг другу, дабы восстановить всю справедливость на свете. Не добившись толку от писателей, демократы обратили взоры на входивших в моду катрибилпийцев. С самого начала Переделки катрибилпийские националисты и сепаратисты взяли курс на отделение от ксегенского государства. Их охотно консультировали иностранные капиталисты, которые использовали любую возможность, чтобы расшатать социалистическую супердержаву. Катрибилпийские сепаратисты наступали на двух фронтах: политическом и культурном. Катрибилпийские писатели свято заклинали водяных коллег отказаться от участи «старших братьев» и помочь в восстановлении исторической справедливости. Напыжившиеся «старшие братья», которые смутно представляли себе положение дел в национальных республиках, обещали обиженным националистам разобраться и принять срочные меры. В национальную дискуссию попытался вмешаться байернаджазский писатель Бевокмиграби. Для разоблачительной «Писательской газеты» задетый неправдой Бевокмиграби написал взволнованную статью о положении наций в Байернаджазе. В ней отсталый писатель с фактами в руках утверждал, что в его родной республике все нации живут равноправно, миролюбиво и дружелюбно; и это свидетельствует о решении национального вопроса. В эпоху спущенного сверху разоблачительства статья прозвучала, как недопустимая крамола. Запрограммированные на разоблачения «старшие братья» с небывалым усердием побежали в «младшие». Не останавливаясь на достигнутом, в маразматическом порыве они занялись душевным стриптизом и досаморазоблачились до обнажённого состояния. Тут им наконец стало холодно от леденящего душу здравого смысла, и они спешно прикрыли душевную срамоту фиговым листом.

Заручившись поддержкой помолодевших, обнажённых «братьев», катрибилпийские писатели передали эстафету катрибилпийским политикам, которые втянули в сепаратистский марафон всех националистических бегунов на длинные дистанции. Глотнув побольше воздуха в преддверии длительной дистанции с многочисленными препятствиями, сепаратисты и националисты двинулись в путь по трупам водянистоговорящих лимонцев. По дороге они выкрикивали красивые лозунги хорошо поставленными голосами, которые производили сильное впечатление на слабонервных граждан с испорченным вестибулярным аппаратом. Неизгладимое впечатление они, в частности, произвели на демократов, которые страдали хроническим косноязычием. Заворожённые катрибилпийским красноречием демократы, не отрываясь, смотрели прямо в рот националистам и сепаратистам и повторяли каждое слово, стараясь подражать ласкающему слух иностранному акценту. Ступая по катрибилпийскому следу, демократы шагали по трупам катрибилпийских врагов, которые были их водяными и водянистоговорящими соплеменниками. Сосредоточив всё своё внимание и внимание популистски завоёванных сторонников на близкой их сердечному желудочку колбасе, демократы перепутали человеческие органы и, взывая к желудкам сограждан, обрекли их на массовое предательство, которое не в состоянии смыть баррели самой чистой крови. Как могло случиться, что в погоне за напичканной эмульгаторами импортной колбасой миллионы водяных самым гнусным образом предали десятки миллионов своих кровных братьев и сестёр?

Попробуем в этом разобраться, хотя всё это очень тяжело. Не секрет, что водяная нация очень разобщённая. Трудно сказать, где зарыта собака. Возможно, это признак великой нации. Не исключено, что причина кроется в национальном характере. Есть ещё одно объяснение, которое очень похоже на правду. В ксегенском государстве водяная нация использовалась для сплочения всех других наций. Вольно или невольно власти размывали национальные черты и особенности водяной нации. И, наконец, демократы, как уголовные преступники, в борьбе за достижение своих целей не различали никаких средств, в том числе – национальных. Обманутый циничными политиками, обезумевший народ, превратив всю страну в Ходынское поле, не различая дороги, бросился давить себе подобных – в погоне за меркантильными интересами.

Процесс, как цепной пёс, сорвался с цепи. То там, то здесь поднимали голову националисты и сепаратисты. Одними из первых за ножи схватились байернаджазские экстремисты. В ксегенском государстве Кауб числился среди самых многонациональных городов. В ринамином классе учились представители девяти национальностей, проживавших в столице Байернаджаза. Больше всего было водяных, потому что школа была водянистоговорящей. Второе место по численности занимали байернаджазцы, которые хотели получить более качественное водяное образование. На третьем месте были маряне, которых в Каубе проживал целый район. В Байернаджазе маряне не имели своих школ, зато имели марянское радио. Марянские права и обязанности, разумеется, диктовались Совкмой – и слава богу, потому что от Кауба маряне наверняка получили бы одни обязанности – и никаких прав. Дело в том, что национальнотерпимые байернаджазцы исторически ненавидели марян. Но этого почти не было заметно, потому что ксегенская власть давила любое заметное проявление национальной розни. Духовную вражду дополняла вражда материальная. Камнем преткновения между байернаджазцами и марянами был Нагорный Абхакар. Абхакар входил в состав Байернаджаза, а населён был, в основном, марянами. Марянская республика считала эту территорию своей собственностью, в то время как Байернаджазская не собиралась её никому уступать. Когда стало можно, маряне обратились в Кремль со своими претензиями. Кремль уважительно ответил, что будет думать. Байернаджаз насторожился, а Маряние расценила слова ксегена, как руководство к действию. Байернаджазцы тоже поняли, что теперь можно, и ещё больше возненавидели марян. Накалённые переделочным процессом темпераментные байернаджазцы недолго лелеяли свой гнев. Вылившись на улицы Кауба, он был подхвачен криминальными элементами, в которых байернаджазская столица не испытывала недостатка. Отбросы общества превратили националистическое дуновение в трагический шквал. На улицах и в домах Кауба завывали человеческие жертвы и лилась марянская кровь. Водяных националисты не трогали, но спокойно спать они не могли. Чтобы положить конец резне, Борвёгач послал в Кауб войска. Солдатам приходилось открывать огонь, под который попадали случайные люди. Тевса бежала в страхе от огнестрельного оружия, а на глазах у Миада национал-фашисты сожгли молодую марянку. Насмотревшись на своих детей, которые лезли под стол от любого постороннего шума, супруги бросили на произвол судьбы двухкомнатную квартиру, подхватили двоих детей и спешно выехали в относительно спокойную Водяную республику.

Оказалось, что, по наводке друзей, они попали в зону Рылечбоньской аварии. Но каубские беженцы об этом узнали не сразу, так как посёлок Рогавёбчо, в котором они обосновались, правительственным постановлением был выведен из зоны повышенной радиации. Сама радиация об этом ничего не знала и продолжала губить людей.

Собственно говоря, Рылечбоньская авария произошла не в посёлке Рогавёбчо и даже не в Водяной республике, а в граничащей с ней Ниакуре. Общегосударственная разболтанность, игнорируя наступившую Переделку, разразилась ужасающей катастрофой, которая выбрала самое уязвимое место. Таким местом оказалась Рылечбоньская атомная станция.

Городок Пиртяпь, не похожий на место трагедии, утопал в весенней зелени и жил радостной предпраздничной суетой. Взрыв на атомной станции не потревожил беспечных пиртяпцев, которые продолжали заниматься повседневной текучкой. Компетентные начальники, уведомив об аварии Совкму, целые сутки скрывали атомные последствия от местных жителей, которые безропотно поглощали смертельные рентгены наряду с героическими пожарными и врачами. Впрочем, среди поражённых не было ни одного вышестоящего родственника, так как о них вовремя позаботились вышестоящие начальники. Пока Совкма думала думу, радиоактивные облака, не дожидаясь решения человеческого фактора, стали расползаться по всей Луне. С трудом учуяв неладное, сопредельные с Лимонией государства громко забили в набат. Вспомнив про гласность, Борвёгач встрепенулся и направил в Пиртяпь свой высший уровень. Вслед за ним все остальные уровни ксегенского государства развернули широкомасштабные работы по ликвидации последствий атомной аварии. Между тем неугомонная радиоактивность докатилась до Рогавёбчо. Под давлением вкусившей гласности общественности власть ввела льготы для всех поражённых районов, но, обуздав запаниковавшую гласность, спустила на тормозах обременительные привилегии. Впрочем, держать в узде взбрыкнувшую гласность власти было уже не под силу. Опередив вперёдсмотрящих писателей, журналисты из четвёртой власти полезли в первую. Они добывали «жареную» информацию на любой читательский вкус, а если факты оказывались сыроватыми, мошенники пера их тщательно «поджаривали», дабы угодить ненасытным читательским желудкам. Довольные читатели «поглощали» ежедневно десятки «вкусных» газет и журналов, их натренированные «жареным» желудки постепенно превращались в лужёные и заменяли им сырые мозги. Переквалифицировавшиеся в кухарки журналисты всё больше симпатизировали близким и понятным демократическим кухаркам, которые предлагали готовые рецепты на все случаи жизни. Используя каждый промах Борвёгача, демократы от политики и журналистики всё громче облаивали Переделку и её лидера; а ветер перемен разносил их демократический лай по всему ксегенскому государству. Пиная Борвёгача, агрессивно-непослушное меньшинство, разраставшееся за счёт безопасной нелицеприятной критики, обустраивало трон для своего демократического царя. Вызывая сочувствие тех лимонных обывателей, у которых желудки работали лучше, чем головы, изобретательные демократы периодически окунали послушного вождя в холодную воду, выдавая свои хитроумные действия за происки безжалостных врагов. Справившись с простудой, мужественный Ицлень продолжал движение к своему светлому будущему, давя всё и вся на захламлённом победном пути. Продвигаясь вперёд под прикрытием непоколебимого вождя, демократы, в поисках свежих идей, устремили взоры в недавнее ксегенское прошлое, связанное с именем и правлением друга всех физкультурников Линтаса. С помощью вездесущих журналистов они узнали, что на самом деле у Линтаса было намного больше врагов, чем друзей. Выжившие в концлагерях и дожившие до Переделки враги и друзья коммунистического монарха охотно делились с прессой впечатлениями о пребывании в местах не столь отдалённых. Впавшие в лихорадочное возбуждение лимонцы, не имевшие ни малейшего представления о масштабах репрессий, ни о чём другом, кроме кошмаров линтасизма, не желали больше слушать. В то время, как Борвёгач и его сторонники пытались отвлечь внимание народа от прошлого и привлечь его к настоящему, Ицлень со своими демократами без промедления присоединился к гуще народных масс, выражая запоздавшее народное сочувствие всем жертвам линтасского произвола. Болезненный интерес лимонного народа к арестам, ссылкам, расстрелам и пыткам настойчиво поддерживали лимонные журналисты, которые напали на неиссякаемую золотую жилу. С ними услужливо делилась вопиющими фактами капиталистическая пресса, которая в течение долгих лет «холодной войны» копила неоспоримые свидетельства ксегенских зверств. Попав под влияние подкованной иностранной прессы, прыткие и наивные ксегенские журналисты постепенно втянулись во враждебную капиталистическую пропаганду и заговорили и записали на враждебном капиталистическом языке. Им вторили близкие по духу политические кухарки, которые поменяли бедную социалистическую кухню на богатую капиталистическую, где обжирались чужими блюдами, швыряя объедки в родное государство.

 

24

 

Напрашивается вопрос: а где же был Борвёгач? Ответ очевиден: на своём месте. Он освободил от ксегенской зависимости страны социалистического лагеря. После чего лагерь немедленно развалился, а бывшие социалистические страны или распались, как Олсохечаквия, или объединились с капиталистическими, как Восточная и Западная Миянгеры. Внутренняя политика инициатора Переделки была менее успешной: сорвавшийся с цепи процесс побежал в противоположную от Борвёгача сторону. Экономика страны пошла на спад, высоко подняли головы националисты и сепаратисты, в разных местах зашевелились экстремистские элементы, набрала силу и голоса махровая демократическая оппозиция. Разумеется, Борвёгач, как цивилизованный политик, принимал цивилизованные политические меры. Он поддерживал отношения с отвернувшимися от Лимонии бывшими социалистическими братьями и сёстрами, выбивал экономическую помощь из новых капиталистических друзей, вёл миролюбивые переговоры с Акимерой, налаживал контакты с демократической оппозицией, подавлял экстремистов, организовывал голосование народа за сохранение неделимой Лимонии, готовил подписание союзного договора. По настоянию советника, который разделял мнение Ринамы о необходимости более жёстких мер, Борвёгач послал войска в Байернаджаз и в Катрибилпу. Демократическая оппозиция немедленно вспомнила предупреждение Здераванеша о наступлении диктатуры, а демократические журналисты обозвали отца Переделки «кровавым Линтасом».

Борвёгач вызвал к себе советника.

Борвёгач: «Вы не помните, кто мне посоветовал ужесточить меры?»

Советник: «Помню: я посоветовал. Это моя работа – давать советы. Кстати, Ринама Волокоса тоже сторонница жёстких мер».

Борвёгач: «Знаю: слышал. Я теряю авторитет у народа».

Советник: «Это не так. Народ по-прежнему идёт за вами. Большинство населения высказалось за сохранение целостной Лимонии».

Борвёгач: «Это политическая хитрость или вы действительно забыли про Волокосу? Она разочаровывается и во мне, и в Переделке. Меня предают самые надёжные люди».

Советник: «А вот это – правда. Надо ускорить процесс смены кадров. Я вас давно предупреждал, и Волокоса, кстати, тоже».

Борвёгач: «Уже не предупреждает – только критикует».

Советник: «Она – как народ. Он ещё вам верит, но очень сильно критикует. Вы сами даёте повод: чересчур самокритичны».

Борвёгач: «Дело не во мне, а в политике. Мы делаем много ошибок».

Советник: «Жёсткие меры – не ошибка. Ваши сторонники, в их числе Волокоса и ваш покорный слуга, критикуют вас за заигрывание с врагами Переделки».

Борвёгач: «Это не заигрывание, это твёрдая центристская позиция. Вы чего добиваетесь – гражданской войны в Лимонии? Тоже мне критики нашлись. Критиков у нас – хоть отбавляй. А мне нужны советники».

Советник: «Не понял».

Борвёгач: «Вы мне ещё понадобитесь. И Волокоса – тоже. В качестве советников, а не критиков».

Советник: «Она не только критикует, она без устали предупреждает вас о предательстве. Демократическая оппозиция у нас под контролем».

Борвёгач: «Вы всё время забываете, что Ицлень – законный президент Водяной республики. Это наши люди, которых предстоит убедить в необходимости подписания союзного договора. Нам с вами – заметьте».

Советник: «В ксегенском государстве президентов развелось больше, чем критиков. Скоро будете избирать президента каждого двора».

Борвёгач: «Президенты – не тараканы, чтобы разводиться. Их избирает народ. Я, между прочим, тоже президент, только не ксегенского государства, а демократической Лимонии. Политики – не фантасты и не боги. Они – ремесленники и работают с тем материалом, который есть в наличии».

Советник: «Вы были богом».

Борвёгач: «Я – не бог. Я – руководитель демократического государства. Демократия – это власть народа. А за социализм мы ещё поборемся».

Советник: «Товарищ Борвёгач, в стране началась буза. Волокоса и я считаем, что она чревата самыми неожиданными, непредсказуемыми последствиями. Мы советуем…»

Борвёгач: «Не скромничайте, товарищ советник. Поставьте себя на первое место».

Советник: «Ринама Волокоса выражает мнение ваших сторонников из народа».

Борвёгач: «Я знаю. А вы, я надеюсь, сторонник из политиков. Что-то я не припомню слова «буза» в политическом лексиконе».

Советник: «Виноват, товарищ Борвёгач. Я и Волокоса советуем…»

Борвёгач: «Это хорошо, что советуете».

Советник: «Я вас опять не понимаю».

Борвёгач: «Очень просто, как говорит товарищ Волокоса. Хорошо, что советуете, а не критикуете. Пусть другие критикуют. Ваше дело советовать, товарищ советник. А то вы с Волокосой увлеклись критикой».

Советник: «Товарищ Борвёгач, скажите прямо, что вы имеет в виду».

Борвёгач: «Вы умный человек, товарищ советник. Да… Я хочу знать мнение моих сторонников, то есть мнение Ринамы Волокосы».

Советник: «Вы его знаете».

Борвёгач: «Недостаточно. С сегодняшнего дня я хочу знать её мнение по поводу всех моих политических решений – и не только моих».

Советник: «Я не могу её спросить».

Борвёгач: «Это ясно. Насколько я её узнал, она не будет с вами разговаривать. Я имею в виду другое».

Советник: «Вы имеет в виду психотронное оружие?»

Борвёгач: «Товарищ советник, у нас нет психотронного оружия. Оператор тихонько задаст вопрос – и товарищ Волокоса на него – чётко и ясно – ответит. Только, пожалуйста, вслух. Так надёжнее. И потом я не люблю, когда читают чужие мысли. Не надо на меня так смотреть. Речь идёт о государственных интересах. К тому же, Ринаме Волокосе не привыкать. Она ещё не догадывается?»

Советник: «Слава богу – нет. Но это – линтасские спецслужбы».

Борвёгач: «Но ведь это – безболезненно? В чём вы меня опять упрекаете? Насколько мне известно, Комитет по правам человека успешно работает».

Советник: «Я вас не упрекаю, товарищ Борвёгач. Ко мне вы тоже намерены применить психотронику?»

Борвёгач: «Зачем? Вас я уже убедил. Вот что, товарищ советник, – через три дня на моём столе должен лежать проект союзного договора – с учётом всех поправок, которые были внесены президентами союзных республик. Это ещё не всё. Вместе с договором вы представите фамилии людей, которые, по вашему мнению, не справляются с работой. Подготовьте список кандидатов на освобождённые должности».

К несчастью, Борвёгач не предвидел и не успел; его, как всегда, опередили враги.

А на долю Ринамы Волокосы выпала не только неблаговидная роль Кассандры, но ещё двойная нагрузка психотронных генераторов. Впрочем, в эти трагические дни Ринама думала только о судьбе любимой Лимонии. С утра до вечера она оплакивала участь родного государства – ей было не до собственной безопасности.

Её кумир тоже мало заботился о своей безопасности. В него стреляли на демонстрации; он замял инцидент, чтобы не сеять панику в стране. Он брал на себя всю ответственность за содеянное другими; он всё время подставлял себя под удар – и, наконец, напросился на хук справа в самое незащищённое место. Беспредел, который разыгрывали в стране вечно недовольные демократы – при участии заинтересованных в развале лиц, был хорошо виден со всех сторон.

На правом краю созрел скороспелый заговор, который вылился в вооружённую трагикомедию. Сценарий переворота был наспех скомпонован членами борвёгачного правительства под руководством БКГ. Действие маразматического путча разворачивалось, как в третьеразрядном акимерзком боевике. Борвёгач вместе с женой угодил в жертвы Переделки, а на улицах Совкмы появились всамделишные танки. Герои Переделки кинулись на амбразуру, а Ицлень взобрался на броневик, чтобы, подобно Нилену, указать народу путь в светлое будущее. Под руководством мужественного демократа «переделанный» народ свергнул балаганных путчистов и освободил из заточения великомучеников Переделки. Раскаявшиеся заговорщики уверяли, что пытались поставить заслон неуправляемому беспределу; бравый Ицлень занимался самолюбованием и пожинал плоды победы; а спасённый Борвёгач лечил жену и заботился о судьбе государства. Примазавшись к победителям, президент Лимонии раздал им престижные должности, подарил президенту Водяной республики пятый телевизионный канал и стал добиваться подписания союзного договора.

 

25

 

Настрадавшись у «голубого экрана», Ринама приняла твёрдое решение переменить образ жизни и отправилась на поиски работы. Ей нужна была не любая работа, а самая лучшая, чтобы затмила «почтовый ящик», дьявольские проделки, демократов и Борвёгача. После падения тоталитаризма из-под Переделки, как грибы из-под земли после грибного дождя, попёрли частные фирмы. В одной из таких фирм Ринама услышала «всего доброго» и обнаружила подходящую работу преподавателя цинафрийского языка. От учащихся не было отбоя, платили они очень хорошо, занимались три раза в неделю. Оставшиеся четыре дня Ринама посвящала Авбюлке, которую опять отняла у бабушки. Вместе с дочкой она смотрела по телевизору мультики, которые перемежались политическими событиями. Присмотревшись к событиям, Ринама не удержалась – и изо всей силы снова стала переживать за Переделку. Она прекрасно понимала, что решается судьба не только Переделки и Борвёгача, но всего великого государства.

Отцу судьбоносных реформ было не до советников. Он сам знал, что необходимо предпринять в крайне сжатые сроки. Основное внимание Борвёгач сосредоточил на подписании союзного договора – и Ринама была с ним стопроцентно согласна. Главный оппонент Борвёгача Ицлень тоже был уверен в своих действиях. Обласканный восхищёнными иностранцами, превозносимый демократическими соратниками, победитель, как никогда, был близок к цели всевластия. Над ним стоял только Борвёгач – и Ицлень был уверен, что ненадолго. Свою уверенность он черпал в демократических журналистах, которые, вслед за капиталистической прессой, клеймили «империю зла»; в товарищах по борьбе с Борвёгачем, которые вторили гангстерам пера; а также в катрибилпийских национал-сепаратистах, которые давно служили Ицленю образцом для подражания. Ничтоже сумняся в том, что в стране всё позволено, и ему – в первую очередь, демократический вождь прикидывал, как убрать последнее препятствие на славном пути к демократическому трону. Порывшись в своём сером веществе, убеждённый демократ извлёк из него три народные мудрости: «Победителей не судят», «Сила есть – ума не надо», «Кто успел – тот и съел» и принял их, как руководство к действию. Он наотрез отказался подписывать союзный договор, за спиной Борвёгача снюхался с президентами Ниакуры, Сурелобсии и Ханстазака, повязав их кровью уничтоженного государства.

Это были траурные дни в жизни Ринамы Волокосы. Она хотела покончить с собой, потому что выяснилось, что страну она любила больше, чем самоё себя. Лимонная Кассандра предсказала трагедию родного государства – и сбылись самые мрачные предчувствия и предсказания. Она не отрывала глаз от кроваво-голубого экрана, на котором взволнованный Борвёгач прощался со своей страной и со своей народной советницей. Но Ринама не умерла – её спас влюблённый и любимый супруг. Он силой оторвал от телевизора возлюбленную жену, взял за руку её и Авбюлку и повёл самых дорогих женщин к своим друзьям, в парк отдыха, в бассейн, в кино, в театр, в цирк, в музей, на футбол и в дельфинарий. От футболистов и дельфинов Ринама вернулась возрождённой к новой жизни. Жрес хотел выбросить оба телевизора, но Генивея категорически воспрепятствовала сумасбродному поступку зятя. Целый месяц утратившая дар Кассандра беззаботно порхала мимо телевизоров к очаровательной Авбюлке и дальше – к милым и уважительным ученикам, восхищённым Ринамой и цинафрийским языком. Загрузив покорных учащихся целым возом домашних заданий, строгая и справедливая преподавательница со всех ног бросалась исполнять свои материнские обязанности.

Когда Ринама готовила дочери манную кашу, из спальни её окликнул приятный мужской голос. Женщина знала, что мужа нет дома, – и очень удивилась. Она заглянула в комнату – там был только один мужчина – на экране телевизора. Точнее, не весь мужчина, а одна мужская голова; где находилось всё остальное – можно было только догадываться. Ринама прислушалась к словам телеведущего – он высмеивал Борвёгача и его Переделку. Растерянная женщина посмотрела на номер канала. Это был пятый телевизионный канал, который Борвёгач подарил Ицленю. Позиция ицленьского телевидения Ринаму нисколько не удивила; её ошарашила дьявольщина, которая с экрана обрушилась на голову несчастной женщины. Ей казалось, что диктор находится в спальной комнате и разговаривает с ней тет-а-тет. Более того, она готова была согласиться с его отношением к Борвёгачу и к Переделке. Ринама закрыла глаза – насмешливый голос электрическим током бил по мозгам. Схватив пульт управления, порченая женщина выключила дьявольщину, после чего потрясла головой, чтобы отогнать прочь дьявольское наваждение. До прихода Жреса она боялась включать телевизионный вертеп. Погрязший в атеизме супруг посмеялся над ринамиными страхами и взял с жены слово, что она незамедлительно посетит наполеоноподобного экстрасенса. После чего вся семья освежила мозги вечерней прогулкой и, удовлетворённая семейным счастьем, чинно и благородно отправилась почивать.

Ринама проснулась среди ночи от тихого плача Авбюлки. Она сломя голову бросилась в «большую комнату», но там было темно и спокойно – только малышка еле слышно всхлипывала во сне. Ринама ласково разбудила девочку и поцеловала в щёчку. Авбюлка довольно улыбнулась, закрыла глазки и безмятежно заснула. Ринама на цыпочках вернулась в спальню, радуясь мыслям о дочери. Неожиданно она поймала себя на чужой мысли, которая свербила в мозгу и мешала собственным мыслям. «Борвёгач – дурак, ха-ха-ха, Борвёгач – дурак, ха-ха-ха», – без устали твердила в голове непрошеная гостья. Ринама с помощью «воздушного комочка» прогнала чужую идею – и забылась тревожным сном. Путаной женщине приснился Борвёгач в шутовском колпаке – на арене цирка. Он старательно развлекал публику смешными ужимками, зрители беспрестанно хохотали и щедро аплодировали. Только Ринама, сидя в первом ряду напротив свергнутого реформатора, тревожно всматривалась в знакомое до боли измученное лицо. «Ку-ку-ку-ку», – смешно выкрикнул клоун, и Ринама открыла заплаканные глаза. «Что с тобой, Зайчишка?» – обеспокоенно спросил супруг, затыкая пальцем раскуковавшийся будильник. «Как ты думаешь, Борвёгач – дурак?» – вместо ответа спросила Ринама. «С чего это вдруг? – очень удивился Жрес. - Ты мне сама все уши прожужжала, защищая Борвёгача. Он и порядочный, и демократичный, он дал стране уникальный в истории шанс. Тебе что – приснился дурной сон?» «Так, пустяки, – уклонилась от ответа Ринама. – Просто ицленьская пропаганда».

Поцеловав мужа долгим благодарным поцелуем, влюблённая жена засобиралась на праздничную работу. На работе было хорошо, как на первомайской демонстрации. Помитинговав перед учащимися, Ринама расслабленной походкой направилась к автобусной остановке. Погруженная в нирвану женщина отрешённо поглядывала по сторонам. Из состояния блаженного покоя её беспардонно вырвало трио хмельных молодых людей. Они по очереди пообнимали Ринаму за плечи и винным перегаром посмеялись ей прямо в лицо. «Так ты говоришь, Ринамчик, что мы бездарные?» – хамовато произнёс самый пьяный из трёх хулиганов. После чего троица перестала обнимать Ринаму и шаткой походкой удалилась восвояси. Только в автобусе ошеломлённая женщина осознала происшедшее. Она судорожно порылась в памяти и извлекла оттуда поп-группу под цветистым названием «Розы Певоры». Общипанные иностранные «розы» с одутловатыми водянистыми физиономиями бездарно выли на импортном языке на свои импортные гитары. Ринама узнала самого пьяного хулигана – это был безголосый солист поп-группы. Она вспомнила недавнюю дискуссию, воспламенённую в недрах семьи телевизионным концертом «колючих» поп-музыкантов. Беспощадная Ринама подвергла их резкой критике, а Жрес, отличавшийся непредсказуемыми музыкальными рецензиями, с пеной у рта выступил в защиту «недооценённых ребят». Вспыхнувшая дискуссия тлела несколько дней в присутствии Авбюлки и Генивеи. Ни та, ни другая с «Розами Певоры» не общались, Жрес мусор из избы никогда не выносил, поэтому утечка разговора абсолютно исключалась. Между тем создавалось впечатление, что поп-музыканты каким-то чудом узнали о семейном споре. Немного поразмыслив, Ринама решила выбросить из головы загадочную дьявольщину и относиться с опаской к уличным хулиганам. Пока она размышляла, незнакомый юноша сунул ей в руку какую-то бумажку. Не переставая размышлять, Ринама развернула печатный лист и рассеянно ознакомилась с его содержимым. Это было напоминание о том, что Борвёгач – человек века и лауреат Белоньской премии мира. Будучи культурной женщиной, Ринама не бросила бумаженцию на пол, а, скомкав, уронила в дамскую сумочку. Не выдержав грубых и порывистых движений взвинченной женщины, сумочка подпрыгнула на круглых коленках и с размаху бросилась на грязный пол. Ринама нагнулась за своевольным предметом обихода, но её опередил незнакомый пожилой мужчина. Вытирая сумочку безупречным носовым платком, джентльмен произнёс вполголоса не то для Ринамы, не то для самого себя: «Да… Борвёгач был слабым, а Ицлень оказался подлым». Уязвлённая дама открыла рот для достойного ответа, но джентльмен испарился, как Воланд, и только безукоризненная сумочка напоминала о его вмешательстве в мирские дела.

С тех пор у Ринамы появилась тайна, которая нарастала, как снежный ком. Скрыв от мужа позорный инцидент с музыкантами, она втайне от семьи зачастила на сеансы к экстрасенсу. За десять присестов чудотворцу удалось изгнать из пациентки злых духов и вернуть благорасположение к телевизионному вертепу. Освободившись от злых духов, Ринама перестала шарахаться от телевизора и вместе с Авбюлкой пристрастилась к детским передачам. Случайно переключившись на политические события, забывчивая женщина восстановила в памяти политическую ситуацию, одолела новости до победного конца и… защёлкала по каналам – в поисках очередной информации.

 

26

 

За болезненную неугомонность политизированную женщину можно, разумеется, осудить, но лучше попытаться понять, – учитывая назревавший конфликт между Ицленем и Верховным Вече. На пути к всеобъемлющей власти Ицлень жестоко просчитался: с высоты своего исполинского роста он не заметил незначительное препятствие – это было Верховное Вече во главе с Тубсовалахом.

Помогая Ицленю в борьбе с Борвёгачем, Тубсовалах выбился в председатели Верховного Вече. Осознав свою силу, а возможно, пагубность демократической политики, председатель Верховного Вече занял независимую от Ицленя позицию. Розовые мечтания властолюбца рассеялись, как дым. Тубсовалах был реальной силой, от политических кухарок он отличался умом и профессионализмом. Каким-то чудом Тубсовалаху удавалось управлять шебутным Съездом депутатов, как игрушечным хоккеем. Неудивительно, что Верховное Вече, игнорируя недалёкое мнение Ицленя, шло на поводу у своего председателя.

Дорвавшемуся до власти властолюбцу пришлось забыть про розовые очки. Надо было управлять страной, сокращённой до размеров Водяной республики, а ему постоянно кто-нибудь мешал. Мешала эта несносная борвёгачная девчонка, которая настырно лезла в телевизор со своим особым мнением; мешали корыстолюбивые политики, которые претендовали на его власть; мешал народ, который сам не знал, что ему надо; но больше всего мешало Верховное Вече, которое намылилось решать за него судьбу государства.

Положим, с Ринамкой нетрудно справиться посредством стукачей и психотронного оружия; жадных политиков можно подмазать деньгами и должностями; доверчивый и простодушный народ сам бог велел обвести вокруг пальца; но что делать с Верховным Вече, которое посмело запретить Ицленю убивать еччнейских сепаратистов? В этой проклятой стране всё непомерно огромное; лучше, конечно, быть президентом маленького певорейского государства; но там его никто не изберёт, потому что он не знает ни одного иностранного языка; угораздило же уродиться водяным – эти дикие соплеменники напридумывали целых тридцать две буквы; хорошо цинафрийцам: советники говорят, что в их цивилизованном алфавите на шесть букв меньше; поэтому они такие цивилизованные – легко управляться, когда всё такое маленькое; а ты попробуй цивилизовать необъятную громадину; если Курилы отдать Няопии, Мрык – Ниакуре, а Еччню – сепаратистам, всё равно ещё много останется; советники говорят: Еччню отдавать нельзя, потому что на всех сепаратистов еччней не наберёшься; это правильно: если всем всё отдать, тогда нечем будет руководить; катрибилпийцы – они очень умные – предлагают сначала разойтись, чтобы потом опять сойтись; советники считают, что катрибилпийцам подсказывают иностранцы, – а иностранцы ещё умнее; на одного миянгерца приходится восемьдесят сортов колбасы, а на одного цинафрийца – пять тысяч ресторанов; подумать только – вместо того, чтобы изобретать колбасу, отсталые коммунисты изобретали спутники и оружие; прав совковый грек Вопоп: всё оружие отдать врагам – пусть у них голова болит, а самим засесть в казино и в ресторанах; греки, хоть и древние, а очень цивилизованные – недаром с них все пример берут; не то, что водяные лапотники, – заладили одно: душа, душа; а кому нужна эта душа, если она даже на закусон не годится? другое дело – солёный огурчик: выпил – закусил, опять выпил – опять закусил; хорошо, что водяные для своего демократического президента хоть водку успели изобрести – больше ничего не успели; всё остальное сам успел – благодаря личному мужеству и мощному интеллекту; Борвёгача поборол? поборол! путчистов поборол? поборол! и еччнейцев давно бы поборол, если бы Верховное Вече не мешало; говорит: надо не стрелять, а уговаривать; хорошо этому Вече уговаривать: у него сотни языков; а у президента – только один, и тот всё время заплетается; а букв у водяных дикарей – целых тридцать две; неужели мусульманские еччнейцы все водяные буквы выучили? как же с ними без бутылки разговаривать? Жевберн сколько лет просидел, хотя не то, что разговаривать, – читать не умел как следует; только интриговал и распоряжался: туда послать войска, сюда послать войска; хорошо было при коммунистах, несмотря на то, что государство сгубили, – пить можно, разговаривать нельзя; поэтому Ицлень сделал сногсшибательную карьеру – силою вещей и характера; а Борвёгач – круглый дурак, напридумал тоже: разговаривать можно, а пить нельзя; светопреставление начнётся – народ и тогда ему не простит; он, видите ли, опирается на лучших – где они, эти лучшие? от него все перебежали к демократам; а всё почему? у Борвёгача они разговаривали, а у Ицленя много пьют и хорошо едят; они что – лучше Ицленя? он напивается, а они – трезвые, как стёклышки? а вот это – дудки, пусть все берут пример со своего президента; главное – чтобы покрепче и подешевле, потому что дорогой водки на всех не хватает; дорогая – только для знаменитостей, чтобы не предали, как Борвёгача; ну и дурак! водки мог иметь – залейся! вот гнида – и ни себе, и ни другим; этот трезвенник добровольно от власти отказался – да кто же это оценит? должность ему предлагали – так он тоже отказался; ишь какой гордый! надо посмотреть, сколько его гордость продержится; на выборы полез – курам на смех; да кто же его изберёт, ежели он у водяного мужика водку отобрал? а акимерийцам он сроду не нужен; другое дело – Ицлень, без прибабахов, свой парень – в доску; могут и помочь, ежели действовать с подходцем; да кто он такой, этот Борвёгач? не хочет, паразит, признать поражение; подсунул свою собачку – Ринамку; а она разлаялась: Ицлень – такой, Ицлень – сякой, он – не политик, он – уголовник; между прочим, законно избранный президент; и не украл, а экспроприировал экспроприаторов; а за что боролись? просто возместили материальный и моральный ущерб; Ицлень – не Борвёгач: он и себе, и другим; для друзей ничего не жалко, а то сдадут; казна большая – всё не стащат; а документы в порядке – депутаты за руки не схватят; и эти туда же – Ринамку слушать; сколько гадостей ей понаделали, а она всё не угомонится; ведь её все спецслужбы слушают – нашли образец для подражания; телевизионщики совсем свихнулись – повторяют каждое её слово; и смех, и грех – борвёгачная собачка полезла в политику; спокойно, без паники: пусть ею займётся БКГ; у него опыт большой, весь БКГ не убедит и не очарует; не таких обламывали, под аппаратурой быстро согнётся; и никаких доказательств, всё шито-крыто, государственная тайна.

 

27

 

«Если бы молодость знала, если бы старость могла!» Ринама и знала, и могла. Волею судеб и всемогущего Борвёгача она получила уникальный шанс – повлиять на ход исторических событий.

Как только демократические спецслужбы, не предполагая последствий, раскрыли Ринаме уникальность её положения, оголтелая патриотка с руками и ногами бросилась в политику – спасать страну от демократической клоаки.

Демократические кухарки смотрели на Ринаму, как на борвёгачную утварь. Как всегда, они сразу всё поняли: это умная игрушка, наподобие говорящего робота. Робот управляется из телевизора телевизионными спецслужбами. Борвёгач приказал им слушать умную машину, потому что она генерирует ценные идеи. Бывший ксеген очень любил живую игрушку, заботился о ней, как о своей любимой Моське, и ставил на место – с помощью психотронного оружия, потому что в этом мире каждый предмет – как одушевлённый, так и неодушевлённый, – должен иметь своё место. Ринамино место было около телевизора, потому что в нужный момент она должна быть под рукой. Пребывавшие в политическом детстве демократы очень любили играть в игрушки. Они круто поиграли с Борвёгачем и с путчистами, потом заскучали от повседневной обыденщины – и вдруг обнаружили лучшую в мире игрушку. Правда, говорящий робот говорил на борвёгачном языке, и операторам психотронных генераторов предстояло как следует поработать, чтобы умная машина освоила ицленьский язык. Один оператор, послушав Ринаму, отказался её перевоспитывать. Она действительно была опасна, особенно в прямом эфире. Послушать генератора идей приходило много народу. Это здорово напоминало «Приключения Незнайки»: всем жутко нравились чужие портреты и не нравились свои собственные. Всё было по-настоящему клёво, пока игрушка не испортилась. Её неожиданно заклинило на политике, и операторам никак не удавалось её починить. Пришлось срочно заменить политических журналистов, потому что они заговорили ринаминым языком. Испорченная машина наотрез отказывалась хвалить Ицленя и ругать Борвёгача. Операторы трудились и днём, и ночью. Они применяли к Ринаме методы психотронного внушения, запугивания и даже обольщения. Но вместо того, чтобы из сторонницы Борвёгача переквалифицироваться в сторонницы Ицленя, испорченная женщина предприняла ответную атаку на телевизор. Она внушала, запугивала и обольщала – причём без помощи психотронного оружия. Затаив дыхание, её слушали спецслужбы, журналисты и политики, у которых открывались глаза на антигосударственную деятельность демократов. Ринама прекрасно понимала, что пробил её звёздный час. Следующий час мог оказаться временем расплаты. Но пламенная патриотка не задумывалась о своей судьбе. На карту была поставлена судьба горячо любимой страны, ради которой Ринама перешагнула через себя, через мужа, через маму, через ребёнка. Закрывшись в спальной комнате, она часами общалась с телевизором – в надежде изменить течение истории. Она не ощущала ни капли усталости – только непрестанную боль во всём теле – оттого, что приходилось ломать себя – в угоду политическому успеху. В первый раз в жизни Ринама пренебрегла чувством собственного достоинства. Всеми фибрами оскорблённой души она ненавидела телевизионный ящик, который незваным татарином ворвался в её неприкосновенную жизнь. Два часа она отмывалась под душем от грубых телевизионных поползновений на её девственную душу.

Когда вкрадчивый мужской голос вышел за пределы телевизора и пронизал её до глубины души, потрясённая женщина содрогнулась, как от удара электрического тока. Распространив блаженство по всему телу, голос успокоил Ринаму и рассыпался в извинениях и комплиментах. Умиротворённая женщина открыла рот, чтобы поблагодарить невидимого благодетеля, но он прикрыл женские губы воздушным поцелуем. Млея от любовной неги, голос объяснил Ринаме, что он читает её мысли, и попросил включить пятый телевизионный канал. По неслучайному совпадению обстоятельств, на водяном канале поплыли политические новости. Молоденький телеведущий, глядя Ринаме прямо в душу пронзительными честными глазами, заронил в неё безапелляционное мнение об исполнительно-законодательном конфликте. По мнению телеведущего, конфликт провоцировало Верховное Вече, которое беспрестанно мешало президенту. «Чепуха, – подумала Ринама. – Правильно делает, что мешает войне». «А вот это напрасно», – предупредил вкрадчивый голос с металлическими нотками. После чего Ринама почувствовала резкий толчок в голову и в сердце. «А я предупреждал, – загремел в ушах инквизиторский голос. – Запомните: Ицлень спасёт страну от еччнейских бандитов. А сейчас я вам помогу избавиться от боли. Для этого вы должны выключить телевизор и пореже его включать, особенно прямой эфир». «Почему?» – удивилась Ринама. «Потому что вас там слушают!» – прокричал голос на всю Ивановскую. «Буду включать», – упрямо подумала отчаянная женщина. «Тогда будет очень больно!» – проревел голос и ударил Ринаму по голове. Взвыв от боли, Ринама бросилась к телевизору. Как только она нажала на клавишу, потусторонний мир исчез – и в спальной комнате воцарился реальный мир и домашний покой. «Это не дьявольщина, – внезапно озарило Ринаму. – Это какая-то адская аппаратура».

С трудом дождавшись прихода Жреса, она поделилась с мужем своим озарением, не вдаваясь в телевизионные подробности. «Надо подумать», – откликнулся супруг и через три дня принёс связку вещественных доказательств. Это были номера газеты «Водяная правда». Ринама обратила внимание на выделенные красным фломастером броские заголовки: «Наука на службе БКГ или бред сумасшедших демократов?» «Квартирная экология», «1/6 мира – палата № 6».

– Но там написано, что коммунистические службы применяют аппаратуру против демократов, – изумилась Ринама, ознакомившись с содержанием статей ужасов.

– Ты не всё прочла. Там есть старые номера. А этот – совсем свежий, – Жрес развернул перед женой последний номер «Водяной правды». В нём в жирной багровой рамке красовалась большая статья под военным названием: «Подпольный геноцид».

– Журналисты пишут, что под прицелом аппаратуры находится вся квартира, – ужаснулась Ринама. – А ты, а мама, а Авбюлка?

– Ерунда. Я ничего не ощущаю. Лучше не впутывать в это дело ни маму, ни Авбюлку.

– Посмотри: у меня ожог на правой руке. Это они, это ицленьское «гестапо». Тут написано: лазерная аппаратура для физических ожоговых поражений.

– Это не ожог, это синяк. У страха глаза велики.

– А что такое: инфразвуковая техника – вибрационная и импульсная?

– Лучше без подробностей. Давай подумаем: как защититься от фашистской аппаратуры.

– Заяц, ты послушай, что здесь написано, – «жертвы обрабатываются тайно, прямо на дому из-за стен соседних комнат и квартир, соседних домов спецгруппами БКГ».

– Тебя смущает слово «жертва»? «Обрабатывают» также инакомыслящих.

– Нет, я о другом. Мне кажется, воздействие идёт из телевизора.

– Зайчишка, у тебя телефобия. Береги свою психику. Не забывай про ультрамозговой контроль. Как там поживает наш друг – экстрасенс?

– Цветёт и пахнет. Заяц, это же их стукач.

– Разумеется. Без научной мафии здесь не обошлось.

– Они что – убивают и спасают одновременно?

– Не ломай голову: это фашистская логика. Главное – экстрасенс тебе помогает. Похоже, речь идёт о хорошо разработанной системе. Я думаю, невропатолог с «воздушными комочками» тоже их человек. Вот только как я на него вышел? Неужели они открылись случайному невропатологу?

– Думаю, психотронный оператор навёл тебя на стукача невропатолога.

– Бред какой-то. Как то есть – навёл?

– Очень просто: подал мысль через психотронный генератор.

– Ты хочешь сказать: он управляет людьми?

– Я об этом не подумала. Боже мой, какой ужас.

– А вот паника нам противопоказана. С чего начинается революция?

– С создания партии единомышленников.

– Умница. Мы с тобой, как в воздухе, нуждаемся в единомышленниках. Для начала мы их поищем в редакции «Водяной правды».

Увы! Дорогу к редакционным единомышленникам загромоздило непреодолимое препятствие в виде гигантского швейцара.

– Куда?!! – хором закричал один человек.

– В редакцию, разумеется, – доступно объяснил Жрес.

– К кому?!! – завопил единоличный хор.

– К редактору, – толково разъяснил Жрес.

– Его нет! – замахал хор обеими жирными руками.

– Ну, тогда к заместителю, – членораздельно произнёс Жрес.

– Его нет!! – патетически исполнил хор.

– Ничего не знаю. Никого нет, кроме меня! – заорал многоголосый швейцар.

– Граждане, не буяньте, – вмешался в представление симпатичный милиционер.

– Нас не пускают в редакцию! – разгорячился Жрес.

– Этого я не знаю. Я вижу, что вы буяните, – уставился в асфальт милиционер.

– Да что вы глупости говорите! – разбушевался Жрес.

– Вот видите – нарушаете общественный порядок, – разглядывая безукоризненный асфальт, внятно произнёс милиционер. – Вы что, в отделение захотели? Вам это надо? Не надо. Идите вы лучше домой и берегите своё здоровье. Мой вам совет: поменьше смотрите телевизор. А то один гражданин насмотрелся – и в психушку угодил. Вам это надо? Не надо. Будьте здоровы, граждане. Всего вам самого доброго.

– Ты права, Зайчишка, – взял себя в руки Жрес. – У них всё повязано. Я попробую сделать несколько звонков. Но боюсь, они нас никуда не пустят.

 

28

 

Пока супруг пробовал, супруга всё больше погружалась в телевизионную политику. В общем-то, было куда погружаться, потому что разногласия между Ицленем и Верховным Вече всё углублялись и углублялись. Водяной президент лез из кожи вон, чтобы уломать Тубсовалаха и добиться разрешения стрелять в Еччне. Тубсовалах вместе со своим Верховным Вече был непоколебимым сторонником переговоров. Ринама целиком и полностью разделяла точку зрения Верховного Вече. Она выступала во всех прямых каналах, поддерживая Тубсовалаха и разоблачала Ицленя. Колкие характеристики кололи противника не в бровь, а в глаз. Ринама ловила одобрительные взгляды телеведущих, которые корректировали трактовку событий с учётом её аргументов. Она трудилась в поте лица, прыгая около телевизора, чтобы увернуться от убойной аппаратуры, которая обрушивала град оглушительных ударов на слабую женскую голову. Могучее телевизионное мнение всё больше отворачивалось от Ицленя, увлекая с собой общественное мнение Водяной страны. Новые веяния носились по городам и весям, проникая в изолированные квартиры и медвежьи углы.

Ринамины учащиеся, пропитанные едкой информацией, как лакмусовые бумажки, краснели прямо на зорких глазах преподавательницы. В перерывах между уроками они клеймили президентского оборотня, который, как перчатки, менял свои взгляды и суждения. Цитируя журналистов, учащиеся припоминали Ицленю, что во времена Борвёгача он был ярым пацифистом и резко осуждал внедрение войск в Байернаджаз и в Катрибилпу. Ринама с удовольствием слушала учащихся и, мысленно подготавливая предстоящую судьбоносную речь, черпала вдохновение в скудной природе, которая смутно вырисовывалась за заляпанными окнами. Неожиданно источник ораторского вдохновения покачнулся и обдал воодушевлённую женщину обжигающим жаром. Закрыв лицо ладонями, Ринама через узкую щёлку между указательным и средним пальцами принялась разглядывать хилый заоконный пейзаж. Подкачавшая природа стояла, как вкопанная, не внушая ни малейшего опасения. Женщина судорожно порыскала взглядом и наткнулась на кроваво-красный «Москвич», который непреодолимым ужасом обжигал пальцы на руках и леденил кровь в жилах. «Смех – да и только, – превозмогая страх, подумала Ринама. – Это всего лишь красный автомобиль и ничего более». Не успела она додумать до победного конца, как почувствовала сильнейшее головокружение и на несколько секунд потеряла сознание. Обретя утерянное сознание и лишившись дара речи, Ринама жестами выпроводила встревоженных учащихся и начала усиленно работать над собой. Уподобившись рыбе, выброшенной на берег, несчастная женщина беспомощно открывала рот, но непослушный язык упрямо отказывался ей повиноваться. Вдруг она, как осенний листок, затрепетала от оглушающей автомобильной сигнализации. Ослепительные фары чудовищного «Москвича» пронзили насквозь жертву аппаратурной агрессии и устрашающе запылали на гробовой классной доске. Прогоняя из глаз «кровавых зайчиков», Ринама до невыносимой рези в зрачках вглядывалась в кровавые раны, зиявшие на чёрной учебной доске. Порывшись в сумочке, великодушная женщина извлекла из неё йод и вату и кинулась врачевать ужасающие отверстия. Внезапно раны разверзли багровые уста и пять раз кряду произнесли отчётливо-угрожающе: «Не включай телевизор, вонючая тварь!»

Ринама шарахнулась к спасительной двери, но не решилась выйти в реальный мир в фантастически - ненормальном состоянии. Отчаявшаяся женщина бросилась к окну и напоролась обезумевшим взглядом на красного технического палача. Совершив круг почёта по захламлённому двору, багряный монстр на прощание оглушил Ринаму насмешливой сигнализацией и с победоносным видом горделиво удалился от камеры модернизированных пыток. Измученная жертва ультрасовременного палача в изнеможении опустилась на прохладный замызганный пол. Через два часа, которые уложились в одно мгновение, Ринама с трудом встала с нечистого пола и без оглядки покинула «нечистое» помещение. Не сообразив дождаться нужного автобуса, повреждённая женщина отправилась пешком в неближний свет и пришла домой аккурат к вечернему выпуску новостей. Ничтоже сумняшеся, Ринама включила страшный телевизор и приготовилась к борьбе. Внезапно непонятная сила, как щепку, прибила невесомую женщину к зеркальному окну, в котором она увидела отражение изуверской машины пыток. Ударив кулаком по растворённой в воздухе вражьей силе, героиня вырвалась из невидимого окружения и устремилась к телевизионному ящику. Устами свежевыбритого телеведущего он сообщил лично Ринаме, что Верховное Вече, ссылаясь на вещественные доказательства, обвинило президентскую команду в неприкрытой коррупции. «Я же говорила!» – лихорадочно выкрикнула истерзанная женщина и без чувств свалилась на ворсистый ковёр.

О продажности властей говорила не только умопомрачительная женщина – об этом с утра до вечера твердила вся страна. Ицлень со своей командой находился в непосредственной близости от краха. Цепляясь за власть, он до беспредела накалял политическую ситуацию. Превратив Дом правительства в высокопоставленную тюрьму, президент морил Верховное Вече голодом и держал его в кромешной темноте. Водяной народ был в шоке, а его яркая представительница ежедневно падала в обмороки перед «голубым экраном» телевизора. За этим занятием её ненароком застал забежавший за образцами фирменной ткани издёрганный и замотанный супруг. Ворвавшись в спальную комнату, он с размаху наткнулся на распростёртое тело любимой жены. Задыхаясь от ужаса, Жрес прислушался к прерывистому дыханию Ринамы. Вернув к жизни чувствительную супругу посредством лошадиной дозы нашатырного спирта, удачливый бизнесмен перенёс свою бизнесменшу на софу и незамедлительно вызвал «скорую помощь».

«Скорая медицинская помощь» опоздала на целый час. Она оказалась пожилой, жирной и хамоватой. Осмотрев Ринаму, грязно-белая «Скорая помощь» пообещала, что «женщина скоро оклемается», и посоветовала «поменьше смотреть телевизор». На прощание она многозначительно пожелала «крепкого здоровья» и «всего доброго» и попросила «не беспокоить по пустякам».

Оправившись от «пустяков», Ринама нежно погладила заветренную руку возлюбленного супруга.

– Что с тобой, Зайчишка? – озабоченно поинтересовался Жрес.

– Ничего страшного. Просто переживаю за Верховное Вече, – успокоила мужа Ринама.

– Все переживают, но никто не падает в обмороки.

– Скоро перестану. Как только разделаемся с ицленьской бандой.

– Так уж прямо – банда. Примитивный властолюбец, который в борьбе за власть не выбирает средства.

– Как раз выбирает. Самые что ни на есть фашистские.

– Ты о Верховном Вече? Тубсовалах – тоже хорош, действует топорно, как лесоруб.

– Не смей так говорить. Ты сам рубишь с плеча. Что бы ты делал, если бы тебя посадили в тюрьму?

– Слава богу, до этого дело пока не дошло. Но если тебе это интересно – я бы берёг свои нервы.

– А Тубсовалах, по-твоему, не бережёт?

– Боюсь, наделает непоправимых глупостей.

– Для этого он слишком умён.

– Ну, не он – так кто-нибудь другой. Верховное Вече – непомерно большое.

– Ты рассуждаешь, как демократические журналисты. Верховное Вече – наша подлинная демократия.

– Ты прекрасно знаешь, что я – на стороне Тубсовалаха. Только, в отличие от Зайчишки, не падаю в обмороки.

– И не надо. Свалим Ицленя – я тоже перестану.

– Не забывай, что Ицлень умеет бороться за власть.

– Вернее, его друзья – акимерийцы.

–Вот именно. Что им мешает помочь Ицленю ещё раз? Тем более, судя по всему, они поставили на Ицленя в самом начале Переделки.

– Ты меня пугаешь.

– И не думаю. Я беспокоюсь за Верховное Вече. К нему примазываются заинтересованные людишки.

– Ты имеешь в виду национал-экстремистов?

– И их – тоже. Они портят репутацию Тубсовалаха.

– Они не портят, они помогают.

– Но могут испортить всё дело. Я тебя ни понимаю, Зайчишка. Неужели ты заступаешься за экстремистов?

– Это политика, Заяц. Скажи: ты бы очень переживал, если бы Ицленя зарезал уголовник?

– Не очень. А что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что против банды Ицленя выступила банда экстремистов.

– Как бы эти банды не разнесли в щепки всю страну.

– Лес рубят – щепки летят. Если страна сейчас не избавится от Ицленя, она постепенно загнётся под его руководством.

– Ну-ну, товарищ политик. Сейчас попробуем проверить наши версии.

– Ты что собираешься делать?

– Включить телевизор и послушать последние известия.

– Не включай!

– Зайчишка, у тебя прогрессирует телефобия. Будем лечить по системе: клин клином вышибают.

Поцеловав протестующие ринамины ладошки, Жрес пощёлкал управлением и быстро обнаружил говорящую мужскую голову. Голова строго взглянула на Ринаму и дохнула ей в лицо обжигающим пламенем.

– Фу, как душно, – пожаловался Жрес и отёр потный лоб тыльной стороной правой руки.

Ринама пулей слетела с софы и, широко расставив ноги, загородила мужа от инквизиторского телевизора.

– Ты что делаешь, Зайчишка? – натянуто улыбнулся Жрес.

– Ничего особенного, – с придыханием ответила Ринама.

– Может быть, сходим к невропатологу?

– К тому, который с «воздушными комочками»?

– Да хоть с футбольными мячами. Главное, чтобы помог.

– Лучше я схожу к экстрасенсу.

– Договорились: завтра же, после работы. Не откладывай на послезавтра то, что можно сделать завтра.

 

29

 

Но Ринама отложила, потому что ей было не до экстрасенса. Преодолевая боль, страх и депрессию, она торопилась избавить страну от садистской банды, которую ненавидела всеми фибрами своей страдальческой души. К боли и депрессии Ринама приспособилась с помощью таблеток и капель, а со страхом справлялась посредством несгибаемого характера и железной воли. Казалось, в экстремальной ситуации у хрупкой красавицы открылось второе дыхание, а вера являлась источником сверхчеловеческих качеств, присущих олимпийским богам и героям. Ринама проводила бессонные ночи, чтобы не напугать Жреса неконтролируемыми стонами; стиснув зубы, она весело улыбалась Гвинее и Авбюлке, выдавая непроизвольные слёзы за признак счастья и умиления. Она в ужасе шарахалась от красных машин, телевизоров и даже зубных щёток, талантливо обыгрывая свой животный страх в присутствии посторонних. Ринама уже знала, что причиной её невыносимых физических и нравственных страданий является фантастически – садистская аппаратура, которую придумали фантастически садистские гении. Она вглядывалась в озабоченные лица прохожих, пытаясь по выражению лица обнаружить в равнодушной толпе таких же, как она, жертв аппаратурного террора.

– Зайчишка, ты что зыркаешь глазищами по сторонам? – шутливо полюбопытствовал Жрес, согревая жену крепким горячим объятием.

– Выискиваю товарищей по несчастью, – откровенно призналась Зайчишка.

– Фу ты, ну ты! Ты давно была у экстрасенса?

– Позавчера… нет, вчера, – не моргнув глазом, солгала Ринама.

– Выброси из головки эту муть, – усилив объятия, посоветовал супруг.

– Это же не мусор, это страшное оружие, – укоризненно напомнила жена. – Тебе удалось связаться с кем-нибудь из «наших»?

– Пока нет – везде швейцары. Но я не теряю надежды.

– Надежды юношей питают.

– Юношей, а также девушек питают не надежды, а молочные сосиски. Поэтому мы сейчас пойдём их покупать.

В продовольственном магазине было три продавца и два покупателя. Прижимая к груди по батону любительской колбасы, покупатели оживлённо обсуждали последние политические новости. Жрес завозился около кассы, а Ринама принюхивалась к серым невзрачным сосискам, которые сливались с серым невзрачным прилавком. Дверь скрипнула – и в магазине стало на одного покупателя больше. Ринама услышала в голове грохот разорвавшейся бомбы, которая расчистила место для двух скрипучих мужских голосов. Перебивая друг друга, голоса смаковали модный политический конфликт. Ринама взяла себя в руки и внимательно оглядела магазин. Продавщицы, позёвывая, скучали за прилавком, Жрес вполголоса дискутировал с кассиршей, два покупателя скрипучими голосами спорили о политике, а третий покупатель из-за ринаминой спины обозревал небогатый мясо-молочный ассортимент. Выгнав из головы скрипучие голоса, Ринама больными мозгами вспомнила газетную информацию: «Оперативники БКГ, занимающиеся «обработкой» жертвы вне дома, имеют портативные аппараты размером примерно 12х12 см и 15х15 см, вмещающиеся в карман».

– Что случилось?! – испуганно воскликнул Жрес, глядя в изменившееся лицо жены.

– Всё то же, – с олимпийским спокойствием ответила Ринама. – Этот тип, похоже, оперативник БКГ, и он применяет свою зверскую аппаратуру.

– Против кого применяет? – не понял Жрес.

– Против нас, – хладнокровно объяснила Ринама.– Может быть, против этих симпатичных продавщиц или покупателей.

– Чокнутая баба, – грубо вмешался в разговор подозреваемый. – Вы её не слушайте. Все знают, что она сумасшедшая.

Последние слова публично разоблачённого оперативника предназначались для остолбеневших продавщиц и онемевших покупателей.

– Ты что сказал, гад? – на красивых скулах Жреса нервно задвигались желваки.

– То, что слышал, гад, – уверенно и нагло ответил оперативник. – Хочешь выйти? Давай выйдем. Там за дверью тебя ждёт мильтон. И психушник – в придачу. Тебе это надо? Не надо.

Шаткой походочкой наглец направился к выходу, а Жрес вскинул руки для смертоубийственного удара.

– Только не здесь, товарищи сумасшедшие, – защебетали вспугнутые продавщицы. – Идите в свою психушку – там и деритесь.

Ринама повисла на сильных любимых руках:

– Не надо, Заяц. Ты что, не понимаешь, что они только этого и ждут? Они провоцируют и нас, и Верховное Вече.

– Правильно излагает женщина, несмотря на то, что ненормальная, – раздался одобрительный скрипучий голос.

– Идём отсюда, Зайчишка, – Жрес утихомирил желваки, забыл сосиски и громко хлопнул тяжёлой дверью.

С тех пор Ринама никогда не чувствовала себя одинокой в общественных местах. Выйдя на улицу, она первым делом оглядывалась по сторонам. Не успевала она оглянуться, как к ней навстречу спешил стукач (или стукачка) с неизменным вопросом: «Который счасчас?» Кипя от раздражения, Ринама отфутболивала незваных стукачей, которые послушно ретировались, никогда не забывая обозвать скандалистку «чокнутой» или «ненормальной». Иногда стукачи сопровождали телевизионного политика на почтительном расстоянии. Они проходили свой отрезок пути и передавали эстафету другим почтительным стукачам. А один раз они сдали Ринаму наёмному убийце. Это случилось на деревянной лестнице Покровского – Шернество. Уже стемнело, но отважная женщина, ещё не приученная к бандитам, смело ступила на скользкий путь. За спиной она услышала тяжёлые шаги и потом – имя собственное – в очень грубом исполнении. Ринама обернулась, но в темноте никого не увидела. Тогда она вынула из ридикюля маленький фонарик и осветила грубый голос, знавший её собственное имя. Голос принадлежал плотному пожилому мужчине с мордой конандойлевского преступника. Звероподобный киллер держал над головой пустую зелёную бутылку. Ринама почувствовала непреодолимый аппаратурный ужас. Нечеловеческим усилием превозмогая аппаратуру, потенциальная жертва с помощью фонарика тщательно обследовала место преступления. Лестница была блестящей и абсолютно пустынной. Киллер делал зверскую морду и ждал, когда жертва закончит осмотр. «Убирайся», – прохрипела Ринама сквозь стиснутые зубы, которые вырывались из повиновения и отбивали чечётку. Отдав приказ, она ощутила на пушистой шапочке осторожный и сильный удар. Ринама ещё больше испугалась, что потеряет шапочку, и ухватилась за неё обеими руками. Она приготовилась ко второму удару, но преступник бесследно исчез. Сообразив, что триллер исчерпан, Ринама, покачиваясь, пошла на платформу. Здесь её ждал знакомый стукач с сочувствующим выражением лица. Приняв театральную позу, стукач поинтересовался ринаминым здоровьем; но окровавленная женщина отмахнулась от него, как от мухи, и попросила кассиршу вызвать «Скорую помощь». Хирург порадовался точному удару, который спровоцировал много крови и не сломал череп. Он перевязал раненую голову и указал Ринаме отделение милиции.

Симпатичный милиционер долго смеялся над тем, что укрывшаяся за бинтами жертва перепутала покушение с нападением. Он милостиво разрешил Ринаме позвонить родным и переждать опасную ночь в отделении милиции. Как только пошёл первый транспорт, обессиленная женщина забрала назад своё заявление и поплелась домой. Насмешливый милиционер посетовал на несознательность «сдвинутой гражданки» и пожелал ей «всего доброго».

Дорогу домой Ринама видела, как в тумане; нащупав подъезд, она потянулась к дверной ручке, но её опередила девочка с собачкой. «Тётя Ринама, давайте я вам помогу», – жалостливо сказала девочка. Она открыла дверь и погладила лохматую собачонку. «Какая ты неряха, Генивея, – строго сказала девочка, грозя собачке кукольным пальчиком. – Вечно бегаешь, как заведённая». Ринама посмотрела на пристыженное животное: у него было мамино лицо. «Она действительно похожа на собачку», – подумала помутившаяся женщина и, поправив окровавленную шапочку, потащилась на четвёртый этаж. Жрес был на работе, Авбюлка посапывала в кроватке, а Генивея, как угорелая, носилась по квартире. Подбежав к дочери, она сняла с неё кроваво-синюю шапочку и, подпрыгивая от непонятного нетерпения, стала бережно ощупывать забинтованную голову. «Ты что скачешь, как собака?» – неожиданно для самой себя выпалила Ринама. «Как ты сказала, доченька?» – переспросила озабоченная Генивея, приплясывая на одном месте. «Собака, собака и есть», – с озлобленным ожесточением повторила Ринама. Генивею, как ветром, сдуло в «большую комнату», а Ринама задрожала от громового удара хлопнувшей над головой двери. Через минуту раздалась оглушительная соловьиная трель, и трепещущая женщина, заткнув уши тонкими пальцами, заковыляла в прихожую. «Татаркой» оказалась добродушная водяная соседка с верхнего этажа. Она протягивала Ринаме аппетитные пирожные и напрашивалась на чай. Ринама нехотя накрыла стол на кухне, чтобы не разбудить Авбюлку. По просьбе добродушной женщины, к чаепитию присоединилась дёргающаяся Генивея, которая, обжигаясь, хлебала чай маленькими суетливыми глотками. Внимательно взглянув на увлечённую пожилую женщину, гостья стала восхищаться её моложавостью. Захлёбываясь чаем и словами, польщённая Генивея вспомнила молодость и морскую службу. Поддакивая хозяйке, соседка выпила пять чашек чая, не притронувшись к пирожным. На шестой чашке она вспомнила о включённом утюге и заторопилась домой. Через пять-десять минут к Генивее вернулись размеренные движения, и, обняв дочь, она тихонько заплакала у неё на плече. «Что я тебе сделала, доченька?» – беспомощно повторяла несчастная мать, поглаживая шершавые бинты на драгоценной белокурой головке. Ринама отирала мягкой ладошкой святые материнские слёзы и скороговоркой вымаливала прощение. Отпустив друг другу все мирские грехи, помирившиеся женщины разошлись по своим делам. Генивея отправилась к проснувшейся Авбюлке, а Ринама повела атаку на ненавистный телевизор. Она произнесла в прямом эфире пламенную речь, а благодарный телеящик пожелал своей ораторше: «Всего доброго. До свидания». Это было что-то новенькое. Ринама уже успела привыкнуть к армии стукачей, визитной карточкой которых было пожелание крепкого здоровья и всего самого доброго. Но усовершенствованный пароль «всего доброго, до свидания» законспирированная женщина слышала впервые. Из неведения её вывел всё тот же телеящик, который охотно разъяснил ситуацию знакомым вкрадчивым голосом. Отныне Ринама должна была выделять телевизионных стукачей из многочисленной армии просто стукачей по вновь разработанному паролю. Просвещённая женщина не смогла удержаться от саркастической насмешки; но это был смех сквозь слёзы, так как он утонул в бурном потоке, устремившемся из непросыхавших глаз. Ринаме совсем стало не до смеха, когда её самая лучшая на свете мама пожелала ей «всего доброго, до свидания». Сжав солёные от слёз губы, нервная женщина дрожащими руками ухватилась за мужа, как утопающий за соломинку.

– Что опять приключилось? – недовольно спросил супруг, давя нараставшее раздражение.

– Заяц, я больше не могу. Мама сказала: «Всего доброго, до свидания».

– Ты что, сошла с ума? Почему мама не может сказать: «Всего доброго?»

– Но она сказала: «Всего доброго, до свидания».

– Да ну? А я подумал, что она спела арию Риголетто мужским голосом.

– Зря ты так. Это пароль стукачей-энтузиастов.

– Ты думаешь, они все – идейные? Одних, понятное дело, наняли, других – охмурили, третьих – заставили.

– То есть как – заставили?

– Ну, не знаю – шантажом, запугиванием… ещё чем-нибудь… той же аппаратурой.

– Заставили? Аппаратурой? Мою маму заставили?

– Ты совсем спятила. Это просто невыносимо.

– Не нравлюсь – давай разведёмся. Я тебя не держу.

– Ишь – размечталась. Мы сделаем иначе – поедем куда-нибудь развеемся. Куда хочет Зайчишка?

– К Миаду. Жутко соскучилась по своим племянникам.

 

30

 

Но у Миада супруги не задержались. По требованию Ринамы, они покинули заражённый район моментально после того, как племянники, один за другим, пожелали «тёте Ринаме» «всего доброго, до свидания». По дороге домой супруги хранили гробовое молчание. Жрес обдумывал подходы к товарищам по аппаратурному несчастью, а Ринама ломала голову над шизофреническим стукачеством. Ход её мыслей был буквально следующий: «Понятно, что мы окружены стукачами, которые втянуты в аппаратурную систему. Это разнокалиберные стукачи, которых, по мнению Жреса, наняли или заставили. Возникает вопрос: как можно заставить человека стучать? Опять же – по мнению Жреса, с помощью дьявольской аппаратуры. А почему бы и нет? Она способна расстроить, напугать, убедить. Убедить – в чём? В том, что надо доносить на своих детей? Это же бред сумасшедшего!»

Между тем бред крепчал с каждым часом. Из Рогавёбчо позвонил Миад, спросил, как доехали, и пожелал «всего доброго, до свидания». К Жресу заглянул друг детства, поиграл с Авбюлкой, выпил чаю, а на прощание произнёс пароль телевизионных стукачей. Спасаясь от сумасшествия, Ринама бросилась в театры и кинотеатры. Но артисты, уподобившись стукачам, неизменно желали друг другу и окружающим «крепкого здоровья» и «всего самого доброго». Нервно вздрагивая от любого упоминания о здоровье, полупомешанная женщина вырвалась из душного помещения на спасительную улицу. Успокаивая нервы, Ринама подошла к малюсенькой девчушке, которая что-то лепетала плюшевому медвежонку. Залюбовавшись идиллией, умиротворённая женщина забыла про всех стукачей в лунном и подлунном мире. В момент абсолютного покоя она нечаянно вдохнула букет нефтяной водки и солёного огурца. Повернувшись на 90 градусов, Ринама наткнулась на обладателя утончённого букета. Одутловатый обладатель нагнулся к многострадальному ринамину уху и неожиданно пискляво произнёс: «Хочешь, эта куколка сейчас скажет «всего доброго, до свидания»?» Не успела Ринама отреагировать отказом, как кукольная девчушка сложила губки бантиком и старательно пролепетала конспиративную фразу.

Не разбирая дороги, обезумевшая женщина в мгновение ока домчалась до дома и молча стала биться забинтованной головой о пёструю стену спальной комнаты. Через пять минут бумажные обои потрескались от бешеного натиска, а матерчатая голова свалилась на пуховую подушку, увлекая за собой безжизненное тело. Очнулась Ринама в страшном сне и в трёх шагах от софы увидела говорящий гроб. Разинув крышку, ночной собеседник сообщил больной женщине адрес, где ей окажут неотложную медицинскую помощь. Всю ночь страшный гроб хлопал крышкой и распевал адрес на все лады. Под утро он пожелал Ринаме «всего доброго» и со смертельным грохотом провалился в преисподнюю. Продрав глаза, женщина увидела посеревшее лицо мужа. «Всё в порядке, Зайчишка?» – произнёс Жрес дрожаще-хриплым голосом. «Почти», – преодолевая бинты, ответила Ринама. «А что необходимо для полного счастья?» – через силу улыбнулся Жрес. «Посетить Правоколенный переулок, 3», – в тон ему ответила Ринама. «И что же там такого счастливого?» «По-моему, это адрес аппаратурщиков». «Откуда ты знаешь?» «От них самих». «Маловероятно. Они загородили все входы и выходы». «Давай всё-таки попробуем». «Конечно, попробуем. Попытка, как говорится, не аппаратурная пытка».

Попытка привела обнадёженных супругов в полуподвальное, полутёмное помещение. «Ринама Волокоса?» – раздался из тьмы веков чей-то загробный голос. «А вы, вероятно, тот самый гроб с крышкой?» – неосторожно пошутила Ринама. «Зовите меня просто – Ван Ваныч», – опростился голос и оторвался от темноты вместе с курчавой головой, серым пиджаком и серыми брюками. «А это, я полагаю, ваш супруг», – утвердительно спросил Курчавый. «Я останусь с Ринамой», – предупредил Жрес. «А вас никто не гонит, – насмешливо отозвался серый человек. – Смотрите, сами не сбегите».

«Вы нам угрожаете?» – с вызовом спросила Ринама. «У вас, кажется, были возможности убедиться в нашей силе». «А что вы можете нам сделать?» «А что вы желаете? Хотите – поссорим? И ваш муж, сверкая пятками, убежит от вас на край света». «Я никуда не собираюсь бежать». «А сами подумали: хоть бы всё это скорее кончилось». «Откуда вы знаете?» «Я читаю ваши мысли». «Вы – экстрасенс?» «Нет. Я просто… властелин мира». «Вы не боитесь откровенничать?» «Какой смысл таиться? Вы же нас раскрыли». «Что вам от нас нужно?» «По-моему, это вы пристаёте к бедному телевизору». «Не к телевизору, а к ицленьской банде. Я считаю, что она губит нашу страну». «Вы уверены, что это вы считаете?» «Что вы имеет в виду?» «Скажите, Ринамочка, где вы учились политике?» «Нигде не училась». «Правильно, это мы вас научили. Но… вы слишком далеко зашли». «Это неправда… я всё сама». «Успокойся, Зайчишка. Ты же видишь, что он капает нам на нервы». «Хотите, я отправлю вас к входной двери?» «Только попробуйте. Я не сдвинусь с места». «Ещё как сдвинетесь… Молодчина. А теперь бегом. На месте шагом марш – левой, левой. А теперь стой – раз, два». «Вы негодяй и мерзавец». «Я не мерзавец, я властелин мира». «Оставьте в покое моего мужа. Он здесь ни при чём». «Я знаю. Это вы – при чём. Пожалейте хотя бы супруга». «Что вы собираетесь делать?» «Мы не собираемся, мы уже делаем». «Но он говорит, что ничего не чувствует!» «Правильно. Чувствуете вы одна. Остальные члены семьи ничего не осознают. Таковы правила игры». «Вы – фашист?» «Я – властелин мира. Я караю и милую, наказываю и награждаю». «И чем же вы меня награждаете?» «Вспомогательной энергией. Вы не задумывались, где берёте силы для интенсивной политической деятельности?» «Как вы смеете! Вы тут совершенно ни при чём». «Я всё смею – но не в отношении вас». «Кого вы ещё мучаете?» «Сейчас увидите. Господа, идите сюда. Покажите даме ожоги и порезы. Эти не надо – эти слишком страшные. Молодчины. А теперь на место – шагом марш. Раз, два». «Вы – изувер и смертельный враг человечества. Вас необходимо разоблачить». «Вы хотите меня разоблачить? Это свежая мысль. Ну что ж, разоблачайте. Только сначала скажите: «Вы властелин мира». «Не дождётесь … Вы властелин мира». «Молодчина. А теперь разоблачайте. Вот вам телефончик. Пойдёмте, господа. Я вижу, Ринама Волокоса – нормальная женщина. И это меня сильно радует».

Вложив во влажный ринамин кулачок визитную карточку, властелин мира, попрощавшись по-глинайски молчаливо с «обработанными» жертвами, растворился в кромешной тьме. Обнаружив в «тёмном царстве» спасительный луч света, супруги, не сговариваясь, пошли ему навстречу и в конце светлого пути наткнулись на знакомый до боли телевизор. От няопийского телеящика исходил неземной свет. Он очаровывал, околдовывал, завораживал и притягивал непреодолимой сверхъестественной силой.

– Посмотрим телевизор, что ли? – предложил зачарованный супруг.

– Не надо, не включай, – замахала руками супруга.

– Почему? Отдохнём около телевизора.

– Потому что они меня заставляют.

– Поменьше слушай эту белиберду. Сама говорила, что они нас провоцируют и запугивают.

– Ты прав, как всегда, Заяц. Делай, как знаешь. В конце концов это просто телевизор.

На самом деле телевизор был не так уж прост. Как только зажёгся «голубой экран», на нём воссияло ослепительно – мученическое лицо Ицленя – под серебристым нимбом. «С нимбом они явно переборщили», – вполголоса произнёс Жрес. «Что ты сказал?» – забеспокоилась Ринама. «Разве я что-нибудь сказал?» – искренно удивился Жрес. «Ты обсуждал Ицленя», – напомнила Ринама. «Ты знаешь, мне его жалко», – вслух подумал Жрес. «Ты ещё скажи, что он святой», - разоблачила аппаратурщиков Ринама и всыпала президенту по первое число. Ореол святости рассеялся, как дым, а толстое лицо угрожающе ощерилось. «Беги сюда, собачка», – приказал мордатый, и Ринама, заливаясь лаем, поскакала к телевизору. Помахав копчиком, мутантка лизнула в нос первое лицо государства и вприпрыжку побежала в прихожую. «Ты куда скачешь?» – крикнул с софы муж собаки. «К телефону – звонить Ван Ванычу», – отрывисто пролаяла Ринама. «Зачем?!» – на всю квартиру прокричал Жрес. «Не лезь не в свои дела», – облаяла мужа собачка. «Поступай, как знаешь, а меня уволь», – сказал, как отрезал, Жрес и, отвернувшись от телевизионного рыла, демонстративно захрапел на весь Ратис. Встав на задние лапы, Ринама с трудом набрала сложный совковый номер короткопалой передней лапкой. Молодой женский голос вежливо сообщил, что доцент Ван Ваныч Ванов отбыл в неизвестном направлении, а профессор Питр Питрович Питров ждёт Ринаму Волокосу в Левоколенном переулке.

Левоколенный переулок находился слева от Правоколенного переулка. Пожилая обладательница молодого голоса взяла Ринаму за руку и подвела к седобородому старичку. «На что жалуетесь?» – по-медицински спросил профессор. «На психотронный террор», – с уверенностью отличницы ответила Ринама. «Заполните, пожалуйста, карточку», – вежливо попросил старичок. Жертва аппаратуры написала своё имя, свой адрес, нарисовала схему своей квартиры и своего двора. «А когда мы будем разоблачать?» – с робкой надеждой спросила Ринама. «Мы вас обязательно найдём», – скороговоркой ответил профессор, выхватил карточку из ринаминых рук и мелкими шажками отправился восвояси. «Интересно, куда это он побежал? – пробасил подкравшийся сзади толстяк. – Правильно мыслишь, пташка, – подмигнул Ринаме новый знакомец. – Какой-то он невежливый. Щас мы его вернём». Сделав «налево – ещё раз налево», подтянувшийся профессор с погонами капитана быстро подбежал к толстяку, пожелал «всего доброго, до свидания» и строевым шагом скрылся за ближайшим поворотом. «Разве профессор – капитан?» – задала глупый вопрос ошарашенная женщина. «Погоны померещились, пташка? – сочувственно поинтересовался толстый бас. – А может, тебе всё померещилось? Ты подумай, пташка. Такого в жизни не бывает».

«Как вы относитесь к демонстрации против фашистской аппаратуры?» – молодым голосом спросила пожилая женщина. «Я хочу разоблачить фашистов», – три раза ответила героиня. «Представляете: огромный красный транспарант, а на нём – чёрными буквами: «Смерть фашистским оккупантам!» «Представляю», – не раздумывая, согласилась Ринама. «А главный от вас убежал», – загоготала выскочившая из-за пожилой спины мужеподобная девушка с рыжими усами. «А вам что из этого?» - грубо отреагировала Ринама. «Мне – ничего. Я на митинг приду. А главный не придёт – мы ему в заду взрывы устраиваем», – заливисто заржала усатая шутница. «Берегите свои нервы, – перекричала ржание пожилая активистка. – Возьмите в подарок книгу и звоните, звоните и ещё раз – звоните. Главное – не унывайте и ждите ответа».

Бережно прижимая к груди бесценный подарок, Ринама на крыльях надежды впорхнула в похорошевший от радужных мечтаний двор. Около подъезда мечтательницу ожидало красное автомобильное чудовище. Не отрывая глаз от кровавого пугала, Ринама шла прямо на зажжённые фары. Подойдя вплотную к бесчеловечному мучителю, дрожащая жертва ощутила сильный удар по голове – и упала под колёса кошмарного монстра.

Но ужасное чудовище не раздавило Ринаму, оно только измочалило страдалицу посредством ударной волны. Двадцать четыре часа в сутки с потолка, со стен, с люстры, с книжных полок на бедную женскую голову сыпался град ударов. Ринама прикрывалась руками, защищалась шапками, подушками и тазами. Но таинственная сила преодолевала любые преграды, чтобы тяжёлым камнем броситься на больную женскую голову. Ринама заперла спальную комнату и в гордом одиночестве носилась из угла в угол. Замигали и потухли лампочки – и в темноте раздался таинственный треск, звон и грохот. Когда вернувшийся с работы Жрес ввинтил новые лампочки, его взору предстала картина душераздирающего разгрома. Занавески были разорваны, обои – заляпаны, а на полу валялись вперемешку тазы, подушки, шапки, обломки и осколки. «Что здесь случилось, Зайчишка?» – спросил остолбеневший Жрес, когда к нему вернулся дар речи. «Я больше не могу здесь находиться», – выдавила из себя Ринама, удерживая на многострадальной голове мокрое от слёз полотенце. «И что же делать?» – совсем растерялся Жрес. «Уйдём отсюда куда-нибудь», - жалобно попросила Ринама. «На ночь глядя?» – изумился несчастный супруг. «Я не могу больше!» – взвыла истязаемая женщина. «Хорошо, хорошо», – успокоительно прошептал белый, как бумага, Жрес. – А куда мы пойдём ?» «Не знаю. Может быть, к Нанон?» «Почему – к Нанон?» «А к кому ещё?» «Хорошо, хорошо, к Нанон – так к Нанон».

Бросив в сумку какие-то тряпки, Ринама увлекла мужа в неуютную холодную ночь. Подруга юности жила в Совкме вместе со своими родителями. В последний раз приятельницы виделись лет шесть-восемь назад. Но с тех пор в жизни Нанон мало что изменилось. Она по-прежнему была не замужем, переводила книги с цинафрийского языка и, как умела, прожигала холостяцкое существование.

Плотно прикрыв дверь родительской комнаты, Нанон побежала в прихожую босиком и в шикарной пижаме, рассчитывая на ночной визит потрясающего любовника. Но это оказались затюканные Ринама и Жрес. «Что-нибудь случилось?» – задала разочарованная женщина естественный в данной ситуации вопрос. «Да… – промямлила истерзанная жертва аппаратурного произвола. – Пусти нас, пожалуйста, переночевать». «А в чём, собственно, дело?» – без любопытства спросила расфуфыренная для любовника Нанон. «Я не могу тебе сказать», – виновато прошептала Ринама. «Прости, это твои проблемы, – нетерпеливо произнесла любовница. – Мне негде вас положить: я жду одного человека». Презрительно взглянув на помятую Ринаму, Нанон с шумом захлопнула входную дверь, звякнув цепочкой – для вящей убедительности. «Пойдём домой, Зайчишка», – тихонько предложил Жрес. «Нет, ни за что!» – испуганно завопила Ринама. «Знаешь, я вспомнил, – после минутного размышления сказал Жрес. – К нам в фирму пришёл новенький. Несколько дней назад он предложил ночлег всем желающим. Может быть, переночуем у него?»

Новенького фирмача звали Вольдемаром. Он встретил Волокосов шампанским и шоколадными конфетами. Выздоровевшая грешница благоговейно смотрела на современного бога: он был жгучий брюнет с миндалевидными глазами. Успокоив паству изысканной трапезой, Вольдемар предложил Ринаме и Жресу отдохновение на пуховой перине. Как только блаженная утопила голову в воздушной подушке, земной рай сменился царством Аида. Кусая горячие губы, Ринама пыталась заглушить адские головные боли. Больше всего на лунном свете она боялась спугнуть младенческий сон возлюбленного супруга. Жрес улыбался белоснежным ангелочкам, которые посетили его в вещем сне. Ангелочки взмахнули крылышками, и мужчина открыл глаза, чтобы не упустить их из виду. Над ним склонился белоснежный ангел-хранитель с чёрным лицом и красными губами. С трудом распознав в нём любимую жену, Жрес спросил, как она себя чувствует. Но Ринама не спешила с ответом, потому что она не сразу поняла смысл простого вопроса. Разжав для ответа окровавленные губы, пришибленная женщина мученически осознала, что не в состоянии составить короткую фразу. Её любимое холёное тело отказывалось ей повиноваться. Порывшись в сумочке негнущимися пальцами, Ринама с трудом отыскала ручку и записную книжку. «Надо к врачу», – коряво вывела забитая женщина. «Это понятно. Но к какому? Может быть, к экстрасенсу?» – устно отреагировал Жрес. «К экстрасенсу не хочу, давай попробуем к Жунде», – наконец сумела произнести Ринама.

Жундой звали знаменитую народную врачевательницу. У неё были волшебные руки и всепроникающие глаза. Её не затирали даже при Жевберне, так как всесильный немощный ксеген пользовалься её услугами. Переделка стала для Жунды временем небывалого расцвета. О ней писали, её награждали, ей посвящали стихи и песни.

«Пожалуй, ты права, Зайчишка, – одобрил Жрес ринамин выбор. – Прямо сейчас и попробуем». «Не хотите посмотреть телевизор? – предложил гостеприимный хозяин. – Там такое началось! Штурмуют, стреляют». «Нет, мы, пожалуй, пойдём», – отказался Жрес от сомнительного удовольствия. «Ну, и куда вы теперь?» – с лёгкой издёвкой спросил сослуживец. «Заглянем к Жунде. Что-то жена занемогла». «У вас есть основания рассчитывать на её помощь?» – усилил издёвку Вольдемар. «Не понял. Ты куда клонишь?» – нахмурился Жрес. «Всё туда же. Зря вы поддерживаете Тубсовалаха. Вы же не переносите ворюг. А он как раз и есть ворюга №1».

В другой ситуации Жрес набил бы Вольдемару морду, но сейчас были дела поважнее. Взяв на мускулистые руки невесомую жену, влюблённый муж понёс своё сокровище к ближайшему такси.

Жунду и её местопребывание в столице знали все таксисты. Они частенько возили к знаменитой чародейке разношёрстных пациентов, среди которых оказалась отупевшая Ринама.

Жунда принимала косноязычную больную в присутствии ассистента. Будущий чародей, по-видимому, был очень умный, потому что хозяйка всё время к нему прислушивалась.

– На что жалуешься? – спросила простая чародейка.

– Я подвергаюсь аппаратурным пыткам, и у меня всё болит, – с трудом объяснила Ринама.

– Милая моя, на дворе двадцатый век, – насмешливо сказала Жунда, оглядываясь на ассистента. – Ты кто такая – президент Ицлень или артист Ширвиндт? Да кому ты нужна, чтобы тебя пытать?

– Если это не аппаратура, то что? – заплакала бедная женщина.

– Лечиться тебе надо – вот что, – посоветовала целительница.

– А вы её пощупайте, – приказал властолюбивый ассистент.

– Зачем щупать? Я и так всё вижу: печень барахлит, в почках – камни. Для начала пойди, милая, к участковому врачу.

– Я не хочу к участковому.

– Наверное, ты хочешь в сумасшедший дом? Ты подумай, милочка, что лучше: поликлиника или сумасшедший дом?

Ринама встала и молча вышла из кабинета.

– Ну как – полегчало? – с надеждой в голосе спросил Жрес.

– Пойдём домой, мой любимый, единственный друг, – с трудом выговаривая слова, прошептала Ринама. – И вот что: давай заглянем в «Мелодию» и купим «Ритмы закордонной эстрады». Помирать – так с музыкой.

Перед смертью супруги отправились в Парк культуры и отдыха имени Кое-кого. Вытянувшись на скамейке, Ринама с интересом разглядывала смертельно чёрные диски с потусторонними ритмами. Жрес пошёл пострелять в «Тире», а его место занял маловыразительный худой мужчина. Он положил на Ринаму робкий взгляд и начал разговор издалека. «Новенький стукач», – со смертельной тоской подумала полуживая женщина.

– Вы не знаете, где здесь Чёртово колесо? – с подходом спросил подозреваемый.

– Неужели вы его не видите? – через силу улыбнулась Ринама.

– Вы правы: глупый вопрос, – вконец смутился мужчина. – Ринама, я специально приехал в Совкму…

– Откуда вы меня знаете? – слегка заинтересовалась смертница.

– Я?… Я вас не знаю, – испугался вопроса приезжий.

– А-а-а… – издевательски произнесла Ринама. – И что же вам от меня нужно?

– Я хотел узнать, что вы думаете…

– По этому поводу ничего не думаю.

– Да… конечно… А как вы считаете?...

– Я не умею считать – я неграмотная. И вообще вы жестоко ошиблись. Шпионка сидит на соседней скамейке.

– Ринама…

– Я не Ринама. Перестаньте ко мне приставать. Иначе я позову милиционера.

Маловыразительный мужчина испарился, и его место опять занял Жрес.

– Куда мы пойдём, Зайчишка? – неуверенно спросил преданный супруг.

– Разумеется, домой, – спокойно ответила готовая к смерти Ринама. – У нас с тобой есть счастливый семейный очаг, и мы его больше не покинем.

Путь к очагу загородил старый знакомый «Москвич». Ринама в гневе замахнулась на ненавистное чудовище, монстр сжался в красный комок – и на лобовом стекле заблестели огромные слёзы раскаяния. Утерев слёзы чистым носовым платком, жалостливая женщина примирительно погладила блестящую красную спину. «Ты что делаешь?» – удивлённо спросил Жрес. «Прощаюсь. Мне его жалко. В конце концов он не виноват», – задумчиво произнесла Ринама, с трудом сдерживая накатившие девятым валом аппаратурные рыдания. Жрес поставил на место отвисшую челюсть и бегом побежал на четвёртый этаж. Ринама похлопала раскаявшийся автомобиль по исцарапанному крылу и медленным шагом направилась в комнату пыток. Страшная спальная комната блестела хирургической чистотой. Посреди пугающе чистой мебели стоял жалкий няопийский телевизор. «Включи меня, пожалуйста», – жалобно попросил телеящичек. Ринама нажала на пульт – и экран озарился нежным небесно-голубым светом. Моментально мучительная боль отпустила голову и сердце, а из глаз полились безудержные потоки слёз. Внезапно на нежно-голубом экране появились ярко красные капли крови. Раздались выстрелы – и телевизор покрылся зияющими ранами. Ринама взяла йод, вату и бинты и стала перевязывать раненый телеящик.

– Ты что делаешь?! – выкрикнул напуганный до полусмерти Жрес.

– Мне жалко телевизор, – объяснила рыдающая женщина.

– Ты же ненавидишь ицленьское телевидение! – нервно крикнул Жрес.

– Ненавижу, но не убиваю. Это меня убивают, – гневно прорыдала Ринама.

– А говорила: «Лес рубят – щепки летят».

– Я не щепка, я твоя жена, – обиделась помешанная женщина.

– Разве я спорю, – страдальчески улыбнулся Жрес.

Настойчивыми ласковыми руками он оторвал Ринаму от перебинтованного телевизора и с нежной силой уложил на софу.

– Тебе надо поспать, Зайчишка. Забыться и как следует отдохнуть.

– Хорошо. Только сначала скажи: кто первый начал стрелять?

– Верховное Вече. Нервы не выдержали. А может быть, всё дело испортили экстремисты. Ицлень действовал грамотно.

– Слишком грамотно. Такое ему не по силам. Наверное, подсказали акимерзкие друзья.

– У Тубсовалаха нет таких опытных советников. Не надо было стрелять.

– Из жертв ицленьского произвола они превратились в примитивных убий…

Слово «убийц» Ринама не договорила до конца. Взгляд прекрасных женских глаз утратил осмысленность, потом исчез под тяжёлыми веками и погрузился в темноту спасительного сна. Время от времени искусанные губы приоткрывались и выпускали наружу очередного словесного близнеца: «Не надо было стрелять».

 

31

 

От шанса больше ничего не осталось. Он был расстрелян вместе с Домом правительства, который, по акимерзскому образцу, получил название «Жёлтого дома». Ицленьская банда дорвалась до власти и начала приучать страну жить по акимерзкому образцу.

Ринама включила телевизор, чтобы посмотреть на убийц, но её отвлёк междугородний звонок. Из Еччни звонил отец, который слёзно молил дочь срочно найти для него обмен. «Что, очень тяжко?» – спросила Ринама. «Не так, как описывают в Совкме, но, сказать по правде, убежал бы в одних трусах». Ринама пообещал отцу немедленно заняться поисками подходящей квартиры и, попрощавшись, пошла взглянуть на телевизор. Он блестел, как стёклышко, и общался с соучастницей заговорщицким тоном. «Спасибо тебе, пташка», – с большим чувством произнёс заговорщик – и тут же на экране телевизора три народных артиста поклонились Ринаме в пояс. «За что?» – искренно удивилась телевизионная политикесса. «За поддержку, конечно, – захлебнулся от радости победитель. – Ты теперь имеешь право на свою долю». «Чихала я на тебя и на твою долю», – невежливо ответила Ринама. «Не понял, пташка», – обиделся заговорщицкий голос. «Голос есть – ума не надо, – грубо сказала неблагодарная женщина. – Я не звала тебя в свою жизнь». «Я пришёл предложить тебе услуги». «Ты не пришёл, ты влез в квартиру через телевизор. Попробуй очеловечиться и постучать в дверь. Хотя вряд ли я тебе открою». «Чудачка! Тебе выпал уникальный шанс, так пользуйся им, дура набитая». «Шанса больше нет. Его расстреляла ицленьская банда. Прощай, властелин мира». Ринама поспешила выключить телевизор, но это ей не помогло. Она почувствовала оглушительный удар по голове и упала на жирный паркетный пол. Больная женщина пыталась вслух обругать ицленьскую банду, но не смогла произнести ни слова. Щадя нервную систему супруга, она помчалась в десятую поликлинику, стремясь восстановиться до его прихода. Заткнув рот руками, чтобы не упустить крохи драгоценного человеческого дара, Ринама оторвалась от экстрасенса ради любимого мужа. Ей удалось донести свою драгоценность до одутловатого мужчины. «Где-то я его видела», – подумала Ринама, отвернувшись от водочно-огуречного перегара. «Прискакала, предательница, – злобно прошипел одутловатый. – Получай, гадюка». После того, как Ринама «получила», она перестала что-либо соображать. Дохнув перегаром в омертвелое женское лицо, мужчина направил тупицу в изолированную квартиру пыток и, выругавшись отборным матом, спешно зашагал по своим делам.

Придя в себя, Ринама увидела огненный взгляд наполеонообразного экстрасенса. Помогая себе руками, она широко открыла рот, но не смогла из него извлечь ни единого звука. «Не торопитесь, – женским голосом предупредил чудодейственный доктор. – Не всё сразу, голубушка». Закрыв рот, Ринама вопросительно посмотрела на экстрасенса. «Небольшой инсультик – ничего более. Скоро от него не останется и следа. Я знаю, что вы не поняли. Я повторю фразу пять раз, а вы постарайтесь напрячь мозгочки». Вперив в женщину пронзительный взгляд, демонический мужчина исполнил своё обещание. Через пять фраз Ринама понимающе закивала головой. «Всё у нас получается, голубчик. А теперь скажите: мама, Авбюлка, Жрес». «Мама, Авбюлка, Жрес», – с удовольствием произнесла Ринама. «Вот видите, я же говорил. Придёте домой… супруг приведёт… будете ходить от предмета к предмету и называть все вещи своими именами… помните: я всегда рядом… я знаю, сейчас повторю… не надо, лучше подумайте: я пойму… думать тоже тяжело, но легче, чем говорить».

Однако Ринама не послушалась доктора. Первым делом она схватилась за ручку и вывела, как первоклассница: «Па-па». «Уже нашёл, - моментально отреагировал Жрес. – Знаю, экстрасенс предупредил. Уже нашёл, уже нашёл, уже нашёл». «Телефон», – старательно написала Ринама. «Немного позже, – виновато ответил Жрес. – Давай сначала подлечимся». Покивав головой, Ринама принялась гулять по спальной комнате, вспоминая имена и назначение встречавшихся по дороге предметов. Вечером она уже была в состоянии вести телефонный разговор. Её собеседником был дребезжащий фальцет. «Я по поводу обмена», – с трудом произнесла Ринама. «Фамилия?» – поинтересовался любопытный фальцет. «Волокосы. Обмен на Еччню. Вы не раздумали?» «Нет, хоть сейчас. Двести тысяч «деревянных»». «Но мы же сошлись на ста тысячах». «А я взял и переиграл. Ты же всё умеешь, пташка. Что тебе стоит откопать несколько дополнительных «деревяшек»?»

Пожелав фальцету «всего доброго», Ринама назвала отцу требуемую сумму. «У меня нет таких денег, доченька», – попрощался из Еччни родной, еле слышный голос. «Будем продолжать поиски», – обнадёжила отца Ринама, а неутомимая Кассандра шепнула в запотевшую трубку вековечные слова душераздирающего прощания.

Уничтожив Верховное Вече и зверски нейтрализовав Ринаму, ицленьская банда приступила к сногсшибательному политическому творчеству. Не встретив серьёзного сопротивления, она играючи развязала войну в Еччне. Вместо хрипловатого отцовского голоса несчастная дочь слышала в телефонной трубке человеческие стоны и огнестрельные выстрелы. Перекрикивая войну, Ринама без устали звала отца; она не теряла надежды, пока в трубке не наступила мёртвая тишина.

– Разве тишина может умереть? – удивилась слабоумная женщина.

– Тишина умирает последней, – объяснила неразлучная Кассандра.

– Кто же её опередил? – обречённо спросила Ринама.

– Очень много людей, среди которых твой отец.

– Будь ты проклята со своей бесчеловечной правдой!

– Завтра ты услышишь её от других.

Всю ночь Ринама ждала неумолимого завтра. Она пыталась представить отца мёртвым. Мёртвый отец расчёсывал ей волосы, покупал шоколадные конфеты, водил в кино, поздравлял с днём рождения и с законным браком. Ринаме очень хотелось услышать его хрипловатый голос – и она в нетерпении рванула зазвеневшую трубку. Но это был незнакомый женский голос. Он разговаривал с дочерью по просьбе мёртвого отца. Он сопровождал Тиймирда по мытарствам безнадёжной войны, потом – по кремнистым дорогам отчаянного бегства. Он слушал хрипловатые просьбы умирающего мужчины и смертельное молчание погибшего мужского сердца.

– Отец долго ждал моего звонка? – мучительно спросила Ринама.

– Он всегда будет ждать вас в Невинноксыме, – осуждающе произнёс голос.

Преодолевая невыносимое чувство вины, Ринама набросилась на телевизор, чтобы отомстить за невосполнимую потерю. Не отрывая от «голубого экрана» ненавидящих глаз, она зачёркивала попадавшиеся под руку человеческие судьбы. Ударившаяся в религию ицленьская банда исполняла все прихоти пророчицы милостью божьей. Продолжалось это до тех пор, пока банда не заподозрила неладное. А заподозрив, она полезла в ринамину голову, чтобы выяснить, почему запрограммированная на государственные интересы зомби даёт сбой. Раскопав в женской голове элементарную месть, банда очень обиделась на неблагодарную Ринаму.

– Вы не оправдали наше доверие, – грустно посетовал соблазнительный голос.

– Мне до лампочки ваше доверие, – некультурно ответила Ринама.

– Но я вас всё равно люблю, – со вздохом произнёс соблазнитель.

– Я сейчас выключу телевизор, – предупредила воздыхателя Ринама.

– Это вам не поможет, моя прелесть.

– Опять будете меня истязать?

– Это не я, – сочувственно произнёс соблазнитель и обдал женщину жаром любовной неги.

– Он правду говорит, пташка, – вмешался в разговор вкрадчивый голос и ударил Ринаму по голове.

– Очень больно? – с надрывом поинтересовался воздыхатель. – Сейчас я вам помогу.

В то же мгновение Ринама ощутила божественное облегчение и крайнее сексуальное желание.

– Мы ещё встретимся, моя прелесть, – пообещал страстный любовник. – Меня зовут просто и со вкусом: Рисоб.

С трудом оторвавшись от телевизионного любовника, аппаратурная проститутка инстинктивно потянулась к подружкам по несчастью. «Ждите ответа», – моментально отозвался знакомый молодой голос. «Я жду», – послушно ответила раба любви. Она мысленно представила пожилую обладательницу молодого голоса с красным плакатом в мозолистых руках. Прикрывая кумачом соблазнительное бикини, боевая женщина гневно выкрикивала в голубое лицо телевизора наболевшие лозунги: «Долой фашистских соблазнителей!» «Слава женщине-труженице, строительнице коммунизма!» «Ждите ответа, дорогие товарищи!» «Я жду уже десять минут», – напомнила о себе Ринама. «Вот и ждите», – обнадёживающе произнёс молодой голос. Прождав ещё полчаса, Ринама повесила трубку и кинула в Лету номер телефонной хулиганки.

– Зачем ты это сделала? – неодобрительно спросил Жрес.

– Я не собираюсь ждать у моря погоды, – неохотно объяснила Ринама.

«Он никогда меня не понимал», – неожиданно для себя подумала неверная жена.

«Зря вы наговариваете на мужа», – укоризненно произнёс пожилой джентльменский голос.

«Где я вас слышала?» – мысленно полюбопытствовала Ринама.

«В автобусе, но это неважно, – солидно ответил джентльмен. – Важно другое: выбросьте из головы дурные мысли о муже. Это недостойно патриотки».

Убежав от нежелательного разговора, Ринама прибегла к сонным каплям. Во сне её с нетерпением ждали Борвёгач, Тубсовалах и Ицлень. Изнывая от вожделения, они набросились на аппаратурную «бабочку» и политически грамотно её изнасиловали. «Больше никого нет?» – с надеждой спросила ненасытная женщина. «Понравилось? Сейчас я им помогу», – раздался соблазнительный голос телевизионного воздыхателя. «Это вы, Рисоб? На вас вся надежда». «Я оправдаю все ваши надежды, моя прелесть. Не то, что ваш пёс смердящий». «Какой пёс?» – не поняла Ринама и проснулась от псиного рычания. Рядом с ней лежал Жрес и, оскалившись, пытался произнести нечто человеческое. Но вместо членораздельной речи из заросшей пасти вылетали короткие злобные звуки.

– Ты долго собираешься рычать? – раздражённо спросила Ринама.

Порычав несколько минут, Жрес перешёл на человеческую речь. На корявом водяном языке звероподобный супруг поведал распущенной супруге, что он остался без работы.

– Как! – взвыла возмущённая изменница.

– Фирму закрыли, – объяснил рогатый муж.

– Мне что – на панель идти? – взбеленилась Ринама.

– Что ты такое говоришь, Зайчишка? Завтра начну искать работу.

Жрес искал работу в течение двух недель, но его нигде не принимали – даже грузчиком на железнодорожной станции. Он ходил, как в воду опущенный, и Ринама, разочаровавшись в муже, всё чаще подумывала о Рисобе. Сопровождая Жреса в ломбард, чтобы заложить спасительное золото, сексуально озабоченная женщина заглядывалась на каждого встречного мужчину, стараясь угадать в нём Рисоба. Наконец около входа в ломбард Ринама наткнулась на сексуальный идеал. У идеала был один – единственный недостаток: он был занят хорошенькой жгучей блондинкой. Молодая пара вела оживлённый разговор и искоса поглядывала на Ринаму. Оторвавшись от занятого секс-символа с чувством глубокого сожаления, легкомысленная женщина устремилась к долгожданным деньгам, но неведомая сила пригвоздила её к асфальту. Через мгновение к ней присоединился зазевавшийся Жрес и без промедления принялся ругаться. Ринама почувствовала, как её рот самопроизвольно распахнулся и из него полилась рекой крикливая базарная брань. Не желая уступать слабому полу, Жрес ещё шире открыл рот, пытаясь перекричать говорливую жену. Устав от препирательств, Ринама крепко сжала зубы, но сквозь образовавшиеся щели непослушно пробивались шипящие звуки. Молодая пара, потеряв нить разговора, с интересом прислушивалась к супружеской склоке. Лицо сексопильного юноши красноречиво выражало сексуальное удовлетворение. Насладившись скандалом, молодые люди синхронно ухмыльнулись и убрались восвояси. Супружеские глотки моментально закрылись, а остановленная ругань теснилась в груди, причиняя нестерпимую боль. Донеся до дома бранные слова, Ринама выплеснула их на опостылевшего мужа и побежала на свидание к телевизионному любовнику. «Вы здесь, Рисоб?» – спросила телевизионно озабоченная женщина у вызывающе голубого экрана. «Я всегда здесь, моя прелесть», – возбуждающе ответил соблазнительный голос. «Вы меня ждали? Зачем?» – кокетливо спросила Ринама. «Я вас лечу, моя прелесть», – завораживающе объяснил Рисоб. «От чего?» – обиделась возбуждённая женщина. «Вы больны самомнением, моя прелесть». «А других вы тоже лечите?» «Зачем лечить здоровых людей? Прислушайтесь к телевизору, моя прелесть. Народные артисты, профессора, знаменитые люди здравомысляще повторяют то, что им внушают газеты и журналы». «Вы хотите превратить меня в собачку?» «Это не я, это он». «Собака, собака и есть», – скороговоркой проговорил вкрадчивый голос и ударил Ринаму по голове. «Он меня ударил», – пожаловалась Рисобу многострадальная женщина. «Сейчас я вам помогу, моя прелесть. Вот так приятно?» «Ещё, я хочу ещё». «Вас зовёт пёс смердящий, моя прелесть». «Я сейчас вернусь. Не уходите». «Мы встретимся ночью, любовь моя. У нас впереди долгие часы любовных игр и наслаждений».

Расставшись с телевизионным любовником, Ринама поплелась к законному мужу. Жрес сидел за столом, обхватив голову руками. Его затравленный взгляд бессмысленно бродил по гостиной. Увидев жену, обманутый муж натянуто улыбнулся и попросил у изменницы прощения. «Ты ни в чём не виноват», – равнодушно сказала Ринама. «Я не знаю, что произошло, – вмешалась в разговор Генивея, – но одно совершенно очевидно: вам нужно помириться, дети. Вы ведь любите друг друга. Доченька! Выбрось из головы дурные мысли. Это недостойно патриотки». «Я это уже где-то слышала», – задумчиво произнесла Ринама. «Ну, конечно, моя прелесть. Миллионы лет люди повторяют слова любви». «Не называй меня «моя прелесть». Нет, не то. Я о другом. Жрес, мне кажется, мы живём между двух аппаратурных воздействий. А может быть, трёх или четырёх». «Я тебя не понимаю, Зайчишка. Хотя… постой-ка!» Жрес порылся на книжной полке и извлёк из-под печатной груды красно-зелёную книгу. «Ну, вот и хорошо, – успокоительно произнесла Генивея. – Вы тут поворкуйте, детишки, а я накрою семейный стол. А то Авбюлка совсем проголодалась». «Это что за книга?» – загорелась любопытством Ринама. «Не узнаёшь? «Психотронная война Винокурова и Гуртового». «А-а-а… Мне её подарили в Левоколенном переулке. Какая-то фантастика». «Не скажи. Ты её не читала? Авторы не столько писатели, сколько учёные. Они предостерегают человечество против возможной психотронной войны». «Ну, конечно… Психотронная война… В нашей стране идёт психотронная война. И мы оказались в неё втянуты – помимо нашей воли». «Ты так думаешь?» «Я в этом уверена». «Значит, будем из неё выбираться. Мы с тобой миролюбивые люди». «Ты прав. Для начала я пойду к Степашке и закрою больничный лист. Будем бороться. Мы не дадим негодяям уморить нас голодом». «Не спеши, Зайчишка. Мне в одном месте обещали работу. Послезавтра еду в командировку».

«Я хотю в командиловку», – безапелляционно заявила прибежавшая на запах Авбюлка. «В другой раз, Зайчик. Я еду к страшным медведям». «Это надолго?» – заботливо спросила Ринама. «На несколько дней. Прошвырнёмся на отцовской «Волге», – счастливо улыбнулся Жрес и поцеловал любимую жену в полуоткрытые розовые губы.

 

32

 

Но Жрес не вернулся ни через несколько дней, ни через несколько недель – в Одлисковске он попал в дорожную аварию. Столкновение «Волги» с мотоциклом или, вернее, мотоцикла с «Волгой» сначала не имело серьёзных последствий. Налетевшим на Жреса пьяным молодцам было не впервой сталкиваться с автомобилями. Быстренько пообщавшись с милицией и с медицинским персоналом, бравые ребята на ходу почистили пёрышки и побежали по своим делам. Один из поддатых мотоциклистов, по имени Жлоб, бегал без остановки целый день и на бегу продолжал поддавать. Не разбирая дороги, он – с наступлением темноты – забежал на городскую стройку; там провалился в котлован, откуда был извлечён народными дружинниками. Проучив забулдыгу тяжёлыми народными кулаками, спасители указали Жлобу правильное направление, и к утру изрядно помятый юноша добрался до дома. Вскоре он почувствовал себя нехорошо, и мама вызвала «Скорую помощь». Врач взял со Жлоба объяснительную записку и отправил пациента на операционный стол.

Не выдержав дополнительной нагрузки, искатель приключений почил вечным сном.

Следовательница Кукурука была воровски деловита и провинциально строга.

– Сто тысяч «деревянных», – назвала Кукурука сумму желанной взятки.

– Вы не имеет права, – громко возмутился Жрес.

– Я не имею ста тысяч, а этого добра у меня хоть отбавляй, – строго возразила Кукурука.

– Я буду жаловаться, – честно предупредил Жрес.

– Жалуйся, если дурак, – молниеносно отпарировала Кукурука. – А я буду тебя сажать.

– Заяц, она исполнит своё обещание, – уведомила мужа Кассандра.

– Что ты предлагаешь, Зайчишка?

– Дать взяточнице сто тысяч.

– У меня всё равно нет таких денег.

– Тогда – вперёд. Покой нам только снится, – продекламировала Ринама и повесила телефонную трубку.

– Мама, хотю кусать, – требовательно напомнила Авбюлка.

– Я знаю, Зайчик. Я тоже хочу, – Ринама доверила дочку Генивее и, преодолевая натуральный страх, отправилась на работу. Из окна аудитории она увидела красное автомобильное чудовище и, заблаговременно отпустив учащихся, приготовилась к пытке. Однако механизированный палач только вращал фарами и издевательски подмигивал. Не дождавшись пыток, Ринама отправилась к заведующей и взяла отпуск по уходу за ребёнком. Заведующая была женщина добрая и без проволочек исполнила намерение подчинённой. Одарив фирму своей скромной фамилией Ваненко, заведующая вполне удовлетворила умеренное тщеславие и осуществила главную цель своей жизни. Довольная жизнью и собой, отзывчивая начальница от всей души пожелала подчинённой «всего доброго» и «крепкого здоровья».

Не вполне уверенная в своём благополучии и здоровье, Ринама – в сопровождении кровавого монстра – поспешила в «нечистую» квартиру. Отказавшись от ужина в целях экономии, раскаявшаяся изменница удобно устроилась около телефона в ожидании звонка от запропавшего мужа.

Жрес позвонил через неделю и сообщил, что ему удалось добиться замены следователя. Новый следователь был намного лучше предыдущего, и звали его Курукуком. В отличие от Кукуруки, он не затягивал следствие, а немедленно приступил к делу. С обеих сторон были вызваны свидетели, проведены экспертизы и очные ставки; и в конце концов выяснилось, что мотоциклисты, наехавшие на Жреса, были пьяные и без касок, мотоцикл не имел опознавательных знаков, врачи обнаружили пьянчужек целыми и невредимыми, в объяснительной записке Жлоб возлагал вину на стройку и дружинников, после которых была ещё операция, стоившая юноше остатков жизни. Выяснив истину, Курукук заявил Жресу, что для закрытия дела необходима последняя очная ставка с участием всех свидетелей. Со стороны Жреса их было двое: находившиеся в автомобиле в момент аварии Таньята и Апполлиннаррий. Свидетелей мурыжили несколько месяцев – как органы правопорядка, так и родственники погибшего Жлоба. Не на шутку решив обогатиться за счёт погубленной молодой жизни, близкие и дальние родственники Жлоба стали вымогать деньги у «жадных совковых богачей». Поскольку «богачи» не спешили раскошеливаться, поборники справедливости принялись громить захудалую хибару, в которой жила престарелая мать Таньяты. Но в Одлисковске у Таньяты проживал ещё двоюродный брат – бывший милиционер. По его совету, Жрес устроил в хибаре засаду и записал на магнитофон все нецензурные комментарии материально обделённых погромщиков. Прибывшая на место преступления милиция была вынуждена арестовать неуёмных рэкетиров и завести на них уголовное дело. Во время расследования родственники признались, что их инструктировала Кукурука, после чего дело благополучно прикрыли. Изнемогший от нескончаемых потрясений Апполлиннаррий не дожил в Одлисковске до финальной очной ставки. Разыскивая бесценного свидетеля по всей Совкме, Ринама обзвонила сотни абонентов телефонной сети, но повсюду бархатный баритон предлагал настырной женщине до бесконечности ждать ответа.

Не дождавшись ответа от Апполлиннаррия, Жрес и Таньята, с разрешения Курукука, вернулись к себе домой, а уголовное дело было отложено до неопределённого времени.

Жизнь пошла своим чередом. Жрес в компании с Таньятой зарабатывал деньги мелким бизнесом, а фиктивно числился в дружественной фирме, в которой подвязался жизнестойкий Кичнел. Генивея усиленно занималась ветеранами и подрабатывала вахтёром в ближайшем конструкторском бюро. Ринама продлевала отпуск по уходу за ребёнком и сторицей навёрстывала упущенное в воспитании Авбюлки.

Череда дней привела Волокосов и всю страну к новым президентским выборам. Самым реальным кандидатом в президенты был председатель Компартии товарищ Нювогаз. После свержения демократами Компартии Лимонии в стране образовалось множество разномасштабных коммунистических партий. Постепенно они сошли с политической арены, за исключением «ума, чести и совести» под руководством Нювогаза.

Отношение Ринамы к лимонным коммунистам заметно менялось со временем.

Во времена Переделки они являлись абсолютными апологетами ксегенского государства и, значит, врагами Борвёгача. Естественно, они автоматически превращались в ринаминых врагов. Но по мере того, как позиции демократов укреплялись, противостоявшие им коммунисты всё больше становились прогрессивным политическим явлением. После падения Борвёгача и Тубсовалаха коммунисты и умеренные демократы, объединившиеся в партию «Ананас», остались единственной силой, сдерживавшей разбушевавшуюся ицленьскую банду. Погрязший в экономике и политике Ицлень полностью разоблачил себя в глазах народа, и его предвыборный рейтинг был равен нулю. Неплохие шансы были у лидера «Ананаса» Ляйвиксни. Политизированная женщина по телевидению и печати следила за стремительной карьерой Ляйвиксни. На фоне политических кухарок он выглядел умным, современным и прогрессивным и импонировал не только Ринаме, но и многим другим политизированным женщинам.

Если бы Ринама пошла на выборы, она бы, скорее всего, голосовала за лидера «Ананаса», но она не собиралась идти на выборы. Телевизионная политикесса считала, что страна упустила свой исторический шанс и её судьба предрешена ицленьской шайкой на многие годы вперёд. Многоликий борвёгачный социализм был уничтожен; место демократического Верховного Вече заняла псевдодемократическая Водяная Мысль, созданная по колбасному миянгерскому образцу. Правда, судьба и политическая ситуация распорядились так, что в буржуазном парламенте преобладали коммунисты. Но Ринаме было от этого не легче, потому что она не очень жаловала врагов Борвёгача.

Ещё меньше их жаловали акимерзкие друзья Ицленя. Они не любили коммунизм, а в Водяной республике – особенно. Для них альтернативой коммунистическому президенту был демократический президент, и они поставили на Ицленя. Перед акимерзкими советниками демократического кандидата стояла непростая задача: вытащить Ицленя из тупикового рейтинга; но акимерзкие политические зубры без труда разгрызли крепкий орешек. По всей стране разъезжали лучшие эстрадные певцы с концертами и с призывами голосовать за красавчика Ицленя. Лучшие парикмахеры трудились над внешним обликом демократического лидера, лучшие учёные с научной точки зрения обосновывали его преимущества перед коммунистическим кандидатом. Коммунистический кандидат изо всех сил старался не отставать от нулевого соперника, но ему, как назло, попадались и артисты пожиже и учёные поплоше. За Нювогазом и Ицленем тянулся Ляйвиксни, который не хуже соперников отплясывал на выборах. Ему удалось доплясаться до третьего места. На втором месте оказался Нювогаз, его с небольшим перевесом опередил Ицлень.

33

 

Эта судьбоносная победа принесла стране непредсказуемую судьбу. Окончательно разочаровавшись в коммунизме, бывший коммунистический номенклатурщик решил за одну пятилетку построить в Водяной республике колбасно-ресторанный капитализм со своим лицом и с лицами своих ближайших сподвижников. Снизойдя до мерзкой страны предков, ицленьская команда, засучив рукава, начала превращать её в акимерзкую страну. Заокеанские сторонники Ицленя давно мечтали расширить Акимеру за счёт дополнительного штата и, не покладая рук, принялись помогать водяным демократическим преобразованиям. Могучими усилиями капиталистических филантропов процесс тронулся, набирая всё новые обороты. С лёгкой руки акимерзких благодетелей он заглянул за помощью в Певору и Яизу, заиграв новыми певро-яизатскими красками. Покатившись по планете, он дорос до глобальных размеров, увлекая с собой народы, страны и континенты. В центре глобального процесса находился коммунистический перерожденец Ицлень, и это, несомненно, льстило его самолюбию. С царского плеча он подарил власть капиталистическим сподвижникам, разделив между ними огромную страну со всеми её несметными богатствами. Восседая на нововодяном троне, новый водяной бог старческими подслеповатыми глазами бдил за преобразовательной деятельностью своих помазанников.

На капиталистическую власть Ицлень помазал немало водяных ейверов, и это было совсем не случайно. Глобальная реформа задумывалась Ицленем и его акимерзкими друзьями, как антиксегенская и антикоммунистическая. Она была основана на капиталистической пропаганде, изначально направленной на подрыв ксегенского государства. Эта пропаганда представляла Лимонию, как рассадник нищеты, дикостей и болезней, населённый туповатыми и грязноватыми водяными, которые с утра до вечера пьют водку, обнимаются с медведями, дрожат от холода, изнывают от коммунистического гнёта и обижают ейверов и священников. Победитель коммунистов и ниспровергатель ксегенского государства творил в противовес преступной «империи зла». Он ратовал за возрождение страны из нищеты, дикостей и болезней; за физическое и духовное очищение водяных; за хорошее отношение к священникам и ейверам. Творчески развивая нововодяную пропаганду, Ицлень призвал народ брать пример со своего президента – упиваться до потери сознания и вымаливать у бога манны небесной.

Обогащённую Ицленем враждебную капиталистическую пропаганду внедрить в водяное общество было совсем не просто. Для этого ицленьская банда оккупировала, поделила и обновила водяное телевидение. Все телевизионные каналы, как один, проклинали поделом уничтоженное ксегенское государство, погубивший страну фашистский коммунизм; а если на экран чудом пробивался хилый оппонент, натасканные телеведущие клеймили выскочку линтасскими репрессиями.

Телеведущий: «Сегодня мы в который раз поговорим о линтасском ГУЛАГе».

Оппонент: «Сколько можно об этом говорить?»

Телеведущий: «Сколько нужно, чтобы не возродилось проклятое ксегенское государство».

Оппонент: «Но, по-моему, в ксегенском государстве было немало хорошего».

Телеведущий: «А что вы делали до тридцать седьмого года?»

Оппонент: «Я тогда ещё не родился».

Телеведущий: «Как вам не стыдно! Вы закрываете мучеников, которых мы собрали со всей Луны. Все они прошли через ГУЛАГ. Я правильно говорю, господа мученики?»

Мученики: «Правильно! Все прошли! Все мучились!»

Телеведущий: «Будь проклят ГУЛАГ – синоним ксегенского государства! Да здравствуют материальные компенсации за линтасские мучения!»

Мученики: «Ура! Ура! Ура!»

Нововодяная телевизионная пропаганда подкреплялась эстрадными номерами. Ущемлённые коммунистами за недостаток серьёзности труженики лёгкого жанра заполонили телевизионный экран. Певцы и певицы группировались вокруг звезды первой величины Лалы Агёчвупы. Назвавшись «кремлёвской звёздочкой», Лала Агёчвупа выросла до небывалых размеров. Засветившись нагой на обложке новомодного журнала, она была одобрена акимерзкими и ицленьскими пропагандистами на роль звезды всех времён и народов. Великая шансонетка не всегда была великой. В ксегенском государстве она была просто замечательной певицей. Недюжинным талантом и богатейшим голосом Лала Агёчвупа завоевала сердца миллионов поклонников и поклонниц. Её авторитет возрастал вместе с деятельностью на благо ксегенской эстрады – и дорос до Постпеределки. Здесь она понадобилась ицленьско-акимерзким пропагандистам, с лёгкостью жанра продалась за большие деньги и из выдающейся певицы превратилась в жирный символ новой эпохи. Под немеркнущим нововодяным символом чистили себя и весь народ хозяева нововодяной жизни. Под лучами Лалы Агёчвупы грелось несчётное стадо шоу-бизнесменов и шоу-бизнесменш. В доступной плоской форме они несли в народ краеугольные идеи ицленьско-акимерзкой пропаганды.

Впрочем, от новой глобальной пропаганды досталось не только водяному народу. В духе антикоммунистического времени Религиозный Отец несколько раз ездил к Здераванешу, чтобы поблагодарить за светлую антикоммунистическую голову; а канцлер объединённой Миянгеры периодически облегчал государственную казну, чтобы компенсировать ейверской нации грехи миянгерского фашизма.

Разобравшись с электронными средствами информации и пропаганды, демократы взялись за газеты и журналы. Разделив между верховными членами команды все печатные издания, реформаторы начали тщательно подбирать обслуживающий журналистский персонал. Нововодяные хозяева брали на работу только тех работников печати, которые были согласны с новыми условиями, а именно: за большие деньги внедрять в массы нововодяную пропаганду. Впрочем, прав у журналистов было никак не меньше, чем обязанностей, так как Акимера желала, чтобы в её новом штате была такая же свобода слова, как в самой Акимере. Журналистам разрешалось очень многое, а категорически запрещалось хвалить коммунизм и ксегенское государство. Исключение делалось для ксегенской эстрады, которая мужественно боролась с властью за свои права и из которой вышла звезда Постпеределки Лала Агёчвупа.

– Как тебе нравятся ицленьские нововведения? – спросил Жрес, с интересом наблюдавший за демократической суетой.

– Никак не нравятся. Меня больше волнует, какую новую свинью подбросит нам ицленьская шайка.

– Я не знаю, где ещё политические бандиты могут нас ущемить.

В отличие от неопытного Жреса, демократические реформаторы на подлянке собаку съели и закусили миянгерской колбасой в цинафрийском ресторане.

Через день после обмена супружескими мнениями Генивею выгнали с работы, а Жреса вызвали в Одлисковск – по уголовному делу.

Ринама собралась сопровождать мужа, но накануне отъезда её укусила собака. Страдалицу это не очень удивило, но сильно расстроило. Не удивило потому, что с некоторых пор на неё окрысились все лунные собаки. А расстроило потому, что её поездка в Одлисковск ставилась под сомнение. Сделав спиртовую примочку, Ринама, прихрамывая, побежала к ратисскому хирургу. Хирурга звали Сирод Сиродович Сиродов, но ратисцы прозвали его за глаза Бегин Бегинович Бегинов. Во-первых, потому, что он был похож на политика; во-вторых, потому, что он был ейвер; а в-третьих, потому, что он был плохой хирург. Тем не менее он выписал Ринаме наружные и внутренние медикаменты и велел медсестре оказать первую медицинскую помощь.

– А как же уколы против бешенства? – напомнила укушенная женщина.

– А вы разве уже взбесились? – весело пошутил Сиродов.

– Я слышала, что после собачьих укусов назначают уколы.

– Нанесите визит преступнице, моя прелесть. Если она подохла – приходите за уколами, а если жива – здорова, то считайте, что вам крупно повезло.

«А он не такой уж тупой, – с уважением подумала Ринама. – Бог мой! Где же я возьму собаку?»

Из поликлиники больная вышла в глубокой задумчивости и не сразу заметила бритого подростка, который пристроился за её спиной. «Пошёл вон», – приказала ему Ринама.

Подросток отошёл на несколько шагов, но не исчез из поля ринаминого зрения. От поликлиники до дома было двадцать минут ходьбы. За это время Ринаме попались пятнадцать собак, и все они с лаем набрасывались на беззащитную женщину. Ринама подняла палку и стала отгонять хулиганов. «Вам помочь?» – оскалившись, спросил бритый подросток. «Пошёл вон», – зло повторила Ринама. «Как хотите», – послушался подросток и отошёл на некоторое расстояние. Разъярённая женщина готова была наброситься на приставучего мальчишку, но неожиданно увидела около его ног знакомую собаку. «Это же она самая и есть!» – радостно воскликнула Ринама и с опаской направилась к дикому животному. Неожиданно для испуганной женщины неуправляемая хулиганка завиляла хвостом и пошла ей навстречу. «Не бойтесь, тётя Ринама. Она вас больше не укусит», – усмехнулся подросток и пнул собаку кроссовкой. Поискав взглядом карман стукача, где должен был находиться портативный аппарат, Ринама вспомнила про Одлисковск, на ощупь убедилась в живучести животного и, поддерживая больную ногу, засеменила домой собирать дорожную сумку.

Раскаявшаяся жена рассчитывала уединиться с мужем в двухместном купе, но не тут-то было. Вместе с супружеской парой в купе расположилась большая компания пассажиров. Ринама с изумлением огляделась по сторонам – в закрытом помещении не было ни одной чужой души. Ошарашенная женщина внимательно прислушалась к себе – оказалось, что компания существовала только в её воображении. «Может быть, я схожу с ума?» – удручённо подумала Ринама. «Это не входит в наши планы», – предупредил её приятный мужской голос. «Кто вы?» – недоверчиво спросила Ринама. «Я ваш друг», – приятно ответил мужественный голос. «Но вы, кажется, не один», – неуверенно предположила Ринама. «Ты угадала, собака», – отозвался хорошо поставленный тенор. «Я не собака, я человек», – упрямо возразила Ринама. «Ты ненормальная тётка», – хамовато произнёс нежный девичий голос. «Ты не проголодалась?» – заботливо спросил Жрес. «Я, пожалуй, что-нибудь съем», – вернулась к реальности Ринама. «Приятного аппетита», – дружно откликнулась виртуальная компания. «Я вынимаю курицу?» – деловито осведомился Жрес. «Ты у меня спрашиваешь?» – растерянно поинтересовалась Ринама. «Зайчишка витает в облаках», – ласково констатировал супруг. «Ха-ха-ха-хи-хи-хи», – оценила юмор весёлая компания. «Не действуйте мне на нервы», – громко рассердилась Ринама. «С каких это пор я тебя раздражаю?» – не на шутку обиделся Жрес. «Извини меня, Заяц. У меня разболелась нога», – сгладила конфликт Ринама. «Я говорил: не надо было ехать», – укоризненно произнёс муж и силой уложил жену в накрахмаленную постель. Утомлённый ринамин мозг отключился в одно мгновение, а включился за час до приезда в Одлисковск. В сопровождении виртуальной компании Ринама и Жрес сошли с поезда и направились к стоянке такси. «Вас подвезти?» – обратилось к супругам немолодое лицо северо-казкавской национальности. «Нам бы в гостиницу», – вежливо объяснил Жрес. «Вам какую – шикарную или поскромнее?» – профессионально поинтересовался таксист. «Недорогую, приличную и поближе к суду», – ещё раз объяснил Жрес. «Выбирай «Националь», собака», – заголосил в ринаминой голове хорошо поставленный тенор. «Не надо в «Националь», – опротестовала Ринама. «А я и не предлагаю», – заметил немолодой таксист и в мгновение ока домчал супругов до скромной гостиницы с нескромным названием «Северо-казкавский идеал». Двухместный гостиничный номер был далёк от идеала, зато блистал чистотой и порядком. «Гений чистой красоты», – захихикал невинный девичий голос. «У нас есть и побогаче, – оскорбился патриотически настроенный таксист. – Присылаете голь перекатную».

В то время, как Ринама слушала занимательную дискуссию в своей больной голове, Жрес отвечал на вопросы следователя. Курукука сильно заинтересовала плёнка, которая, по просьбе свидетеля, была приложена к уголовному делу. На плёнке Жрес запечатлел место дорожно-транспортного происшествия. Съёмка чётко зафиксировала кусок тротуара, отсутствовавший на милицейской схеме. Именно по этому тротуару ехали беспечные мотоциклисты, которым не хватало места на проезжей части. Следствие не было готово признать этот факт, так как прибывшая на место аварии милиция спьяну не заметила пешеходную дорожку. Промурыжив Жреса несколько часов, Курукук, в сомнениях, отпустил его домой; и супружеская пара без промедления покинула Одлисковск – в сопровождении развесёлой виртуальной компании.

 

34

 

Дома их встретила не мене дружная компания – но уже реальная. Улыбающиеся бабушки и дедушки наперебой угощали Генивею и Авбюлку аппетитными разносолами. От их щедрот вдосталь перепало Жресу и Ринаме. Позабавив хозяев пикантными историями из своей бурной молодости, хлебосольные гости шумно ретировались, пожелав «молодым – всего доброго, а пожилым – крепкого здоровья». «Это что же за гости такие?» – расплылся в улыбке Жрес. «Кто их знает, – зло ответила Ринама. – Может, стукачи, а может, роботы, управляемые по радио». «Я их знаю, дети мои, – рассудила супругов Генивея. – Это мои замечательные ветераны». «Ветераны? Это – ветераны?» – всколыхнулась Ринама и, схватив «Психотронную войну», побежала читать в прямом эфире наиболее красноречивые отрывки. Из эфира на неё пахнуло загробным холодом. Превозмогая озноб, Ринама ознакомила телевизор с ужасами психотронной войны. Проверяя ответную реакцию, чтица взглянула на экран и увидела передачу из сумасшедшего дома, которую повторяли по просьбам телезрителей. «Я же просто сумасшедшая», – подумала Ринама, заливаясь пунцовой краской необоримого стыда. «Вы не сумасшедшая, моя прелесть, – мягко возразил знакомый соблазнительный голос. – Вы нездоровая женщина, и я вас обязательно вылечу». «Почему вы ко мне пристаёте?» – спросила обессиленная Ринама. «Потому что вы – весьма сексуальная дама. Хотя, конечно, не Мерилин Монро». «В нашей стране идёт психотронная война», – закусив губы, пробормотала Ринама. «Выбросьте эту гадость из своей очаровательной головки. Вы кто – президент Водяной республики или генеральный секретарь Международной Организации? Вы – милая водяная женщина, каких немало в нашей Подсовковой области». «Не слушайте этого гнусного ловеласа, – перебил соблазнителя приятный мужской голос. – У вас светлый ум и тонкий вкус, и мы нуждаемся в ваших советах». «Кто это – мы?» – настороженно спросила Ринама. «Властелины мира, собака», – напомнил грубо поставленный тенор. «Я не собираюсь давать никаких советов». «Да куда ты денешься, тётка?» – нахамил невинный девичий голос. «Я сейчас выключу телевизор», – попугала банду Ринама. «А телевизор здесь ни при чём», – прорезался байернаджазский акцент. «И долго вы собираетесь меня мучить?» – горько заплакала Ринама. «Пока вы не образумитесь, моя прелесть», – предупредил соблазнительный голос. «А теперь чётко отвечайте на все вопросы и не забывайте про своих земляков», – строго приказал каубец. «Я не буду отвечать ни на какие вопросы», – отчаянно прорыдала истеричка. «Не можешь – научим, не хочешь – заставим», – пропел северо-казкавский патриот.

«Ты не рыпайся, а мы будем брать с тебя пример», – предложила невинная девушка. «Другая бы гордилась такой честью, собака», – визгливо пролаял тенор. «Ну-с, приступим, господа», – нетерпеливо произнёс приятный голос – и, как по команде, Ринама вскочила со стула и широко открыла рот. Виртуальная банда начала по очереди задавать всевозможные вопросы, а плачущая женщина отвечала на них чётко, ясно и с расстановкой. В течение двух часов она подробно рассказывала о своих гастрономических вкусах и промтоварных привязанностях, о культурных пристрастиях и бытовых потребностях.

«Вольно, моя прелесть, – проворковал соблазнительный голос. – Вот видите: ничего страшного, а вы боялись. А теперь можете посмотреть телевизор. Не обольщайтесь: его вывели из-под вашего влияния».

Ринама включила телевизор и стала послушно его смотреть. На канале ВТН она увидела Борвёгача, который оправдывался и приспосабливался.

«Может быть, есть желание поработать?» – зазвучал ненавистный соблазнительный голос.

«Пожалуйста, присоединяйтесь к своему хозяину. Обширное поле деятельности. Вы что предпочитаете: культуру, политику, экономику?»

Ринама с ненавистью выключила телевизор. «Несчастная тётка, – взорвался в голове невинный девичий голос. – Попала в переплёт и теперь всю жизнь будет мучаться». «Я не несчастная, а, наоборот, счастливая», – упрямо возразила Ринама, включила магнитолу и стала подпевать Лале Агёчвупе. «Может, ты ещё станцуешь, собака?» – проревел хорошо поставленный тенор. Ринама включила танцевальную музыку и стала выламывать хитроумные коленца. «Ну что же, теперь всё ясно, – приятно произнёс мужественный голос. – Заметьте: вы сами этого захотели». «И чего же я захотела?» – поинтересовалась выдохшаяся женщина. «Скоро всё сами узнаете», – обнадёжил задушевный ратисский говор.

О своей участи Ринама узнавала постепенно. В пять часов утра её разбудил взбесившийся холодильник. «Просыпайся, собака. Хватит дрыхнуть», – заорал в голове настырный тенор. «Это что, холодильник разговаривает?» – изумилась спросонья Ринама. «Это мы все вместе разговариваем», – приятно объяснил мужественный голос. «И что вы собираетесь мне сказать?» – без любопытства спросила Ринама. «Напомнить, что на твоём мужике висит уголовщина», – нежно произнёс девичий голос. «Не бойтесь, мы не дадим его посадить», – успокоил задушевный ратисский говор. «И долго вы собираетесь болтать?» – с раздражением спросила Ринама. «Пока вы не образумитесь, моя прелесть»,– проникновенно напомнил ловелас. «Вы сами по себе такие мерзавцы или вас заставили?» – преодолевая аппаратурный стыд, спросила Ринама. «Зачем вы нас позорите, землячка? – оскорбился байернаджазский акцент. – Мы не собаки какие-нибудь. Я, например, каубский властелин мира». «Жила бы, как все люди, – прошипел северо-казкавский патриот. – Брала бы пример со своего Борвёгача». «Он мне не указ. Он ведёт себя недостойно», – с размаху отрезала Ринама. «Слушай, тётка, закрой варежку, а то хуже будет», – откровенно предупредила невинная девушка. «Я буду делать, что найду нужным. Вы меня не запугаете», – решительно ответила Ринама. «Мы, ратисские женщины, все такие храбрые, – удовлетворённо заметил задушевный говор. – Не слушайте их, милая. Лучше поспите, а то вы утомились».

Ринама почувствовала укол в сонную артерию и незамедлительно закрыла глаза. Она проспала до полудня и проснулась от лёгкого авбюлкиного прикосновения. «Наверное, уже поздно», – подумала Ринама. «Навелно, уже посно», – произнесла Авбюлка. «Сегодня хорошая погода», – взглянув в окно, подумала Ринама. «Севоня холосая погода», – обаятельно картавя, произнесла Авбюлка. «Негодяи. Это аппаратура. Ребёнок озвучивает мои мысли», – догадалась Ринама. «Озвутивает мои мысли», – вышла из положения Авбюлка. «Ты сама этого хотела! – пронзительно завопил тенор. – Ты что о себе возомнила? Ты просто подсовковая баба. Пожалела хотя бы ребёнка». «Может быть, вы больные люди?» – искренно посочувствовала Ринама. «Это вы больны, моя прелесть. И мы вас обязательно вылечим».

В результате усиленного садистского лечения Ринама поняла, что она типичная подсовковая женщина, такая же хорошая и добропорядочная, как все подсовковые женщины; что она много страдала в своей жизни и это отразилось на её здоровье; что у неё есть враги, которые ненавидят болтливый бабий язык; что им противостоят благодетели, нуждающиеся в своеобразном уме свихнувшейся женщины.

Короче говоря, в новой лунной системе, разработанной акимерзко-ицленьской бандой, Ринаме было уготовано место маленького, незаметного винтика. Когда винтик высовывался со своего места, аппаратурные садисты били его по головке до тех пор, пока он не возвращался в лунку. Жрес получил вакансию мужа-неудачника, а Генивея была удостоена звания активного пожилого члена новоподсовкового общества. Подивившись фашистской изощрённости политической банды, Ринама просто махнула на неё правой рукой и начала новую – счастливую – жизнь. Эта жизнь была её собственной и не имела никакого отношения к нововодяному обществу. Убедившись в том, что её продолжают пытать на работе, своенравная женщина продлевала отпуск по уходу за ребёнком, с ни с чем не сравнимым удовольствием воспитывала Авбюлку, сладострастно любила мужа и изобретательно развлекала себя и свою семью. Изредка натыкаясь на телевизионные новости, она бесшабашно громила политическую шайку, которая незамедлительно вызывала Жреса в Одлисковск. После очередного возвращения из Одлисковска тёплая виртуальная компания неизменно напоминала Ринаме, что её терпение не беспредельно. Когда ангельское терпение политических бандитов, наконец, лопнуло, в «нечистой» квартире задребезжал начальственный телефонный звонок. Суровый голос потребовал Жреса к телефону, чтобы сообщить о возобновлении уголовного дела.

 

35

 

Уголовно-политическая банда шла ва-банк, и Ринама последовала её примеру. Пораскинув мозгами, она отправилась в Администрацию президента и нахально попросила господина советника взять под контроль юридический процесс. Советник ошеломлённо посмотрел на Ринаму, потом закатил глаза и прочёл небольшую лекцию о принципах демократии и о независимости Фемиды.

После этого визита виртуальный психтеррор пополнился неподражаемым сопрано. Сопрано, без сомнения, тяготело к культуре и сопровождало Ринаму в театры и на концерты. Однажды оно даже очеловечилось и предстало перед подопечной во всей своей красе. В новомодном театре красы было немало, и Ринаму привлекла не психтеррористка, а полузабытая Нанон. Обе дамы ослепительно улыбались Ринаме с явным намерением вступить в контакт. Тесно прижавшись к Жресу, неумолимая жертва в упор не замечала предательницу. «Ах, как жаль! Это очень печально», – разочарованно произнесло до боли знакомое сопрано. Баскетбольным зрением Ринама улицезрела обладательницу неподражаемого голоса. Броская молодая женщина была похожа не на террористку, а на Клаудиу Кардинале. Обдав свою жертву изысканнейшим парфюмом, террористическая звезда подхватила под руку растерянную Нанон и увлекла её искромётным разговором. Испытавшая на собственной шкуре велеречивые способности неподражаемого сопрано, Ринама потеряла всякий интерес к театральному действу. Вернувшись домой в сопровождении Жреса и поредевшей виртуальной компании, пуганая женщина порыскала взглядом в поисках повестки и обнаружила её на письменном столе. «Вы всё правильно поняли, моя прелесть», – подтвердил ринамины догадки соблазнительный голос. «Ну почему вы не идёте на контакт?» – театрально взвыло запыхавшееся сопрано. «Отчего же? – хладнокровно возразила Ринама. – Ещё как иду». В подтверждение своих слов она направилась к телевизору и отыскала прямой эфир. В течение двух часов Ринама контактировала с «голубым экраном». Она высказала ему всё, что думала об ицленьской банде.

«А я не знал, что вы – королева, Ваше Величество», – резюмировал приятный мужской голос. «Вы собираетесь увеличить виртуальный эскорт?» – поинтересовалась «королева». «Не совсем так, Ваше Величество. Мы намереваемся его механизировать».

Уставшая от бандитской логики Ринама схватила со стола повестку и засобиралась в Одлисковск. В Одлисковске дело было на мази. Новый следователь Рукукук начал всё с нуля и бойко проводил экспертизы через два года после аварии.

– Чует моё сердце: он доработается до ручки, – заговорила Кассандра. – Надо что-то делать.

– Есть какие-нибудь соображения? – ласково спросил Жрес.

– Давай пожалуемся на следствие в Генпрокуратуру, – предложила раздвоенная женщина.

– В данной ситуации хоть в Международную Организацию, – весело согласился Жрес.

«В Международную Организацию не советую, – предупредил мужественный голос. – А в Генпрокуратуре вас уже ждут».

– Тогда надо поторопиться, – спохватилась Ринама, настрочила длиннющий донос и из Одлисковска махнула прямо в орган государственного надзора. Выстояв большую очередь, она сдала в окошко свою жалобу и отправилась в аэропорт встречать Жреса.

– Ну, как поживает Рукукук? – заинтересованно осведомилась Ринама.

– Ищет тротуар на месте аварии, но пока безуспешно, – деловито объяснил Жрес.

– В таком случае надо дождаться ответа из Прокуратуры, – поделилась своим мнением Ринама.

– Ты подожди, а я пока поживу у друга, – разделил её мнение Жрес.

Супруги разошлись на полдороге: Жрес отправился ночевать к Кичнелу, а Ринама заспешила к Авбюлке. «Не споткнитесь, Ваше Величество», – учтиво посоветовал приятный голос, когда законспирированная «королева» выходила из электрички. С трудом преодолев пошатнувшуюся лестницу, Ринама напоролась на трёх автомобильных монстров. «Как вам нравится новый эскорт, Ваше Величество?» – издевательски спросил мужественный голос. «Вы даже машины превратили в фашистов», – немедленно отпарировала Ринама. «Ты сама этого хотела», – напомнил невинный девичий голос. Переключившись с виртуального эскорта на механизированный, аппаратурная жертва смело взглянула в страшные фары. Три красных чудовища, выпялив на Ринаму ослепительные зенки, пристроились за её спиной. «Вы можете идти, Ваше Величество», – хором произнёс виртуальный эскорт. В сопровождении двух эскортов Ринама кое-как доковыляла до дома. «Как наши дела, доченька?» – заботливо спросила Генивея. Ринама открыла рот для подробного ответа, но внезапно вспомнила о двух эскортах и ограничилась короткой фразой.

Сжав зубы и стиснув кулаки, неразговорчивая женщина усиленно занялась воспитанием Авбюлки. «Мама, кто такой Шаль Азнавул?» – спросила любознательная крошка. Ринама разжала зубы и вспомнила всё, что знала о цинафрийском шансонье. «В восемь часов включите пятый канал, Ваше Величество», – попросил виртуальный подданный. В борьбе с ознобом и сердцебиением Ринама дождалась назначенного часа. Пятый канал транслировал из Цинафри передачу о Шарле Азнавуре. Чётко и методично цинафрийский диктор опровергал ринамину точку зрения на творчество знаменитого певца. «Ясно», – выдавила из себя Ринама и, закусив губы, стала ждать ответа, как соловей лета.

Однако ответ из Прокуратуры опередила повестка из Одлисковска. Её принёс строгий участковый юноша. «Жреса нет дома, и где он находится, я не знаю», – решительно сказала Ринама. «Вы понимаете, что ваше поведение чревато последствиями?» – пригрозил юный участковый. «А что вы можете нам сделать? – с вызовом спросила Ринама. – Мой муж проходит по делу свидетелем». «Вы в этом уверены?» – скривил губы человеческий робот и на следующий день принёс телеграмму из Одлисковска. Развернув послание, Ринама узнала, что Жрес обвиняется по статье 264 УК ВР. «Вы не имеете права!» – закричала разъярённая женщина и выгнала участкового из дома. Милицейский стукач оказался не из обидчивых и приходил ещё три раза. За эти разы он принёс две повестки и одно уведомление о том, что Жрес находится в розыске и в случае поимки будет отправлен по этапу. Потом участкового сменил почтальон, который принёс ответ из Генпрокуратуры. Генпрокуратура предписывала Жресу немедленно отправиться в Одлисковск для участия в судебном процессе. Жрес выехал на Северный Казкав вместе с Ринамой, Таньятой и виртуальными психтеррористами.

 

36

 

«Когда вы начнёте свой психтеррор?» – полюбопытствовала Ринама, с удивлением прислушиваясь к виртуальному молчанию. «Что вы такое говорите, моя прелесть? – изумился соблазнительный голос. – Разве не вы просили о помощи? Мы немножко поможем вам, а вы немножко поможете нам». «Что вы имеете в виду?» – недоверчиво насторожилась Ринама. «Успехи Постпеределки, собака, – пропел хорошо поставленный тенор. – И ты их как следует озвучишь». «На Северном Казкаве много успехов», – напомнил северо-казкавский патриот. «Нас интересует правда и одна только правда», – одёрнул патриота приятный мужской голос. «Байернаджаз, конечно, многого добился, – назидательно произнёс каубский земляк. – Но в ксегенском государстве было намного лучше». «Где ваши успехи, господа? – ударилось в панику неподражаемое сопрано. – Я нигде не вижу успехов». «Напрасно вы так, гражданка, – обиделся за державу задушевный ратисский говор. – Мы, например, берём пример с примерной Совкмы, а она – образец для всего государства». «Давай, тётка, начинай работу, – прикрикнула невинная девушка. – А то быстро засадим твоего мужика». «Я не позволю себя шантажировать», – твёрдо заявила упорная жертва. «Правильно, женщина, ничего не показывайте этим подонкам, – поддержала Ринаму незнакомая виртуальная толпа. – До чего довели страну, негодяи». На самом деле загнанная в угол женщина не собиралась ничего никому показывать и вообще слабо себе представляла, до чего довела страну ицленьская банда. Из угла плохо просматривалась и прослушивалась реальная жизнь, которая, впрочем, интересовала Ринаму постольку поскольку. Время от времени она спрашивала у Жреса: «Как там, на воле?» «Воруют», – коротко отвечал супруг. Ринама, хорошо осведомлённая о наклонностях демократов, ожидала услышать нечто подобное, но не представляла размаха преступности.

Между тем ицленьская банда дореформировалась до беспредела. Как всегда, демократы пошли на поводу у популизма. Удовлетворяя чаяния изголодавшегося народа, они переполнили магазины заграничной амброзией. За каждый кусок низкокачественной импортной колбасы страна расплачивалась своей самобытностью и независимостью. Деньги давал Международный банк – и он же, естественно, заказывал музыку. Водяная республика лепила себя с заграницы. Она училась жить, как заграница; выворачивалась наизнанку, чтобы понравиться загранице; продавалась загранице, как продажная девка. Кроме ядовитой и просто плохой колбасы, в магазинах продавалась хорошая и очень хорошая колбаса - для богатых и очень богатых людей. Очень хорошую колбасу ели родственники Ицленя и его ближайшее окружение. Просто хорошую колбасу ели нововодяные богатеи. Самые богатые люди страны стали самыми богатыми людьми мира, потому что они присвоили себе богатства бывшей супердержавы. Нововодяным богачам вход в высшее бандитское общество был заказан, и они создали своё собственное – общество полубанды. Это была ярко выраженная демократическая формация, открытая для всех толстосумов. Места в ней свободно продавались за большие деньги, которые можно было украсть или выиграть в рулетку. Кроме того, в стране разрасталось ещё одно общество – звёздное, во главе с неувядаемой Лалой Агёчвупой. Звёздное общество состояло из культурных и малокультурных звёзд разной величины. Звёзды зарабатывали большие деньги звёздным трудом и наглядным примером демонстрировали успехи нововодяных реформ. Над всеми обществами возвышался нововодяной царь Ицлень, который царствовал, но не правил. Страна становилась всё более неуправляемой, капитализм всё более диким, а власть – всё более коррумпированной. Как гласит мудрая водяная пословица, «рыба гниёт с головы». Злокачественная опухоль власти разрасталась по всей стране. Очнувшись от длительного запоя, Ицлень с большим напрягом сообразил, что вместе со своим троном завис в безвоздушном пространстве. Произнеся над пьяным телом последнее «прости», банда свистнула то, что попалось под руку: воздух около царского трона и корону с царского чела. Бросив мощи благодетеля на произвол судьбы, демократическое окружение спустилось на грешную землю, чтобы на ворованные деньги вволю поразвлечься среди путан, артистов и киллеров. И только принцесса Яньтата продолжала вращаться в заоблачных высотах в надежде на аплодисменты и займы Международного банка.

Но, вопреки всем прогнозам, демократический монарх, он же коммунистический перерожденец, вновь возродился к жизни. Сунув нос в чёрную дыру, в которую провалилась страна, Ицлень бросил клич, на который сбежались патриотические спецслужбы. Собрав в горсточку остатки мозгов, они разработали грандиозный план с привлечением спецслужб Акимеры, Певоры, Яизы, а также с участием «борвёгачной собачки» Ринамы Волокосы.

Из-за болезни судьи суд был отложен на неопределённый срок, так что у Жреса было достаточно времени, чтобы подготовиться к судебному заседанию, а у Ринамы – чтобы показать миру успехи Одлисковска. Многозначительно пожелав «всего доброго», Таньята увела Жреса для репетиции свидетельских показаний. А Ринама, закрыв рот на замок, негостеприимно принимала многочисленных стукачей. Стукачи, не избалованные куртуазным обхождением, не проявляли ни тени смущения и использовали ситуацию на все сто процентов. «Северо-казкавское чудо» содрогалось от их пламенных речей, обращённых к молчаливой Ринаме и разговорчивому телевизору. Впрочем, Ринама молчала недолго. Могучая аппаратурная сила смахнула замок с упрямо зажатого женского рта и развязала онемевший женский язык. С трудом поспевая мыслями за речью, Ринама решила последовать примеру стукачей и использовать гласность на полную катушку. Перед «голубым экраном» телестукача она клеймила позором ицленьскую банду – вдохновенно, красноречиво и убедительно. Телевизор подмигивал витии голубым глазом и желал «всего доброго» и «крепкого здоровья». Стукачи, съехавшиеся в Одлисковск со всех уголков Водяной республики и из бывших республик ксегенского государства, на обличения Ринамы реагировали по-разному. Одни одобрительно поддакивали и жаловались на безработицу и нищету, другие яростно спорили и потрясали в воздухе импортной колбасой. «Что же ты делаешь, собака?» – не выдержал озлобленный тенор. «Правду и одну только правду», – провозгласил мужественный голос. «В девять часов все смотрим программу «Темпус», – объявило неподражаемое сопрано.

В девять часов вечера около телепузика собралась уникальная коллекция стукачей. Сексопильный диктор обаятельно сообщил стукачам о замене премьер-министра Белолицего на премьер-министра Тишайшего. «Что ты на это скажешь?» – спросила отставшая от жизни Ринама. «Ицлень осуществил свою мечту, – пояснил политически подкованный Жрес. – В демократической клоаке Белолицый – первый ворюга. Он переворовал даже монаршую семью, скомпрометировал страну на весь мир, а, главное, вышел из-под контроля Ицленя».

Через два дня после назначения Тишайшего состоялся суд над Жресом, который приговорил его к четырём годам лишения свободы. Попытки адвоката обжаловать судебное решение не дали никаких результатов, и, потратив на заключённого мужа оставшиеся деньги, Ринама в срочном порядке выехала в Ратис.

«Не унывайте, моя прелесть, – утешил убогую женщину соблазнительный голос. – На свете так много неотразимых мужчин!» «А я и не унываю. Пусть ицленьская банда унывает», – расхохоталась Ринама в виртуальное лицо предстоящей опасности. «Молодец женщина! – восхитился задушевный говор. – Мы, ратисские жители, вам обязательно поможем». «Всевышний тебя наказал, землячка, – в сердцах попенял байернаджазский стукач. – Почему не сказала про каубские достижения?» «Крепитесь и не забывайте про амнистию», – поддержал Ринаму приятный мужской голос. «Ты что, лучше всех, собака? – взвыл хорошо поставленный тенор. – Такая же собака, как и все мы». «А ты доигралась, тётка», – подытожила невинная девушка, после чего в ринаминой голове установился кромешный ад.

В состоянии непрекращающегося ада Ринама прибыла в Ратис в сопровождении виртуальных знакомцев и безвестных разнокалиберных стукачей. Дома её встретили три автомобильных монстра, Генивея, Авбюлка, родители Жреса и хлебосольные ветераны. С помощью родственников и друзей Ринама зажила развесёлой жизнью – на грани человеческих возможностей. Это было хуже ада, но гордая женщина не показывала виду. В течение двух лет до возвращения Жреса – каждый час, каждую минуту, каждую секунду - она жила в экстремальных условиях. Стало ещё тяжелей, когда Тишайший ко всему прочему тихой сапой прибавил дефолт. Цены резко подскочили вверх, наступили перебои с зарплатами и пенсиями. Разложившаяся власть начала смердить, и чем дальше – тем больше. Страна, пропитавшаяся трупным запахом власти, загнивала и разваливалась. Вонючий процесс разложения происходил в ринаминой голове, куда опупевшая власть пролезла посредством аппаратуры. Бесстрашная женщина выживала и боролась в нечеловеческих мучениях. Она жила, как в парилке и в фильме ужасов – одновременно. С застывшей улыбкой акимерзкой кинозвезды Ринама каждую секунду была готова к смерти. Уголовно-политические бандиты, на полную мощь используя пыточную аппаратуру, неделями не давали ей спать. Они душили жертву на расстоянии, и Ринама рисковала задохнуться в поликлинике или на концерте. Ослепительная ринамина улыбка доводила палачей до белого каления, и они наращивали аппаратурную мощь, чтобы стереть её с осунувшегося женского лица. Преступная банда устроила в многострадальной голове отвратительный шабаш, и Ринама постоянно теряла нить разговора и лишалась дара речи. Почуяв запах крови, обезумевшее зверьё, приняв человеческий облик, бросалось на женщину в безлюдных местах и наезжало на неё в импортных автомобилях. Не в силах затоптать Ринаму, подонки толкали в грязь Генивею и избивали Авбюлку. Измученная пытками, бессонницей и постоянным недоеданием героическая женщина, на грани жизни и смерти, продолжала жить показушно весело и бороться за освобождение Жреса. Она воспитывала, учила, развлекала Авбюлку, участвовала в общественной жизни Генивеи, использовала глобальную гласность и политическую конъюнктуру. Замазав крем-пудрой шрамы, которыми разукрасили женское лицо аппаратурные садисты, Ринама повезла дочку на отдых к Миаду, но и там уголовно-политическая банда не оставила их в покое. Аппаратурные изверги провоцировали ежедневные скандалы и склоки, и в конце концов им удалось рассорить брата с сестрой. Не снимая с лица ослепительной улыбки, Ринама спешно вернулась домой и, наперекор судьбе, по-прежнему пела, боролась и танцевала.

Весёлая и упрямая женщина, на которую смотрели спецслужбы всего мира, никак не устраивала аппаратурную свору. В толпе стукачей, которые плотным кольцом окружили Ринаму, только демократические реформаторы были заинтересованы в демонстрации хорошей жизни. Они помогали «собачке» показывать успехи и достижения и пытали за то, что она отказывалась «лаять» по-демократически. Реформаторам противостояли остальные стукачи, которые истязали беззащитную женщину, чтобы все видели, какая в стране тяжёлая жизнь. Стукачи из нищенских районов трудились ради повышения зарплат и пенсий; БКГ-шные патриоты настаивали на решительных действиях против ицленьской семьи и еччнейских бандитов; одлисковские филёры спасали честь мундира и всего северо-казкавского региона; оппозиционеры разоблачали гнусность демократической власти – и, наконец, потерявшим человеческий облик холуям была просто невыносима необыкновенная женщина, не скрывавшая своё человеческое превосходство.

 

37

 

Поскольку упрямая женщина никак не хотела впадать в тоску, уголовно-политической банде пришлось выгнать её с работы. Решив, что Ринама доведена до нужной кондиции, свора стукачей надумала использовать её по-новому. Для пользы дела рационализаторы обзавелись дополнительными – ратисскими – стукачами, которые особенно хорошо вербовались в торговой среде. Как только Ринама входила в магазин, все продавцы в один голос начинали жаловаться на цены. Потратив скудные деньги, неунывающая женщина сломя голову неслась домой – но и там ей не было покоя. Она шарахалась от озверелого холодильника и обходила стороной Генивею, чтобы не броситься на неё с ножом. «Включите телевизор, моя прелесть, – советовал соблазнительный голос. – Мы там снимем аппаратурное воздействие. И цените нашу доброту». Избегая разговоров о ценах, Ринама включала пятый канал и слушала новости. Не успевал журналист назвать имя нового премьер-министра, как Ицлень назначал следующего.

Среди политической чехарды аппаратурные патриоты вспомнили о государственных способностях Ринамы; они решили разыграть карту «Нювогаз – Ляйвиксни против Ицленя» с участием «борвёгачной собачки». Политики, разумеется, не отказались, и Ринаме пришлось упорно отбиваться от грубых посягательств политически озабоченных мужчин. «Плох тот политик, который не мечтает стать президентом», – резюмировала честная женщина и выключила телевизор.

«Радуйся, собака, мы закончили», – устало сообщил охрипший тенор. «У вас есть вопросы, моя прелесть?» – поинтересовался любезный соблазнитель. «Скажите, мерзавцы, почему радиодикторы желают мне «всего доброго»?» «Они такие же собачки, как ты», – отрапортовал невинный девичий голос. «Мы тут ни при чём, мадам», – вздохнуло неподражаемое сопрано. «Понятия не имею, откуда взялись эти грязные стукачи», – разволновался настоящий мужчина. «Мы – спецслужбы, а это мафия набежала», – растолковал задушевный говор. «Значит, вы меня больше не будете убивать?» – уточнила измотанная Ринама. «Не будем, не будем», – клятвенно заверила виртуальная банда и укатила на кроваво-красных «Москвичах».

Освобождённая женщина вдохнула полной грудью и отправилась в Юридическую консультацию. Пожелав адвокату «всего доброго», она с его помощью написала прошение об амнистии.

– Я думаю, он попадёт под амнистию, – уверенно предположил адвокат.

– Но этого недостаточно, я хочу наказать виновных, – с горячностью воскликнула Ринама.

– Тогда можете рассчитывать на меня, - уважительно сказал стукач. – Не забудьте: моя фамилия Бадзю».

«Угомонись, собака», – потребовала виртуальная мафия. «Преступники должны сидеть в тюрьме», – заупрямилась неугомонная героиня. «Твоя тюрьма - твой дом», – хором напомнили мафиози.

В полубреду Ринама переступила порог «нечистой» квартиры. «Как ты себя чувствуешь, Бадзюшка?» – вежливо поинтересовались преступники. «Плохо», – откровенно призналась Ринама. «Сейчас будет ещё хуже», – предупредили аппаратурные садисты. В то же мгновение Ринама задёргалась, как от электрического шока; одной рукой она схватилась за голову, в которой орал радиоприёмник, а другой пыталась удержать непослушное тело, которое ей больше не принадлежало. «Дыши, Бадзюшка», – загоготали мафиози, сжимая женское горло аппаратурными тисками. «Я больше не могу, я больше не могу», – надрывалась в ринаминой голове Лала Агёчвупа.

Аппаратурная жертва держалась десять часов. Рано утром она свалилась на пол и стала кататься из угла в угол. «Я больше не могу», – вторила Ринама звёздной певице. Она хотела провалиться сквозь землю, но под ней были три этажа. «Я больше не могу!» – завыла Ринама на весь Ратис. «Наконец-то», – удовлетворённо прошипела невинная девушка. «Ты разве не ушла?!» – с надеждой закричала Ринама. «Вот навязалась на мою голову. Ты же без меня подохнешь, собака». «Я сейчас умру. Сделай что-нибудь», – прохрипела изничтоженная женщина. «А ты заслужи, – служи, тётка, служи. Попроси меня как следует». «Я тебя умоляю», – заплакала умирающая жертва. «Давно пора, – сжалилась невинная девушка. – Включай, тётка, телевизор. Там снимем».

Ринама по-пластунски доползла до благодетеля и включила пятый канал. Через полчаса голова её просветлела, а тело стало спокойным и послушным. До позднего вечера Ринама пластом пролежала на софе, уставясь в спасительный экран. Волей-неволей она приобщилась к политической жизни страны.

В Водяной республике политика агонизировала вместе со страной. По существу, президент управлял только премьер-министрами, которых менял, как перчатки. В обстановке разгула преступности Ицлень привлёк к политике силовые структуры, но милиционеры не знали, как управлять страной. Нововодяной республикой – в своих корыстных интересах - управляли нововодяные миллиардеры, которых политический крестник Ицленя – идейный демократ Мецвон – назвал по-импортному «олигархами». Олигархи кинули президентскую развалюху и ударились в самостийный разгул. Они подчинили себе всё и вся, за исключением ицленьских премьер-министров. Премьер-министры – по очереди – пытались спасти страну и авторитет президента. Они присваивали Ицленю демократические заслуги Борвёгача, мазали чёрной краской всю водяную историю, чтобы мрачная Постпеределка не выпячивалась на общем историческом фоне. Президентский телеканал обливал грязью пьяную водяную нацию, которая во все времена мешала мудрым вождям наладить в стране достойную жизнь. Впрочем, от него не отставали другие телеканалы, принадлежавшие олигархам. Им тоже не нравился народ, у которого больше ничего было украсть; по понятным причинам они не жаловали ксегенское государство, которое разоблачали с помощью линтасских репрессий. В разоблачениях крамолы олигархи оказались святее Религиозного Папы и подняли руку на спившегося демократического Всевышнего.

Виноватый народ, впавший от шизофренических ксегенских славословий в экстремальную скромность и самокритичность, с ужасом взирал на вакханалию власти. Мощными усилиями бесстыжей ицленькой банды из него потихоньку стали улетучиваться элементарная порядочность и культурность, но врождённое чувство национального достоинства искоренить было очень трудно. Втоптанный в грязь водяной народ отряхнулся и зароптал. Народное недовольство мгновенно уловили популистские уши монарха, который, ублажая подданных, начал бряцать ржавым оружием и стращать Акимеру пугачом. Старательный и трудолюбивый премьер-министр Нутип, которого Ицлень извлёк из БКГ, разводил руками, глядя снизу вверх на большую загадку природы. Народ, не в силах разгадать президентскую загадку, начал поговаривать о чрезмерном властолюбии Ицленя. Опровергая досужие домыслы, демократический вождь срочно уполз в отставку, бросив тяжёлую страну на тщедушного Нутипа. Подстёгиваемый народом премьер-министр готовился спасать страну, а Ринама готовилась встречать супруга.

Чтобы спасти страну, Нутипу нужно было стать президентом. В этом ему мощно помог всемогущий олигарх с красивой фамилией Осинкин. У олигарха был собственный телевизионный канал и своя печатная империя. Многомиллионная кампания в поддержку Нутипа не оставляла ни одного шанса другим кандидатам. В числе прочих претендентов отпал мэр Совкмы Вокжул. Вокжула к власти привёл демократический теоретик Вопоп. Мэр быстро освоил свои мэрзкие обязанности и завоевал авторитет гибкой и рациональной политикой. Вместе с авторитетом увеличивался его общественный вес и возрастало влияние на нововодяное общество. Подобно другим демократическим лидерам, Вокжул обзавёлся собственными соревнованиями и премиями и стал благодетельствовать народу не хуже коммунистического ксегена. Однако от демократических кухарок мэр отличался знанием политической кухни. По мере того, как президент разлагался, мэр всё более укреплял свои позиции. Он испортил отношения с политическим трупом, во имя спасения страны поднялся до политических высот и принял участие в президентской гонке. Вынужденный уступить миллиардеру Осинкину, Вокжул, вместе с другими аутсайдерами, занял выжидательную позицию.

 

38

 

Таким образом Нутип без потерь пришёл к власти, а Ринама с большими потерями – дождалась Жреса.

Днём супруги миловались в гордом одиночестве, а ночью к ним присоединилась виртуальная девушка. «Радуйся, тётка, – заявила любительница виртуального секса. – А теперь в благодарность покажи, чего мы добились в постели». «Зачем?» – изумилась Ринама, отрываясь от возбуждённого мужа. «Как – зачем? А куда мы денем заграницу? Её так просто за пояс не заткнёшь». Ринама бросилась на мужа, а невинная девушка подбадривала влюблённых возгласами: «Вот это да! Прямо Акимера какая-то!»

С заграницей действительно надо было что-то делать, и Нутип круто взял быка за рога. Верный демократической традиции, он пополз за границу, не стесняясь в средствах. В пути он использовал всё, что попадалось под руку, в том числе – Ринаму Волокосу. Общаясь с лунной цивилизацией, изобретательный президент ловко оперировал подслушанным ринаминым мнением, выдавая его за своё собственное. Нутип не боялся прослыть плагиатором; он только вёл тонкую игру, в которую были втянуты спецслужбы полумесяца. Они назначили Ринаму «образцом для подражания» и стали усиленно на неё равняться.

Строго говоря, Ринама сама была в этом виновата. В борьбе за мировой авторитет она нечаянно перегнула палку. Чтобы успешно использовать спецслужбы против мафии, умная женщина сообразила втереться в доверие к мировому сообществу. В прямом эфире она блистала красноречием, поражала эрудицией и сражала наповал железной логикой. Лунные спецслужбы стали заложницами своей собственной игры. Яизаты слушали «борвёгачную собачку» потому, что её могли подслушивать певорийцы; а певорийцы ловили каждое ринамино слов из-за страха перед Акимерой. Ринама упивалась викторией, но её триумф оказался недолговечным. После того, как футбольная фанатка предсказала исход мирового первенства, восхищённые спецслужбы придумали использовать «собачку» в качестве «образца для подражания». Поскольку спецслужбы с Ринамой не считались, а только использовали, оскорблённая женщина замкнулась в себе и углубилась в повседневную текучку. С возвращением мужа жизнь начала налаживаться. Жрес зарабатывал мелким бизнесом, денег вполне хватало на сносное существование, но на адвоката народные мстители пока не тянули. Основная жизненная нагрузка легла на надёжные мужские плечи, и Ринама гораздо реже испытывала тяготы жизни, в том числе – аппаратурные. Зато разыгравшаяся мафия втянула в изуверскую игру чуть ли не весь Ратис. Мужчины и женщины, старики и дети передвигались по городу, как пешки по шахматной доске, – волею аппаратурных игроков.

Садисты сводили и разводили людей – в соответствии с правилами своей садистской игры. Они сталкивали человеческие пешки в разных ситуациях, разыгрывая «хитроумные» партии.

Спасаясь от мафии, Ринама отсиживалась на телевидении, где её донимала политика. Поздним вечером Генивея разыскала дочь на пятом телеканале, чтобы вручить ей письмо из Кауба. После пятнадцати молчаливых лет неожиданно объявилась школьная подруга Ария. Она писала о своей жизни, о муже, о дочерях, но больше всего – о байернаджазцах. Ария последними словами ругала лиц казкавской национальности, что ей было совершенно несвойственно. «Наверное, для этого есть серьёзная причина», – предположила Генивея. «Наверное, – как эхо, откликнулась Ринама. – Психотронное оружие – серьёзнее не бывает. Нутип повёл борьбу с еччнейскими террористами, а народ использует, как собачье пушечное мясо».

Еччнейских террористов президент возненавидел, когда работал в БКГ. Для сильных чувств были все основания: бандиты установили в Еччне средневековую власть с палачами, рабами и заложниками. Сердце Нутипа обливалось кровью от негодования и ярости, но еччнейский вопрос находился в ведении бездарного Осинкина, а пересилить его было не под силу ни БКГ, ни премьер-министру. Став президентом, Нутип начал сдавать бывших соратников и благодетелей. С Ицленем у него не очень получалось. Оскорблённый в своих лучших чувствах благодетель обратился за помощью к акимерзким друзьям, которые наслали на зарвавшегося Нутипа дружественного даканского президента. Неопытный реформатор тут же осознал свои ошибки и набросился на Осинкина и Вокжула. Возмущённый Осинкин засопротивлялся изо всех сил – и угодил за границу. Вокжул предусмотрительно уступил – и очутился в президентской команде. Подмяв под себя олигархов и разбросав по местам главных оппонентов, Нутип круто взялся за Еччню – и погряз в ней надолго, так как она оказалась втянутой в международный терроризм. Налаживание международных связей из демократического лизоблюдства превратилось в жизненно важную потребность. Но могучая Акимера всячески препятствовала Нутипу, пока сама не попала в щекотливое положение. Чудовищный теракт потряс супердержаву, а вслед за ней – весь лунный мир.

Потрясённая до глубины души Ринама прислушивалась к сексопильной журналистке, которая рассказывала об ужасах терроризма.

– Нутип атакует террористов и налаживает отношения с Акимерой, – проницательно заметил Жрес.

– Скажи лучше: борется с лицами казкавской национальности, – поправила мужа Ринама. – Когда он укреплял государственную власть, его стукачи соревновались с частными стукачами. Я присвоила победу нутипской команде.

– А при чём здесь ты? – не понял Жрес.

– Они назначили меня источником информации и общественным мнением.

– Какой бред, – нахмурился Жрес. – Выкинь из головы эту шваль.

– Я бы выкинула, – пожаловалась Ринама. – Только она оттуда не уходит.

– Знаешь что, – предложил Жрес, – давай махнём на вечер Ивленепа. Самый модный современный автор.

– Не перевариваю современную меркантильную литературу, – поморщилась Ринама. – Лучше послушаем концерт канареек.

«Правильно, тётка, – одобрила невинная девушка. – Литература и искусство укрепляют дружбу народов». «Что-то стукачи опять задумали», – предположила Ринама, и она, как всегда, не ошиблась.

Вернувшись из Тушино, ясновидящая включила пятый канал и увидела передачу о положении писателей и канареек в Водяной республике и в Певоре.

– Что там у Нутипа с Певорой? – поинтересовалась Ринама.

– Налаживает культурные связи, – пояснил Жрес.

– Посмотрим, как налаживает, – сказала любознательная женщина и надолго устроилась около телевизора.

– Ты бы отдохнула, Зайчишка, – ласково посоветовал Жрес.

– Я как раз этим и занимаюсь, – успокоила мужа Ринама. – Здесь невинная девушка снимает аппаратурное воздействие.

– Какая девушка? Что она снимает? – ничегошеньки не понял Жрес.

– Это долго рассказывать, – уклонилась от ответа Ринама. – Без тебя тут много чего произошло.

Через два часа выяснилось, что спецслужбы не отказались от мысли использовать Ринаму для укрепления международных связей. Певорейцы лезли из кожи вон, чтобы понравиться «образцу для подражания». Они старались для Объединённой Цивилизации и использовали все подручные средства. Объединённая Цивилизация нуждалась в новых членах и очень заботилась о своём капиталистическом имидже. Она выступала в роли победительницы социализма и демонстрировала преимущества певорейского капитализма. Водяная республика привычно подражала загранице и выискивала точки соприкосновения, выгодные для обеих сторон. И та, и другая ругали ксегенское государство, которое победили совместными действиями. И та, и другая усиленно замалчивали тот факт, что развал супердержавы вызвал взрывоопасный разброд планетарного масштаба. Равняясь на Ринаму Волокосу, Певора и Водяная республика дружно превозносили великую певро-водяную культуру и безоговорочно осуждали современную меркантильную литературу.

Стремясь исправить положение дел, пятый канал объявил всенародный литературный конкурс. Ринама, которая с восьми лет писала стихи, решила принять в нём участие. Она позвонила на телевидение, чтобы узнать условия конкурса. Мужественный голос ответил на все ринамины вопросы и вызвал поэтессу на собеседование. Под сильнейшим аппаратурным воздействием Ринама приехала на Шаболовку и получила приглашение на работу и контактный телефон. По этому телефону безработная женщина звонила два месяца и слушала «ждите ответа» в мужественном исполнении. На третьем месяце Ринама, не дождавшись ответа, выплюнула в трубку своё крайнее возмущение. «Нам не нужны хулиганки», – отпарировал мужественный голос. Разъярённая женщина с кулаками набросилась на телевизор и стала искать, куда бы ей ввязаться. Она выбрала - ни больше, ни меньше - киаро-акимерзкий конфликт. Конфликт грозил перерасти в войну, но мешала Международная Организация. Она не желала предоставить Акимере повод для войны в виде разработки ядерного оружия. Международная Организация не скрывала сомнений от своих народов, которые, проявив невиданное благородство, встали стеной на защиту барайской деспотии.

Между тем Акимера наращивала военное присутствие на границе с Киаром. Противостояние усиливалось с каждым часом, рискуя опрокинуть всю планету. Послушав Ринаму, Международная Организация закрыла глаза на войну, а потом сдерживала свои разгорячённые народы, бросившиеся спасать Киар.

*****

 

Но об этом никто не знает, кроме Ринамы, спецслужб, политиков, мафии и меня. Я – доверенное лицо Борвёгача, но Ринаме это неизвестно. Вообще во Вселенной слишком много тайн. Теперь на несколько тайн стало меньше – и это хорошо. Я давно собиралась открыться Ринаме, но передумала после киаро-акимерзкой войны. Ринама стала хуже относиться к Борвёгачу, потому что он выступил против неё. Нутип не хотел этой войны, и Борвёгач его поддержал. А Ринама поддержала Акимеру и спасла мир, потому что «промедление было смерти подобно». Ринама любит цитировать Нилена и очень переживает за водяных, которые предали своих революционных отцов. Я это хорошо знаю, потому что каждую субботу она приходит ко мне, чтобы раскрыть истерзанную душу. У нас с Ринамой много общего. Я тоже ненавижу поддельных демократов и считаю, что пришло время демократов настоящих. Но в последнее время мы мало говорим о политике, потому что Ринаме невмоготу политическая грязь. Она старается поменьше включать телевизор, чтобы её поменьше использовали. Она говорит, что цивилизация без неё осознала необходимость сплочения против варварства. Мы обсуждаем с Ринамой очень простые вещи, которые не в силах понять только безмозглые властелины мира.

Присоединяйтесь к нам, дорогие лунатики. Вместе мы разберёмся во всех мировых проблемах. Вы знаете, что такое «психотронная война»? Теперь уже знаете. Необъявленная война идёт по планете, и её необходимо остановить. Мы с Ринамой много говорим на эту тему, но у нас связаны руки, потому что власть боится обнародовать правду. Мы – не собачки, мы – люди. Мы не позволим превратить себя в животных. На Луне так много замечательных людей! Одна из самых замечательных – Ринама Волокоса. Она одна борется с аппаратурными фашистами. Неужели мы ей не поможем? Неужели мы поддадимся страху? О н и уже добрались до меня. Но, глядя на Ринаму, я их меньше боюсь. У нас пока нет достаточно денег, чтобы нанять адвоката. Не рассчитывайте на политиков: они их сами боятся и тоже используют аппаратуру. Я ушла от Борвёгача к Ринаме, потому что она - смелее. Меня поддерживает её смелость. Сейчас я допишу и пойду спать. Мне очень страшно закрывать глаза, так как во сне я не могу противостоять аппаратуре. Каждый вечер мы на всякий случай прощаемся с Ринамой, и это наш маленький секрет. Его не знает даже Жрес, а вы теперь знаете.

Мамочки мои! Неужели о н и нас одолеют?….