ЗАБРОШЕННЫЙ ЗАМОК

 

До нашей дачи можно было добраться на автобусе, на велосипеде или пешком. Всего пять километров через частный сектор, по асфальтированной дороге, мимо заводов, гаражей и остановок. По дороге можно было встретить таких же дачников, с полными ведрами свежих абрикосов, слив, малины или крыжовника. Все знакомые лица.

Перед самым дачным поселком лежало поле. Посреди поля у самой дороги построили жилой дом. Совершенно бессмысленное строение, в котором, тем не менее, в последствии жили люди. Дальше сразу напротив дач находилось кладбище. Красивое, очень-очень большое. Заканчивалось оно у реки с другой стороны леса, там, где располагался закрытый пансионат для больных туберкулезом и конечная остановка нашего автобуса. Там он высаживал последних пассажиров, разворачивался и ехал обратно забирать дачников. Со стороны дачного поселка кладбище начиналось красивым кованым забором и воротами, мощеной тропинкой, уходящей в глубь и ровными линейками белых, надгробных плит.

На этом кладбище похоронена моя прабабушка, в самом начале, чуть левее от главной дорожки. Всякий раз, возвращаясь с дачи, мы заходили к ней на могилку, ставили свежесрезанные ромашки или астры, вырывали заросшую траву, сидели на деревянной скамеечке и смотрели, как распускается сирень.

От остановки до нашей дачи вела грунтовая дорога, по которой время от времени ездили машины, но в основном дачники ходили пешком. Их сопровождала целая свора местных, диких кошек и собак, которых они подкармливали на ходу. Мы тоже шли пешком. С одной стороны стоял давно заброшенный завод и поле, с другой – дачные участки. Я подбирала с земли переспелую шелковицу и ела.

Наша дача, как и все по этой линии, была кривой. У нее был верхний ярус и нижний. Наверху были огороды, курятник и гараж, внизу тоже были огороды, за ними лес, а где-то посредине стоял маленький, одноэтажный дом. Этот домик построил мой дед. В нем всего две комнаты. В первой – кухня: стол, стулья, печка, рукомойник. Во второй – две кровати и шкаф. Никаких удобств, все очень скупо и бестолково. В этом доме я любила только одно место – чердак. Деревянная, извилистая лестница справа от входа вела наверх. Железная крышка с ручкой, которую нужно было хорошенько оттолкнуть от себя. А там – совершенно другой мир. Мир моих самых ярких, детских фантазий. Маленькое окошко под самой крышей, кружевные пятна паутины и туманы пыли. Куча старых игрушек и деревяшек, поломанной мебели и детская подвесная качеля на ветхих веревках свисала с потолка. Ещё на этом чердаке жили осы. Целые осиные улеи прилипали к деревянным откосам, в основном между щелей. От этого под крышей стоял особый глуховатый гул – хоровое отдаленное жужжание. Я ужасно боялась этих ос.

Но самое заветное место было дальше. Туда с крыши вела маленькая дверь. Такая маленькая, что даже мне приходилось чуть нагибаться, чтобы пройти. Она всегда закрывалась на длинный засов, но сквозь большие щели в глухую серость чердака пробивался свет. Эта дверка вела на балкон. Нет, это был не балкон и не мансарда. Это был пристроенный «аппендицит» под крышей дома размером два на полтора метра, с железными перилами по периметру и с гордым названием – «Капитанский мостик». А строго под ним, в продолжение дома располагалась такая же пристройка, только с концептуально другим значением. Она служила нижней палубой. Там была большая капитанская кабина и два штурвала, прикрепленных к деревянной рейке. Их можно было крутить в разные стороны, глядя в высокие окна на многоярусный, черешневый огород соседей. Здесь, скажем так, был наш штаб, тихий и уютный, прохладный и скрытый от посторонних глаз, где мы отдыхали от жары и прятались.

Такие морские названия для частей дома придумал мой дед. Для него и сам дом, полагаю, выглядел неким корабельным сооружением. По всем стенам были развешаны якоря, по углам расставлены удочки, удила, разбросаны лески, рыбацкие фуражки и другие причиндалы. А все потому, что мой дед был заядлым рыбаком, настоящим морским волком, смелым, авантюрным и счастливым, пронесшим свой моряцких дух через всю жизнь. Я любила его рассказы о море, приключениях, рыбалке. Я любила играть с ним в «Большое плавание» и подниматься на «Капитанский мостик».

А прелесть последнего заключалась в том, что лицом он был обращен в ту сторону дачного участка, которая уходила вниз под откос. Поэтому, все верхушки окружающих деревьев упирались ровно в мои пятки, а перед глазами открывалось настоящее чудо – огромное, совершенно необъятное небо и даль. Даль, от которой каждый раз захватывало дух. А там вдалеке - чарующая картинка: желтое поле, которое как змея рассекает на две половины проселочная дорога. Иногда на ней можно было увидеть машину. Где-то посредине поля, на обочине этой пустой дороги стоит дерево. Одно, с разлапистыми ветками. Глядя на него, я всякий раз представляла, как прячусь под его кроной от дождя и грома. Одно дерево на целое поле – пейзаж кисти великого художника. Я помню только один раз мы бежали по этому полю, где-то в самом начале, где росла высоченная зеленая трава. Настоящее море, в которое мы ныряли с разбега. Под тяжестью наших тел бархатные на ощупь стебли гнулись к земле, и мы приземлялись на мягкие, зеленые перины. Так в поле образовывались «лысины» или «дыры» - примятые к земле участки травы.

С высоты Капитанского мостика я видела горизонт. Он всегда был ясным и недосягаемым. Там, далеко за полем, куда вела дорожка, виднелся поселок. Небольшие, одноэтажные домишки, деревья – ничего особенного. Ничего, кроме одного, абсолютно не вписывающегося в общую панораму строения. Оно стояло почти в самом центре, но вокруг было окружено только пустырем. Внешне походило на замок. Средневековый замок с большой аркой. По всей видимости, заброшенный, потому что, сколько мы не всматривались в него, никаких признаков жизни не обнаруживали. Заброшенный замок, в котором жила моя фантазия. Таинственный дворец с красивыми принцессами и страшными призраками, старинными люстрами и запахом вечности. До него было очень далеко, но я пообещала себе, что когда-нибудь обязательно схожу туда и посмотрю на него с близи. А тогда я могла долго стоять у перил, воображая из себя ветер или птицу и только мысленно гулять по его залам и каменным лестницам. А потом полем возвращаться назад. Мимо одинокого дерева, по песчаной дорожке, иногда запрыгивая в гущ травы, барахтаясь там и снова – за солнцем вслед. Так я путешествовала каждый день.

А начиналось поле в самом конце дачных поселков, с кручи. Начиналось огромным, глубоким каньоном, который, по рассказам местных дачников, когда-то был наполнен речной водой. По нему ходили небольшие торговые суда и лодки. Со временем речка высохла. Осталась расщелина в земле в виде большого длинного ковша. Вот сюда мы приезжали на велосипедах на пикники. Садились на склоне оврага в траву и ели яблоки, глядя на ту сторону. Потом начинали медленный спуск вниз, цепляясь за корни кустарников и выступающие камни. Склон был в форме ступенек, поэтому спускаться было не трудно. Две пары стертых коленок и пара заноз в ладонях и вот мы уже стоим в самой низкой точки расщелины, на самом дне реки. Я задираю вверх голову и огромное небо, сжатое с двух сторон, накрывает меня волной восторга. Где-то высоко-высоко – птицы. Где-то там, в начале обрыва, под самым небом мы только что сидели, а сейчас кажется, что две горы по бокам начнут сдвигаться и сожмут нас, таких маленьких и беззащитных. И мы пускаемся бежать, вперед и вниз. С криками навстречу бескрайнему полю. Потом пытливо оглядываемся и решаем влезть на противоположный берег. Ещё несколько колючек и мелких ссадин и я хватаюсь рукой за край обрыва, подтягиваюсь, чтобы влезть, но в этот момент перед моим лицом появляется рог. Потом второй и, наконец, вся голова с длинной, белой бородой нависает над моей рукой. Рядом выглядывает ещё одна, и вся свора страшных парнокопытных подходит к обрыву. Вопя не своим голосом от страха, я кубарем кочусь вниз, молнией взлетаю на свой берег, седлаю велосипед и мчусь что есть силы домой. Всю дорогу мне кажется, что целый табун горных козлов бежит за мной.

 

Шли годы. Я забывала про свой замок. Всё реже ездила на дачу. А когда приезжала, то замечала, какой большой я стала. Окна в доме, через которые мы лазили, уже казались крошечными. Перила, ограждающие огород, через которые я кувыркалась, не выдерживали моего веса. Про деревья черешни и сливы, которые служили мне когда-то неким мостиком для художественных прыжков вниз, я вообще молчу – теперь я могла просто поднять руку и снять две черешенки почти с самых высоких веток. Маленький выступ, проходящий по периметру всего дома, помещал меня раньше всю. Двумя ножками я ходила по тридцатисантиметровой полоске бетона. Сейчас это был уже подоконник, на котором едва поместились бы мои руки. Да, и мой маленький капитанский мостик стал ещё меньше. В полный рост перила упирались мне уже в коленки, а не в грудь. От этого становилось грустно. Очень. Все, что в масштабе моего детства казалось необъятным и недосягаемым, теперь было доступно на расстоянии вытянутой руки. Всё, кроме него. Далекого замка моих грез. Он стоял на том же месте, немного в стороне от остальных домой, такой же заброшенный, с большой аркой посредине. А перед ним лежало тоже поле, только уже намного меньше и дерево, одно у дороги. Прошло так много лет, думала я, глядя в горизонт, а он всё стоит, мой замок. А ведь я хотела сходить и посмотреть на него вблизи. Может быть, это никакой и не замок? А всего лишь старый хлев или пустой цех какого-нибудь завода…

 

Сейчас я знаю точно, что до нашей дачи ходит тот же автобус, но можно доехать и на велосипеде, а лучше идти пешком. Мимо частного сектора одноэтажных домов, лабиринтов гаражей, старых заводов, водонапорной башни, красивенных садов и остановок, на которых по-прежнему можно встретить дачников с полными ведрами вишни и крыжовника. Там, где начинаются дачные участки, есть кладбище. На нем похоронена моя прабабушка. В самом начале, чуть левее от главной дорожки. А четыре года назад там похоронили дедушку – через три могилы вправо.

За лесом есть пересохшая река и большое заброшенное здание. Когда-то тут был закрытый пансионат для больных туберкулезом. А сейчас остались только призраки.

Все дачи такие же, как и раньше кривые, только их стало больше. Новые, красивые дома, ровные дорожки, ухоженные сады. Где-то посредине – наша дача. Тут осталась кошка. Она здесь жила всегда, ловила мышей и приводила котят каждый четыре месяца. Сейчас она уже старая. Щурит глаза на солнце, вываливая худое брюхо на том месте, где когда-то росла клубника, и чувствует, что скоро умрет.

Два пустых курятника и такие же пустые огороды. Ветхий домик, еле дышащий и наглухо закрытые ставнями окна. Внизу – палуба, давно заставленная никому не нужными вещами. Где-то среди них виднеется кусок обшарпанного штурвала. А над ней, четко по периметру – маленькая пристройка, два на полтора метра. Сейчас до нее не добраться – все двери закрыты, но я то знаю, какой вид открывается с этого мостика – поле, желтое, бескрайнее и дерево, одно у дороги. Вдалеке поселок, много неба и…

 

09.04.08